Аромат грязного белья (сборник) - Михаил Армалинский

А вот тётка Нелл учила свою восьмилетнюю племянницу главной, вечно юной заповеди:

Каждая девочка сидит на своём богатстве, но не каждая это осознаёт.

Примечательно, что в своего будущего мужа Нелл влюбилась с первого взгляда и была ему верной (с её слов) и преданной женой в течение трёх лет, пока он не погиб. Нелл считала своё замужество самой счастливой порой своей жизни – а это был для неё период самой редкой ебли. После еженощных многочисленных мужчин Нелл обходилась двумя разами скучной ебли в неделю – муж её был специалистом по взлому сейфов, которые, по-видимому, в подсознании представлялись ему пиздами, а сами пизды его мало интересовали. И вот, несмотря на такую исключительно скромную половую жизнь, Нелл смотрела своему мужу в рот и не могла на него наглядеться – вот она, любовь-то.

Да и сам муж решил жениться на Нелл тоже не из-за её сексуальных достоинств, а лишь потому, что с ней, единственной женщиной, он, страдающий хронической изнуряющей бессонницей, мог проспать всю ночь напролёт. То есть он женился на Нелл по причинам прямо противоположным похоти – чтобы с ней спать в прямом смысле слова.

Он тоже был в неё по-своему влюблён, сделав-таки ей ребёнка. Но не дождался, пока родился сын, и был убит при очередном взломе пизды… простите, сейфа.

Так что в самой большой любви Нелл секса было – кот наплакал, потому что её муж, как уже говорилось, был не котом, а медвежатником.

Нелл начала свою карьеру с мечты каждой проститутки того времени – работать в роскошном публичном доме, где каждая женщина стоила по двадцать долларов – в нынешних долларах это – пятьсот, а то и больше. (В дешёвых борделях женщины продавались за пятнадцать центов.) Для многих проституток, с которыми Нелл работала, попасть в её публичный дом было тяжёлой и долгой борьбой. Так, одна из них начинала свою деятельность на речных кораблях, где её ебли в очередь матросы, а уплачиваемые за наслаждение монетки она клала в рот, так как ей, голой, их было больше некуда положить.

Супруги – владельцы борделя пеклись о своих девицах, как о родных, не обирали их, а учили уму-разуму. Хотя большинству проституток это не шло впрок – они тратили все заработанные деньги. А Нелл – шло: она стала откладывать деньги на банковский счёт, который завёл для неё владелец дома, и потом он отдал ей всё до цента, когда она ушла в содержанство.

Публичный дом был для Нелл настоящим университетом, по её собственному утверждению. Действовала поговорка: «с кем поведёшься, от того и наберёшься» – ведь клиентами в борделе, где работала Нелл, были самые известные и влиятельные люди Сент-Луиса, которые приходили туда как в клуб, вели за обедом беседы о политике, финансах, литературе, и Нелл впитывала не только их сперму (тогда презервативы в доме не пользовали), но и всесторонние знания. Она пишет:

Для меня содержательный разговор и есть учение, но без всякого утомительного напряжения.

В результате она не только научилась бегло читать, но и понимать, как устроен мир. Даже его литературная часть:

…начав читать романы, я находила в них только ложь и отговорки, прикрытые красивым многословием. Я поняла, что писатели просто опускают половину того, из чего состоит жизнь. В большинстве романов едва можно понять, есть ли у человека плоть, телесные органы, ходит ли он в туалет… Я не могу назвать ни единой книги, в которой герои ложились бы в постель просто для того, чтобы насладиться хорошей еблей и половыми органами своих партнёров. Вместо этого создаётся впечатление, что люди только и делают, что охают и причитают, заламывают в отчаянии руки и болтают надуманную чушь. Я не имею в виду… мусор – так называемые «грязные книжонки», ведь в любом случае это только смешные фантазии.

Так что Нелл прекрасно воспринимала литературу того времени, используя критерий жизненного правдоподобия, но не находя его в литературе вообще: в благопристойной литературе ебли не имеется, а в порнографической она такая, которой в реальной жизни не бывает. То есть Нелл ущучила специфику литературы, цель которой – вводить читателя в заблуждение, вызывая при этом подленько приятные ощущения.

Специфику литературы своего времени Нелл профессионально подмечала и в самих производителях литературы, ведь среди её клиентов было немало писателей:

Вдохновенная болтовня поэтов – это всегда высокопарная мастурбация, и больше ничего.

Далее она выносит суровый приговор:

Писатели лучше говорят, чем ебутся.

(Ну как мне не горевать, что она уже умерла?! – не ринуться уже к ней, чтобы постоять за писательскую братию, а точнее – только за себя.)

Нелл ставила музыкантов по сексуальным способностям значительно выше писателей, ведь те вообще не говорят, а только пиликают, зато они ублажали её повсеместно, то есть гармонично. Вот она – вечная музыка.

Это вовсе не значит, что Нелл не понимала силы слова – она сама ею постоянно пользовалась, то и дело замечая, как люди боятся слов:

Если бы всех нас меньше шокировали слова, то мы все были бы здоровее.

Нелл приходит к великой истине, которую теперь любят время от времени произносить, но так и не научатся повсеместно воплощать:

Слова «аномальный» или «извращённый» при настоящем сексе между мужчиной и женщиной не несут никакого смысла.

Вот человечество существует тысячи лет, а эта основа отношений между любовниками по-прежнему требует защиты от законов, созданных для истязания людей за то, что они смеют испытывать наслаждение. Сексуальные законы в обществе обращены против людей, они отдают людей на расправу моралистам-истязателям-убийцам, которым даются права вершить любые беззакония, основанные на их трактовке якобы божественных повелений. А по сути, любой закон, ограничивающий секс (за исключением такого, что несёт боль или доводит до крови – каковыми были ограничения в Неллином борделе), должен считаться несправедливым, а люди, пытающиеся его провести, – самыми опасными преступниками.

Но задача общества – под предлогом «очищения нравов» наживаться на человеческих страстях, ставя похоть вне закона и тем искусственно взвинчивая цены за её удовлетворение. Ярким примером такого приёма являлось введение сухого закона в Америке, который лишь способствовал повышению цен на алкоголь. Этот закон не удержался долго, потому что его всенародно нарушали и он слишком нарочито шёл против человеческой жажды счастья, находить которое в алкоголе даже при сухом законе было более доступно для всех, чем находить счастье в разнообразной ебле. Если бы, например, разрешили пить алкоголь по домам, но не разрешали бы пить вне дома, то этот закон продержался бы значительно дольше, ибо он скопировал бы успешное многовековое притеснение секса: «ебись дома с женой, но больше нигде и ни с кем». Этот закон даёт хотя бы минимальный легальный выход сексуальной энергии, но конечно же всё равно повсеместно нарушается, хотя продолжает существовать. А ошибка сухого закона была в его тотальности – он загонял человека в тупик, и потому народ взбунтовался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});