Канкан для братвы - Дмитрий Черкасов

Зинаида Валерьяновна Коган взошла на трибуну, обозрела собравшихся и уставилась на пустую клетку.

– А где подсудимый?

Елена Виленовна Поросючиц, исполнявшая обязанности секретаря судьи, что-то прошептала на ухо низенькому капитану милиции. Конвоир кивнул и удалился.

Пока ждали виновника торжества, Коган барабанила пальцами по одному из томов дела и с нескрываемым злорадством поглядывала на Панаренко сотоварищи.

Глюка ввели сразу четверо охранников, завели за решетку и сняли наручники. Аркадий тут же уместился на скамье и положил ногу на ногу, приняв как ему казалось, вид невинного агнца.

Садист фыркнул.

– Ты чего? – шепнул Рыбаков.

– Да, блин, щас на Глюка посмотрел и понял, почему его спиногрыз первый раз произнес слово «папа» у клетки с гориллой...

Ортопед беззвучно затрясся.

– Ara, – серьезно сказал Горыныч, занявший место точно позади Дениса, и немного наклонился и вперед. – А еще сынуля лет до четырех думал, что его зовут «Заткнись», – Садист и Ортопед хрюкнули.

– Хорош веселиться, – тихо попросил Рыбаков. – Нас так из зала выведут...

Подсудимый повертел головой и сменил позу, пододвинувшись поближе к решетке. Он действительно сильно напоминал откормленную человекообразную обезьяну, по прихоти дрессировщика наряженную в слаксы и пуховый свитер с оленями на груди.

В зоопарке Глюк бывал не раз, радуя посетителей своим сходством с питомцами обезьянника, но после истории, происшедшей с ним в середине лета девяносто пятого года, перестал там появляться. В тот июльский день Аркадий прибыл на встречу, назначенную одному барыге у вольера с павлинами. Удачно обкашляв с бизнесменом возникшие финансовые проблемы и отправив его за деньгами, браток решил прогуляться, купил в ларьке напротив загона с жирафами литровую бутылку текилы и, прихлебывая янтарную жидкость, потопал по дорожкам, внимательно разглядывая обитателей парка развлечений и читая пояснительные таблички.

У бетонной ямы, на дне которой плескались изможденные жарой белые медведи, Глюк задержался и выслушал объяснения экскурсовода, рассказывавшей группе детишек о жизни арктических хищников. Дабы сверить свежеполученные знания с реальностью, браток перегнулся через ограждение и стал рассматривать могучих животных. И тут случилось непоправимое с точки зрения нормального человека – бутылка текилы выскользнула из кармана пиджака и плюхнулась в бассейн прямо перед носом у вожака стаи.

Любой другой на месте Клюгенштейна махнул бы рукой на пропавший напиток.

Но не Аркадий.

– Стоять, блин! – заорал Глюк, перебросил свое тренированное тело через парапет, съехал по наклонной стене внутрь загона и через секунду вступил в бой с обнаглевшим хищником, зацепившим десятисантиметровыми когтями чужую бутылку.

Из вольера громко матерящегося Клюгенштейна извлекала специальная бригада спасателей, призванная оградить занесенных в Красную книгу животных от полного истребления.

А чучело разорванного почти пополам полярного великана установили возле входа в зоопарк...

Секретарь Поросючиц быстро зачитала постановление судьи Коган о назначении заседания по рассмотрению жалобы гражданина Клюгенштейна на произвол следователей и его ходатайства об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, села на свое место и взяла ручку.

Зинаида Валерьяновна уставилась на Панаренко.

– Излагайте вашу позицию.

Ирина Львовна с достоинством приподнялась, взяла в руку лист бумаги и прочистила горло. Сидящий позади нее Ди-Ди Севен быстро сунул руку в пакет, извлек продолговатый темный предмет и положил его на освободившееся сиденье стула грозной следовательши.

Панаренко начала издалека, с характеристики на подсудимого, полученной ею от участкового, обслуживавшего дом, где был прописан Аркадий.

Не очень умный старший лейтенант творчески подошел к заданию и составил бумагу, в которой основной упор делался на «склонность гражданина Клюгенштейна к употреблению жидких лакокрасочных изделий» и на его тягу к хулиганским поступкам, выразившуюся в том, что он в январе двухтысячного года, в жуткий гололед «намеренно разлил тормозную жидкость перед крыльцом здания местной администрации».

– Также довожу до вашего сведения, – Панаренко дошла до последней строчки характеристики, – что, по оперативным данным, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году указанное лицо, работавшее грузчиком на конфетной фабрике, было лишено квартальной премии за низкий уровень культуры при очистке канализационного стока указанной фабрики. Число, подпись, – Ирина Львовна победно взглянула на адвоката.

