Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

Свечи погасли, а они все говорили и говорили. Несколько раз Тео упомянула, что утром покидает дом. Но Джеймс вел себя вполне разумно – ничего общего с грубым свирепым дикарем, схватившим ее в холле. Потом он проводил ее по лестнице наверх, довел до спальни и поклонился как истинный джентльмен. После чего удалился.

И лишь когда Амелия уложила ее в постель, Тео осознала, что немного опечалена. «Неужели летучая рыба – достаточная для него причина, чтобы пропадать столько лет? – думала она. – Какой же дурой я была когда-то». Так или иначе, но мысли о друге детства никогда не оставляли ее. И теперь, когда возмужавший вариант этого друга – такой обаятельный, с изысканными манерами – улыбался ей через стол, она хотела большего. Хотела, чтобы он любил ее так, как когда-то. Но он, очевидно, очень изменился…

Несколько часов Тео пролежала без сна, уставившись в темноту, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Хотя Джеймс сказал, что не заходил в гавань к той принцессе, скорее всего он это сделал. И, судя по его улыбке, «гавань» эта была весьма соблазнительной. С пышными формами, без сомнения.

Тео могла быть обаятельной, вполне возможно, но соблазнительной – никогда. Ее старые мучительные раны разбередились, и к середине ночи Тео пришла к заключению: как бы ни были прекрасны шелка и атласы, в которые она одевалась, она по-прежнему ощущала себя «гадкой герцогиней», и это наводило ужасную тоску и уныние; ее переполняла жалость к себе.

На следующее утро Тео проснулась страшно сердитая, главным образом на себя, хотя немного и на Джеймса тоже. Разве он не мог держаться в стороне и жить своей собственной жизнью со всеми этими золотыми островитянками, с их потайными бухтами… и всем остальным?

А она стала бы счастливой вдовой. Нашла бы мужчину с умными глазами и худощавым лицом. Он был бы сильным, но худым. К тому же очень добрым и хорошо воспитанным. После минутного колебания Тео наделила этого мужчину чуть длинноватым подбородком. Красавец ей был не нужен.

Ей то и дело вспоминалось, как приветливо и благожелательно смотрел на нее Джеймс через стол накануне вечером. И как вежливо и дружелюбно задавал ей вопросы – в точности как доброжелательный дядюшка, c которым она почему-то долго не виделась.

Когда Тео наконец спустилась к ленчу, внизу ее встретил Мейдрон.

– Ситуация возле дома только ухудшилась, – сообщил он, едва поспевая за хозяйкой, устремившейся к столовой. На завтрак Тео выпила лишь чашку горячего шоколада и чувствовала, что очень проголодалась.

– Ухудшилась? – спросила она. Не дожидаясь, когда дворецкий отворит перед ней дверь в столовую, Тео открыла ее сама и вошла.

Джеймс сидел за столом, ел что-то, напоминавшее половинку жареного поросенка, и читал газету. Заметив жену, он поднял голову и встал.

– Прости, что начал без тебя. Я ошибочно подумал, что ты не придешь к ленчу. Решил, что ты поешь в своей комнате.

– Я никогда не ем у себя в комнате, – сказала Тео, с трудом сохраняя спокойствие.

Джеймс приподнял бровь и вопросительно взглянул на Мейдрона. Потом снова посмотрел на жену.

– Выходит, ты не завтракала? Неужели никто в этом доме не понимает, что ты превратишься в высохшего дервиша, если не будешь питаться регулярно?

Слуга выдвинул для нее стул, и Тео опустилась на него. Съев кусочек форели, приготовленной с очень небольшим количеством масла, она почувствовала себя значительно лучше.

А Джеймс больше не говорил ни слова. И он к тому же не перестал читать газету. Если такова и была семейная жизнь, то Тео не хотела для себя ничего подобного. Правила вежливости делают жизнь сносной. А если человек уткнулся в газету, вместо того чтобы вести учтивую беседу, то он может с тем же успехом присесть на корточки перед очагом и, как дикарь, пожирать обуглившиеся куски мяса.

Мейдрон предложил три различных десерта, каждый из которых держал слуга, выступивший вперед одновременно с двумя другими. По крайней мере не все в ее хозяйстве развалилось. Тео указала на грушевый торт.

– Подайте и мне кусок того торта, – протяжно произнес Джеймс с другого конца стола.

Мейдрон, сопровождаемый слугами, обошел стол.

– Зачем все это?… – в раздражении сказал Джеймс. – Не было никакой необходимости подходить сюда. Мне вот тот. – Он указал на торт своей вилкой.

Тео показалось, будто воздух обжигает ей грудь – словно она вошла в кузницу. Но она начала есть свой торт, пытаясь игнорировать тот факт, что Джеймс все еще продолжал читать. И посмеивался во время чтения, не потрудившись сообщить, что его так рассмешило.

