Метро 2033: Путь проклятых - Игорь Вардунас

Ясно ведь, что недолго осталось. Системы Убежища питались от атомного ресурса лодки, ход автономных систем хоть и был рассчитан на приличное количество времени, но на таком холостом движке они недолго протянут.

На второй месяц начались перебои с электропитанием, стали потихоньку чахнуть овощные и грибные фермы. Все чаще коридоры и помещения бункера освещались неровными сполохами аварийного освещения, к которому загнанные под землю люди стали потихоньку привыкать, выбора-то у двуногих кротов особого не было.

К началу третьего месяца обесточенная продовольственная ферма и другие инфраструктуры пребывали на грани полного запустения.

И тогда в Убежище случился переворот.

Обитатели бункера разделились на два лагеря – тех, кто верил в возвращение лодки, и тех, кто нет. Первых, конечно же, оказалось меньше, чем последних. Суровая реальность и перспектива вымирания уверенно брали свое. И довольно скоро, пользуясь шатаниями среди выживших, оппозиция устоявшегося Совета старейшин взяла власть в свои руки. Начальника службы безопасности, как воплощение грубой и простой силы, Евгения Ветрова с легкостью переманили на свою сторону, попросту увеличив его семье дефицитную пайку. Да и вообще все произошло как-то само собой, без возни и выстрелов. Перетекла одна власть в другую и… собственно, все.

Посреди ночи к Ерофееву постучались. Собирайся, мол, дед. Собрание новых старейшин будет.

– Да иду уж, иду.

И на том собрании скинули Лериного кормильца, пнув под самую шляпку, как старый гриб.

Не приплывет обратно лодка, сгинули, потонули или вообще на хрен к черту на кулички дернули.

– Но позвольте, – пытался возражать Ерофеев. – Никакой информации о них нет. Может, все и обойдется. Ведь у них миссия.

– Вот именно, что никакой информации, – рубил сплеча Фома Боровиков, отец несостоявшегося Лериного жениха, который с самого начала был подстрекателем и занял позицию руководителя оппозиционеров. – Миссия могла быть спланирована диверсантами, чтобы украсть у нас лодку, разве не так, товарищи? И твоя пигалица помимо прочего от моего сбежала. – Оратор посмотрел на сидевшего тут же сына Виктора. – Может, это ты все и подстроил, а?

– Да какое подстроил, – разводил руками Ерофеев. – Все ведь под одной крышей сидим. Кто ж знал-то.

– Вот именно. И нашей первостепенной задачей является укрепление и обустройство Убежища, а также быта всех его обитателей. И если мы продолжим слушать эти пустые россказни о том, что кто-то откуда-то собирается вернуться, мы поставим нашу общину на грань вымирания.

– Они вернутся, – заявил Ерофеев. – И ты, и я это знаем.

Он прекрасно понимал, что к его мнению прислушивались многие, и в оппозиции его считали сильным противником. Поискал среди собравшихся знакомые по старому Совету лица, но никого не нашел. Вот, значит, как…

Переворот. Смена власти.

– Да чего ты все заладил: вернутся, вернутся. Пайку, может, тебе удвоить или в отсек получше перевести?

– Купить хотите, – улыбнулся в бороду Ерофеев. – Чтобы в молчанку играл и народ попусту не гоношил. Только знаю я, что для власти вам все это надобно, зады помягче устроить, а на остальных плевать. А людям надежда нужна. Нет, Фома. Ни к чему мне твои подачки.

– Людям нужны не пустые россказни да надежды. А результат! Ре-зуль-тат, слышишь меня? По-хорошему всех бы вас, тебя и остальных, к стенке – за то, что оставили нас без лодки, – прорычал Боровиков. – Вырезать под корень, и дело с концом. Нам по вашей милости теперь все с нуля поднимать.

– Ну, вырежешь ты, а дальше-то что? – спокойно парировал Ерофеев. – Делу это никак не поможет.

– Ну что ж, – с показным сожалением вздохнул Боровиков. – Все свидетели, я пытался. А посему Александр Петрович Ерофеев отстраняется от места в Совете без дальнейшего права голоса. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. На этом на сегодня все, товарищи.

И разжалованный дед уныло поплелся в свою конуру, теша себя тем, что, по крайней мере, совесть его перед собой и перед остальными была чиста.

* * *

В тот день, как, впрочем, и во все остальные за последние несколько месяцев со дня отплытия «Грозного», Юрик встал ни свет ни заря. Поцеловав мать, натянул мешковатый рабочий комбинезон и, наскоро позавтракав в столовой грибной кашей, пахнущей железом от воды, направился на нижние ярусы в техпомещения. В отсек, который среди работников коротко назывался «Трек».

