Петр Великий - Мэтью Андерсон

С государственными фабриками дело обстояло совсем по-другому. Здесь было самым обычным явлением повсеместное приписывание к предприятиям крестьян, его возрастающий масштаб и трудности, которые оно порождало, были невыносимо тяжелы. В последние годы жизни Петра вырисовывалась возрастающая тенденция расценивать государственных крестьян как постоянный резерв рабочих, отдаваемых в распоряжение правительства для любых целей, так что ко времени его смерти из приблизительно 54 000 человек, приписанных только к металлургическим работам, подавляющее большинство принадлежало государству. Во-первых, часто эти приписанные крестьяне должны были строить фабрики, а после того, как они были построены, те же рабочие поставляли дрова для топлива, жженый древесный уголь, выполняли широкий спектр услуг и даже обеспечивали учеников, которые должны были обучаться для квалифицированной работы. В развитии промышленности в России принуждение не могло преобладать так сильно, как оно доминировало в росте вооруженных сил, и все же к нему обращались часто и в крупных масштабах. Кроме того, на фабриках и в мастерских была практически армейская дисциплина. Ленивые, пьяные или просто небрежные рабочие наказывались не только штрафами, но и подвергались порке, заковывались в цепи или помещались в тюрьму. В развитии промышленности, как и во всем, что делал Петр, рост и прогресс, не доступные для чувств его подданных, мощь государства, а не индивидуальное благосостояние были ключевыми мотивами.

Несмотря на многие провалы и неудачные начинания, царствование Петра было временем больших достижений в развитий российской промышленности. Подсчитано, что к 1726 году, год спустя после его смерти, 52 % объема экспорта всей России состояло из простых мануфактурных товаров (главным образом, полотно, холст и железо)[106]. Некоторые из фабрик, основанных в течение этих лет, считались крупнейшими в Европе — например, фабрика парусного полотна в Москве, которая в конце царствования использовала 1162 рабочих. Важнейшая из всех, большая новая металлургическая промышленность, производившая железо и медь в огромных количествах, концентрировалась на Урале. Хотя железная руда была обнаружена там в 1620-х годах и в 1651 году там был построен маленький литейный завод, Тула, Олонец и некоторые другие области до конца семнадцатого столетия считались гораздо более важными производителями металлов. С конца 1690-х годов, однако, большие правительственные литейные заводы, построенные на Урале, — процесс, в котором А. А. Виниус, глава Сибирского приказа в течение нескольких лет после 1694 года и в течение некоторого времени близкий соратник царя, — сыграли решающую роль. Богатые рудоносные жилы, большие запасы топлива, переселение (часто принудительное) квалифицированных рабочих из Центральной России и использование приписных крестьян, чтобы выполнять работы низкой квалификации, — все это позволило резко увеличить выпуск продукции в 1699–1703 годах[107]. В то же самое время в области был организован первый завод по выплавке меди (снова по правительственной инициативе), и возрастающий спрос на этот металл для монетных дворов Москвы н С.-Петербурга скоро дал сильный толчок производству. Но минеральные богатства Урала эксплуатировались не только правительственными фабриками. Они заложили основу обширного благосостояния Никиты Демидова, неграмотного ремесленника из Тулы, который начал строительство ряда литейных заводов в 1716 году и стал самым крупным и наиболее успешным промышленником в России. Он был причислен к благородному сословию в 1720 году, а его семья пятью годами позже получила наследственное дворянство. Его быстрый взлет — выдающаяся иллюстрация возможностей, которые Петровский век мог предложить тем, кто был инициативен и достаточно удачлив, чтобы воспользоваться ими. Ко времени смерти Петра Урал был самой большой производящей железо областью в России и почти единственным источником меди. На работах этой отрасли использовалось около 30 000 приписных крестьян — количество, почти равное всему населению региона менее чем два десятилетия назад.

Из всех аспектов экономической жизни России это было такое развитие промышленности, которое вызывало личный интерес Петра и в котором он достиг больших успехов. В сельском хозяйстве картина была совсем иной. Отрасль постепенно развивалась, заселялись незанятые земли, особенно в пограничных областях и Южно-центральной России. Землевладельцы довольно часто переводили крестьян в эти области из более густонаселенных, но менее развитых областей севера и центра. Внутренняя торговля зерном увеличивалась с открытием рынков в Москве, С.-Петербурге, Архангельске, Вятке, Нижнем Новгороде и других городах. Также развивался рынок льна и конопли. Но ни одно из этих достижений не было обязано царю и его действиям. Действительно, имел место ряд скорее отдельных и разобщенных правительственных усилий с целью улучшить сельскохозяйственные методы и производительность. Петр, увидев в завоеванных балтийских провинциях превосходство косы над серпом, применил типичный метод прямой закупки нескольких тысяч кос и послал их в различные российские области, пытаясь распространить их использование. Усилия были сделаны и в поощрении овцеводства (здесь была важна потребность в шерстяной ткани для армейского обмундирования), и улучшении животноводства. Для этой цели были импортированы овцы из Силезии и основаны правительственные конные заводы. Были инициативы, чтобы стимулировать производство шелка; но экспертов из Италии привезли для этой цели только перед самой смертью Петра. И ни одно из его усилий не имело какого-нибудь большого или длительного результата. Совершенствование сельского хозяйства оценивалось ниже в списке официальных приоритетов, чем рост промышленности. Оно также представляло проблемы, и материальные и психологические, очень большой величины. Неграмотное и весьма традиционное крестьянство, глубоко недоверчивое ко всем новшествам, было постоянным препятствием всем попыткам изменить жизнь и одновременно готовым в любой момент лишить власти любого правителя или правительство — факт, очевидный для многих современников. Вебер, ганноверский посланник, чувствовал в отношении российских крестьян, что «их умы кажутся такими затуманенными, а их чувства такими притупленными рабством, что хотя им преподают наиболее очевидные усовершенствования в сельском хозяйстве, все же они не заботятся сойти со старого пути, думая, что никакой орган власти не может понять его лучше, чем делали их предки»[108].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});