Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма

внедрение варочного котла, – на Кубе уже существовала осознающая себя экономическая элита51. Этот класс обретал все больше влияния благодаря притоку торговцев, инженеров и плантаторов из Северной Америки, а также с других Карибских островов, материковой части Латинской Америки и, конечно же, из Европы52.

Место Кубы в авангарде тропического сельского хозяйства было плодом тесного сотрудничества кубинской буржуазии, испанского двора и международных банков. За счет ссуды, гарантом которой выступила королева Испании, 19 ноября 1837 года на Кубе была проложена первая железная дорога, сократившая транспортные издержки более чем в десять раз. Ее построил американский инженер, а спонсировала английская компания Robertson Bank. С 1850-х годов дом Шрёдера, ведущий свое происхождение от гамбургских сахарных торговцев XVIII века, играл ключевую роль в расширении железных дорог, построив сеть общей протяженностью в 1252 км, позволившую плантациям распространиться вглубь острова. Внедрение узкоколейных путей в поместьях дало заводам возможность получать тростник с площадей гораздо более обширных, чем раньше. Пароходы перевозили сахар в иностранные порты, а телеграфные кабели мгновенно доставляли новости, связанные с бизнесом, еще с 1844 года. Открытие угольных пластов возле Гаваны, значительно облегчающее расширение кубинской железнодорожной сети, было для плантаторов еще одним подарком судьбы53.

Пар и сталь стали неотъемлемой частью производства сахара. Тем не менее пошлины, наложенные Британией и США, препятствовали производству сахара высокого качества. Это замедляло внедрение вакуумных варочных котлов в производство: к 1863 году только 20 % кубинского сахара производилось с использованием этого высокотехнологичного оборудования – намного меньше, чем на Яве, хотя в последующие десятилетия этот показатель возрос. Ярким примером технологического искусства элиты кубинских плантаторов стала прекрасно иллюстрированная книга Los Ingenios («Сахарные мельницы»), написанная Хусто Херманом Кантерой54.

Для работы с кубинским оборудованием требовались механики, и приглашали их из Британии, центра промышленной революции того времени. К началу 1850-х годов на Кубе по найму трудились уже более шестисот инженеров, в основном, опять же, британских, а в 1860-х – свыше восьмисот. Эта маленькая армия играла стратегическую роль не только в кубинской экономике, но и в глобальном развитии тропического сельского хозяйства, поскольку именно инженеры дали Кубе возможность превзойти многих других экспортеров сахара. Ява точно так же стала свидетелем медленно возраставшего притока технически подготовленного персонала из-за границы55. Приезжающие механики имели ранг инженеров, и их труд оплачивался соответственно. На Яве их жалованье было сравнимо с тем, которое получали граждане колонии на руководящих постах. До начала гражданской войны в США инженер в Луизиане мог зарабатывать в месяц $150 или больше, и многие приезжали из долины верхней части Миссисипи, а также из Индианы, Огайо или Иллинойса лишь ради сезона помола56.

Вместе с инженерами в колониях начали появляться и местные ремонтные мастерские. Под влиянием амстердамского промышленника Пауля фон Влиссингена – которому впоследствии предстояло стать партнером в компании Derosne&Cail – голландское правительство в 1835 году отправило на Яву Якоба Байера и еще двух экспертов по чугуну. Мастерская Байера в Сурабае, в которой к 1860 году работало 750 человек, равно как и многие другие заводы, владели своими кузнями, часто обслуживающими фабрики, расположенные по соседству. На Яве владельцы сахарных заводов, постепенно начинающие осознавать себя как промышленников, основали Нидерландско-индийское промышленное общество. В то же время на Французских Антильских островах машины можно было починить только в том случае, если в порту стояли корабли с инженерами на борту57.

Во французских колониях новое поколение производителей сахара, получивших прекрасное образование и располагавших помощью группы инженеров из метрополии, сумели быстро повысить технологический уровень своих заводов. Эти мастера по-настоящему «руководили игрой» и по большей части были связаны с компанией Cail&Cie, которая часто спонсировала проекты, связанные с ее машинами на усовершенствованных заводах, основанных креольскими семьями на Французских Антильских островах. От котлов Ветцеля избавились – на их место пришли центральные заводы с вакуумными варочными котлами, на каждый из которых свозили тростник с близлежащих поместий. Французские обозреватели сообщали, что эти центральные заводы демократизировали сельскохозяйственные отношения, поскольку служили как крупным, так и мелким фермерам, выращивавшим сахарный тростник, при помощи передовой промышленной технологии58, ведь, как уже было сказано, технологический прогресс и перемены в обществе были неразрывно связаны.

Финансирование плантаций

Как правило, финансирование расширения плантационной торговли происходило за счет прибылей с самой плантации. Получению нового банковского капитала мешало имперское законодательство, которое обычно ограничивало обязательства поместий перед кредиторами – юридическая практика, восходящая ко временам появления на американском континенте первых сахарных мельниц59. Законодательство существовало как для того, чтобы побуждать первопроходцев строить мельницы, так и для того, чтобы не позволять кредиторам уничтожать поместья, не выполнившие обязательств по долгу, путем разделения и продажи живущих там рабов60. Англичане защищали мельницы с меньшим рвением, чем французы, португальцы и испанцы, но, как заключил историк-новатор Ричард Парес, изучавший экономику Вест-Индии XVIII века, «ничто не могло в полной мере препятствовать тенденции колониальных сообществ благоволить интересам местных должников и выступать против их кредиторов, находившихся в Европе»61. Благодаря этому лишь наиболее влиятельные плантаторы-торговцы, такие как Ласселлсы, Бекфорды и Пинни, имели достаточно рычагов влияния, чтобы лишать должников прав на собственность и, следовательно, выступать в качестве банкиров, приводящих в движение капитал владельцев плантаций62.

Отдача плантаций под залог на основе цены поместья была исключением из правил до середины XIX века. В XVIII столетии голландцы внедрили революционный финансовый инструмент – договорный займ для Суринама и Голландской Гвианы – но эта схема провалилась из-за переоцененной стоимости финансовой гарантии во время подъема деловой активности. Вскоре, когда ситуация ухудшилась, оказалось, что плантаторы не в состоянии заплатить проценты63. В начале XIX века банки Луизианы увеличили сумму ссуд под заклад плантаций до 50 % от цены собственности при ставках в 6–8 %, но Луизиана была исключением, и финансовый кризис 1837 года положил конец этим соглашениям64.

К середине XIX столетия почти все правительства запретили своим банкам давать ссуды по расширенным закладным, гарантией которых выступало имущество плантатора, обеспечивающей законодательную защиту от кредиторов65. В игру вступили торговые дома: они ссужали деньги под залог урожая и выпускали закладные под залог кораблей, принадлежавших работорговцам, а в Луизиане даже принимали рабов в качестве финансовой гарантии исполнения обязательств. В Европе фирмы, выдавая ссуды, заставляли должников отправлять им на консигнацию урожай. Тем не менее, постоянно снижающиеся цены на сахар серьезно уменьшили доходность сахарных поместий. Чтобы защититься от возросших рисков, торговые дома подняли процентные ставки, что загнало плантаторов в еще более сильные долги и тем самым увеличило риск их банкротства66. Очевидно, что выход