Там, в просторном помещении с низким потолком, в полумраке стояло две дюжины велосипедов и спортивных тренажеров, подключенных к поставленным у противоположной стены аккумуляторам. У велосипедов на задних колесах вместо шин были намотаны хомуты. Кисло пахло озоном. Напротив каждого агрегата на стене висел плакат или выцветавшая фотография, на которых были различные изображения – то пейзажи или панорамы давно канувших в Лету городов, то красивые девушки в соблазнительных позах, застывшие давным-давно, словно выхваченные у вечности привидения.

Выбирай, что больше нравится, садись и крути педали всю смену, добывай драгоценное электричество.

И Юрик уезжал. Привычно садился на потертое кожаное седло и отправлялся далеко-далеко, куда-то в другой, утраченный волшебный мир, которого он никогда не знал.

У него была своя любимая картинка, хотя и на других, не столь одетых девушек он нет-нет да украдкой поглядывал.

На небольшой, не более обычного бумажного листа реп-ро-дук-ции, как назвала ее мама, выдернутой когда-то из журнала, была изображена девушка в старинном платье и корзиной фруктов в руках. Она сидела на ступенях величественного здания, а ступени в свою очередь спускались в канал с водой, где плавали расписные лодки, в которых сидели господа и дамы, прятавшиеся от яркого солнца под раскрытыми зонтиками.

Крутя педали, Юрик каждый день уезжал к этой девушке. Придумывал ей различные имена, представлял, как пробует все эти незнакомые фрукты. Должно быть, у них просто немыслимый, восхитительный вкус.

Попадая в картинку, Юрик мысленно махал людям в лодках и был в любой момент готов защитить прекрасную барышню от неведомых злодеев – как отважный Дон Кихот, книжку про которого ему подарила родительница на последний день рождения.

В таких мечтах время проходило незаметно, и мальчишка зачастую даже перерабатывал смену, будучи не в силах вырваться из сладостного мира грез.

А возвращаясь с другими ребятами после работы и общего ужина в свой отсек, он вспоминал Леру. Может, девушка на репродукции напоминала ее? Или это просто была игра света от нарисованных лучей солнца в волосах незнакомки, отчего они казались огненно-рыжими?

Интересно, как она там? Как продвигается их путешествие? Наверняка Лерка и остальные уже увидели столько всего интересного! Черт! И почему он не сиганул тогда с ней? Но кто бы позаботился о маме, ведь кроме него у нее больше никого нет… Нет. Все правильно. Его место рядом с ней, ведь он мужчина, добытчик. Ну, по крайней мере, будущий. Мальчишка на это горячо надеялся и бегал встречать практически каждый возвращавшийся рейд с поверхности.

Как же ему хотелось быть таким, как они! От накатывавшей зависти каждый раз предательски горели уши. Все это их снаряжение, бронежилеты, шлемы и приборы ночного видения, а оружие… Юрик спал и видел себя в отряде, исследующим поверхность. И он обязательно будет возвращаться. И однажды увидит, наконец, собственными глазами загадочные облака, про которые столько раз рассказывала Лерка. И каждый раз будет приносить маме какую-нибудь диковину с поверхности. Вот увидите. Дайте только срок.

Убаюканный такими мечтами, он засыпал, чтобы на следующий день встать ни свет ни заря вместе с матерью, трудившейся в швейном цехе, и побежать на свидание к розовощекой дуэнье, проводя с ней ежедневно положенные восемь часов. Юрик старался не жалея сил и вместе с оставшейся горсткой людей продолжал верить, что однажды лодка все-таки вернется.

Вот поскорее бы!

Нередко он наведывался и в секретное Лерино место – ствол вентиляционной шахты, в надежде услышать ту самую таинственную мелодию. Но загадочный уголок оставался безмолвным, словно играл с ним и не торопился раскрывать секреты. Из густого сумрака не доносилось ни единого звука, разве что шелестел воздух в металлических коробах.

И каждый раз, посидев немного на куске ржавой арматурины, как некогда Лера, мальчишка возвращался в свой отсек несолоно хлебавши. Что же такого было в девушке, чего не было в нем, ломал голову Юрик. И все равно продолжал приходить.

А вдруг.

Несмотря на тяжелые времена, жизнь в Убежище шла своим чередом. Дети росли, грибы на ферме худо-бедно поспевали, дававшая мясо скотина с грехом пополам размножалась… Карабкались кое-как.