– Это все, конечно, весьма интересно, – протянула Коган. – Но какое отношение данная характеристика имеет к сегодняшнему дню?

– Клюгенштейн – преступник! – выкрикнула Панаренко.

– Протестую! – Сулик Волосатый поднял руку. – Следователь оскорбляет моего подзащитного.

– Принимаю, – кивнула Зинаида Валерьяновна. – Переходите к сути дела.

– Хорошо, – злобно буркнула Ирина Львовна и схватила очередной листок. – Вот рапорт патрульных, на которых напал этот гражданин. Пожалуйста... «Избил младшего сержанта Маковского...», «Отобрал оружие у рядового Ханкина...», «Нецензурно выражался...», «Ударил ногой сержанта Конопелько в область крепления к телу полового органа так сильно, что с последнего слетела шапка...» [71]. Разве этого не достаточно?

По залу пронесся легкий шум. Ортопед выпучил глаза и повернулся к Денису.

– Это не я, – быстро сказал Рыбаков. – Они сами так написали. А я решил ничего не менять.

– Замечательно, – Коган спрятала улыбку. – Только вот в материалах дела я этого рапорта не обнаружила.

– Мы забыли его приобщить, – сонный Нефедко поднял голову.

– Попрошу исключить данный рапорт из круга рассматриваемых документов, – Волосатый обличительно ткнул перстом в сторону Панаренко.

– Принимается, – согласилась Зинаида Валерьяновна.

– Это произвол! – взвизгнул Нефедко.

– Я делаю вам первое предупреждение, – Коган мрачно посмотрела на съежившегося следователя прокуратуры. – Еще одна такая заявка на успех, и я прикажу вас вывести. – Судья зашелестела страницами уголовного дела.

Панаренко наклонилась к Ковальских-Дюжей и что-то прошептала. Та поджала губы и бочком выбралась из зала.

– Черт! – Рыбаков проводил следовательшу взглядом.

– Что такое? – обеспокоился Ортопед.

– Так, – Денис толкнул локтем Садиста и приподнялся. – Пропусти меня...

Опасения наблюдательного Рыбакова оправдались. Когда он выбрался из зала, Ковальских-Дюжая уже выписывала санкцию на задержание Клюгенштейна «по вновь открывшимся обстоятельствам» и инструктировала двоих рубоповцев.

«Так я и знал, – подумал Денис, медленно проходя по коридору якобы в поисках нужной двери и прислушиваясь к словам следовательши. – Перестраховались... Что ж делать-то?! Сейчас позовут СОБР, благо он рядом сидит, и кранты...»

Окрыленные выписанным постановлением и возможностью помахать кулаками рубоповцы побежали на выход. Надежда Борисовна с гордой ухмылкой вернулась в зал. Рыбаков огляделся. На лестничной площадке бурчал и извивался толстый шланг, откачивавший фекалии из туалета на третьем этаже.

Денису пришла в голову прогрессивная мысль.

Он рванул дверь ближайшего кабинета и просунул голову внутрь. Никого. На столе, как и во всех кабинетах официальных учреждений, торчал письменный прибор. Рыбаков схватил ножницы и пулей выскочил в коридор.

Грохнула дверь с улицы, и тамбур первого этажа заполнили автоматчики в бронежилетах, возглавляемые рубоповцем с постановлением Ковальских-Дюжей в руке.

– Ждем! – громко сказал руководитель группы захвата.

Собровцы немного расслабились.

Денис перекинул шланг в проем лестницы и вонзил в резину острые лезвия, вспарывая оболочку как можно глубже. Сквозь разрез хлынула бурая жижа и спустя две секунды на столпившихся в маленьком тамбуре милиционеров обрушился вонючий поток.

Рыбаков отскочил назад. Струя фекальных вод забрызгала шлемы, ударила в стену и окатила собравшихся. От вопля, раздавшегося одновременно из десятка глоток, заложило уши. Промокшие и липкие от судейского дерьма собровцы ринулись на выход. Последним на улицу вылетел офицер, сжимавший в кулаке то, что осталось от постановления. Поручение Ковальских-Дюжей было забыто.

Остро пахнущие стражи порядка бросились к своему микроавтобусу, откуда через секунду выпал зажимающий нос водитель. Один из собровцев занял его место, взревел мощный двигатель и машина, перескочив через трамвайные пути, унеслась в направлении улицы Чайковского.

Денис вымыл руки, послушал горестные стенания ассенизаторов, мечущихся по обгаженной лестнице, и вернулся в зал заседаний, где Панаренко пыталась убедить судью в том, что место гражданина Клюгенштейна – только за решеткой, а на свободе он будет представлять немыслимую опасность для окружающих.