– Какая нелепость, – сказал он наконец, подняв голову. Глаза его искрились смехом. – Никогда прежде не видел подобных газет. – Он показал ей страницу: – Здесь никого не называют, только указывают инициалы.

– Скандальные газетенки. Я распорядилась не приносить подобную дрянь в этот дом, – ответила Тео. – Где только ты ее взял?

– Мейдрон послал слугу купить все газеты, – пояснил Джеймс, снова возвращаясь к статье. – Я хотел посмотреть, как описали мое вторжение в Палату лордов. Вульгарное любопытство, вынужден признаться.

– И что же?… – Тео отправила в рот последний кусочек грушевого торта.

– Ее светлость отведает теперь ежевичный пирог, – сказал Джеймс, указывая вилкой на соответствующего слугу.

– Я принимаю подобные решения сама! – вспылила Тео. Она взяла за обыкновение не позволять себе лишнего в отношении сладостей. Но слуга уже положил перед ней кусок пирога. И от него так восхитительно пахло, что она невольно откусила кусочек.

– Почти все эти описания на удивление бессмысленные. К тому же репортеры лишены всякого воображения и рисуют меня просто как дикаря, – сказал Джеймс с оттенком недовольства в голосе. – Статья в «Таун туоддл» – лучшая из всех. По крайней мере они не пожалели усилий.

Тео определенно почувствовала себя гораздо лучше.

– Грубиян? Чудовище?

– Нептун собственной персоной! – с торжеством в голосе объявил Джеймс. – Подожди минутку. – Он порылся в пачке газет, которые, очевидно, сложил на полу возле своего стула.

Тео на секунду закрыла глаза. Конечно, она не могла приказать Мейдрону немедленно убрать этот хлам. Газетный листок, выбившийся из стопки, отлетел к ее ногам, и она оттолкнула его подальше носком туфельки.

– «Он появился из моря, подобно античному божеству, – начал читать Джеймс. – Плечи его достаточно широки, чтобы выдержать тяготы целого королевства».

Тео насмешливо фыркнула.

– Ты что, не хочешь выслушать ту часть, где описывается, как я укрощал волны? – Джеймс перебросил жене газету, и листок опустился на тарелку, липкую от ежевичного пирога.

Тео непроизвольно взглянула на него и прочла описание Джеймса.

– Ты привез домой найденный клад? – спросила она.

– Совершенно верно. Я велел Мейдрону хранить его на чердаке, пока ты не захочешь на него взглянуть.

Глаза Тео машинально скользнули к следующему абзацу, в котором описывалось, как «озадаченный свет замер в ожидании, поймет ли некий герцог, что его жена – не более чем Эзопова сойка[10] в чужих перьях». И предсказывалось, что он, без сомнения, предпочтет удалиться, подобно Орфею, в царство мертвых.

Она не слышала, как муж к ней подошел, но газета вдруг исчезла со стола. С ругательством, которого Тео никогда прежде не слышала, Джеймс разорвал газету в клочья и отбросил их в сторону.

Тео подняла на него взгляд.

– Это не так уж плохо… – сказала она, ухитрившись изобразить улыбку. – Я давно привыкла, что меня сравнивают с птицами того или иного вида.

Джеймс зарычал, и этот его рык походил на рев обезумевшего зверя, только притворявшегося человеком. Клочки газеты были испачканы маслом, и один из них упал в ее стакан с водой.

– Мейдрон, – сказала Тео, – будьте добры подать мне карету. Я уезжаю через час или около того.

Лицо дворецкого исказилось страданием.

– Ваша светлость, я бы сказал… что это невозможно.

– Я с вами не согласна, – заявила Тео тоном, не допускавшим возражений.

Дворецкий в отчаянии заломил руки, чего никогда не делал прежде.

– Дом на осадном положении, ваша светлость!

Голос рядом с ней произнес:

– Мейдрон, я сумею убедить герцогиню.

Дворецкий и слуги тут же вышли, а Джеймс подвел жену к окну и пальцем отвел в сторону занавеску.

– Смотри.

Люди не только толпились на тротуаре – они заполнили также и улицу, и казалось, что с каждой минутой их становится все больше.

– Невероятно!.. – ахнула Тео.

– То же самое и с домом. Мы не можем покинуть его, пока все это не утихнет, Дейзи.

Тео хотела в очередной раз отчитать мужа за имя Дейзи, но ей удалось сдержаться. Не следовало пренебрегать вежливостью лишь из-за того, что глупые газетчики сравнили ее с сойкой. Сойка, утенок, лебедь… Какая разница?

Какое-то время они молча стояли у окна, и Тео все сильнее ощущала жар тела Джеймса.