Красные камни Белого - Вадим Панов

Мне нравится.

Ласковый голос разрушает запреты, открывая чарующий мир соблазна и чувственных наслаждений. На щеках проступает румянец, но не стыда… Нет, совсем не стыда.

Это знак желания.

– Тебе нравится?

– Мне нравится.

Глаза закрыты, но так даже лучше. Шею щекочет горячее дыхание… Уже не теплое – горячее, наполненное страстью.

Чье это дыхание? Не мое…

– Тебе нравится?

– Не останавливайся. Прошу…

Губы нежно скользят по коже, заставляя дрожать от возбуждения. Мысли путаются, но они сейчас не нужны. Сладость рухнувших запретов накрывает с головой, и думать не хочется. Только не сейчас. Не когда сплетаются тела, а умелые прикосновения заставляют трепетать струны.

– Не сейчас…

– Что?

– Продолжай.

Голос срывается. Это мой голос? Мой. Мне хорошо. Нет больше запретов и стыда. Нет стены и преград. Я живу полной жизнью. Мне хорошо.

– Я всегда этого хотела.

– Я знаю.

Да, ты знаешь все. Я – раскрытая перед тобой книга. И каждая моя страничка шепчет: «Прочти именно меня…»

Тонкий запах желания смешивается с ароматом красного вина. Нежное дыхание губ дарит тепло.

– Я свободна.

– Мы свободны.

Путаются мысли и волосы… Волосы путаются с волосами, а губы – с губами.

Как же сладок поцелуй…

Он вызывает томление и заставляет выгибать спину, потому что я хочу, чтобы поцелуев было много. Чтобы они осыпали все мое тело.

Запретов больше нет. Я могу делать все, что захочу…

* * *

– Отлично выглядите, дамы. Не побоюсь этого слова – потрясающе.

– Шутишь?

– Спасибо, Грозный.

Прежняя одежда – модный брючный костюм и платье, – безжалостно выброшена, так же, как и красивые, но совершенно не подходящие для горных троп ботиночки. Теперь девушки выглядели настоящими путешественницами. Худенькая Куга заправила черные брюки в сапожки на низком каблуке, а поверх длинного теплого свитера надела залихватское черное полупальто, став похожей на дерзкую эмансипе, верную последовательницу новомодного феминистического движения. А вот Привереда, как ни странно, оделась гораздо проще: грубоватые цепарские штаны с накладными карманами, крепкие башмаки, тельник, шарф и теплая цапа. По дороге из «салона» Куга не удержалась, подначила спутницу пару раз, и только теперь сообразила, что хитрая Привереда скопировала наряд Грозного.

«Сука!»

– Я не шучу, – продолжил тот. – Я действительно считаю, что вам идут ваши новые наряды. Настоящая дама должна идеально выглядеть при любых обстоятельствах.

– Я тоже так думаю, – немедленно встрял Рыжий.

– И я, – не отстал Тыква.

– Но здесь достаточно тепло, и вы можете снять верхнюю одежду.

Рыжий и Тыква тоже позаботились о себе. Первый избавился от костюма, сменив его на комбинезон техника, башмаки и куртку, а второй обзавелся теплым свитером.

– И вам обоим спасибо, – пробурчала синеволосая.

Она чувствовала себя обманутой.

– А еще я нашла три пары солнцезащитных очков, – добавила Привереда.

– Очень полезная вещь, – не удержалась Куга.

– В горах – очень, – серьезно произнес Грозный. – Привереда, ты молодец.

– Я знаю. – Девушка подошла к лысому и прищурилась: – Ты побрился!

– Приятно, что, даже переодевшись, ты осталась собой, – улыбнулся тот. – Еще я принял душ.

– Что?! – не выдержала Куга. – Где?!

– В каюте первого класса.

– Но как?

– Разделся, открыл воду, тщательно намылился…

– Грозный!

– Катастрофа случилась не так давно, баки с горячей водой не успели совсем остыть.

– А мы не подумали.

Девушки переглянулись, чувствуя себя последними дурами.

– Может, вернемся к насущным делам? – хмуро предложил Тыква, который даже не удосужился умыться. – В конце концов…

– В конце концов, нет ничего важнее горячего душа. – Грозный подмигнул девушкам. – Но Тыква прав – мы должны обсудить ситуацию.

Они собрались в кают-компании «Белой стрелы», в большом помещении, обставленном удобными креслами и диванами. Обыскавший камбуз Тыква позаботился об угощении – на длинном столе оголодавших путников поджидали милетулский окорок – настоящий, с красным перцем, нежная паланская ветчина, толстые верзийские колбасы, изысканный сыр – голова бесподобного «Этонама», свежие овощи, фрукты и две бутылки вина. Восхитительные запахи дурманили головы, заставляли бросать на стол жадные взгляды, однако набрасываться на еду не спешили – пребывание в цеппелях вернуло путешественникам хорошие манеры.

– Какое вино предпочитают дамы? – светским тоном осведомился Грозный.

– Белое.

– Белое.

– Тыква?

– Уже.

Спорки ловко вскрыл бутылку и наполнил бокалы девушек.

– Мне красное.

– Как скажешь.

– Прошу к столу.

Ненавязчиво, можно сказать незаметно, получилось так, что они оказались «в гостях у Грозного». Он распоряжался, вел беседу и без колебаний занял место во главе стола. И он же дал сигнал к обеду, подняв тост:

– За наш первый успех.

– За подарок судьбы, – поддержала Привереда.

– Побольше бы таких, – проворчал Рыжий.

– А я предпочла бы не такой роскошный цеппель, зато летающий, – вздохнула Куга.

– А я предпочла бы горчицу, – светским тоном произнесла Привереда, положив себе в тарелку изрядный кусок ветчины.

– Прошу. – Тыква, освоившийся с ролью стюарда, подал девушке фарфоровый судок. – К сожалению, придется обойтись без горячего – шеф-повар отсутствует.

– Отсутствуют все, – добавила Куга. – Я не видела ни одного тела.

– Никто не видел.

– И это вторая загадка нашей катастрофы, – громко произнес Грозный.

– Вторая?

– Первая и самая главная – вид наших цеппелей. Мне он показался… гм… странным.

– Странным – очень легкое определение, – сказала Привереда. – Я до сих пор не могу прийти в себя.

– Почему отсутствие людей – загадка? – спросила Куга.

– Потому что получается, будто все они бросились в Пустоту.

– Катастрофу сопровождал Знак? – предположил Рыжий.

– Очень сильный Знак, который пришел ко всем пассажирам и членам экипажа. – Грозный покосился на Тыкву, и тот наполнил его бокал. Остальным пришлось ухаживать за собой самостоятельно. – О таких Знаках рассказывают легенды, но свидетелей, насколько я помню… точнее – не помню, не было.

– А почему ты назвал эти цеппели нашими?

– Потому что обнаружил вот это. – Грозный повернулся на стуле, взял прислоненное к стене оружие и расстегнул чехол.