В чужом отражении (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна

Нахмурившись, Рушана Георгиевна покосилась на меня.

— Хорошо. – Отрывисто произнесла она. – Одевайся.

Пока я одевалась, она зачем-то отослала медсестру из кабинета, а затем, заполняя бумажки для анализов, резко произнесла:

— Это не моё дело, конечно, но если твой супруг распускал руки … или, чего его хуже, принуждал тебя к близости, ты можешь заявить на него в полицию.

Покосившись на меня, врач добавила.

— Это не норма, девочка.

Понимая, что доктор каким-то образом поняла реальное значение тех остаточных синяков, что она увидела, я вздрогнула и отвела глаза.

— Рушана Георгиевна, он… не простой человек.

— Да пусть он даже президент Америки, какая разница, — фыркнула доктор. — Полицейские обязаны будут отреагировать.

— Я… — я замялась, не зная как сказать. А потом просто выпалила правду, как она есть:

— Я теперь Соболева, Рушана Георгиевна. Знаете, Дмитрия Александровича.

Рука гинеколога дрогнула.

— Дерьмо, — вырвалось у уважаемого доктора. Жалостливо посмотрев на меня, она покачала головой. — Может быть, обратиться к федеральным властям?

— У меня нет сил начинать с ним борьбу, — уклончиво ответила я . Федералы, конечно же, раскопают и про Аньку, и её занятие. Кто мне тогда поверит, мне — сестре проститутки? Наоборот, Соболев ещё и окажется принцем на белом коне: женился на девице из неблагополучной семьи, рожденной вне брака. Я мысленно покачала головой: нет, спасибо, так рисковать я не буду.

Вслух же заметила другое:

— Я просто хочу развестись и закончить эту историю.

— Если он тебя отпустит, — пробормотала доктор, протягивая меня бланки анализов. – Сдашь кровь, сделаешь узи…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — У меня что-то не в порядке? – спросила я испуганно. – Зачем узи?

А потом я увидела, что один анализ крови на бета хгч.

Я вздрогнула и посмотрела на гинеколога.

— Это…

Рушана Георгиевна пожала плечами.

— Сделаешь все анализы – тогда и посмотрим.

Медленно подняв голову, доктор осторожно заметила:

— На твоём месте я бы морально подготовилась к положительному результату.

— Я беременна? – выдохнула я, прижав руку к своему животу.

Беременна? Я?

Сейчас???

— Тебе надо сдать анализы и пройти узи, — терпеливо повторила доктор. — Мы поговорим, как только результаты у меня будут на руках.

Из поликлиники я вышла на согнутых ногах, всё ещё не до конца осознавая полученную новость.

Беременна…Беременна?Рушана Георгиевна была специалистом с многолетним стажем…

Записавшись на узи, я поплелась на работу, чувствуя, что меня колотит ещё сильнее. Неужели я жду ребенка?

Мне казалось странным, почти невозможным, что сама я ничего не чувствовала, не ощущала новую жизнь, зародившуюся во мне.

На работе я почти целый день филонила, то и дело бегая в туалет и прикладывая руку к животу — представляя, как мои объёмы скоро начнут увеличиваться…

Но была и обратная, черная сторона этой новости. Если я всё-таки окажусь беременной, то отцом этого ребенка окажется монстр, принудивший меня к близости. Не мой любимый, не супруг, с которым я все это время мечтала завести детей, а жестокий зверь, не понимающий, что такое любовь.

Выбежав во время обеденного перерыва за кефиром и булочкой, я заметила машину своих охранников, привычно оккупировавших одно из парковочных мест возле архива. В этой части парковки обычно стояли машины лишь наших руководителей и проверяющего руководства… ну и ещё моих соглядатаев.

Я грустно улыбнулась, вспомнив, как первое время я ждала, что этих нахалов попросят освободить парковку и вообще запретят ставить здесь машину на целый день. Но, увы, нет — этого так и не случилось.

Соболев.

Всё дело было в нем. Монстр оказался слишком влиятельным, чтобы какие-то архивисты могли что-то возразить такому влиятельному бизнесмену.

«Если он узнает, что ты беременна, то твоя жизнь будет кончена».

Хреновая мысль. Страшная.

Несправедливая по отношению к малышу, который рос сейчас в моём теле.Если рос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дети вообще никогда не виноваты в грехах своих родителей, а тот малыш, который рос —если рос— в моем теле, будет наполовину и моим ребенком.

Купив кефира и ромовую бабу, я побежала обратно в архив, едва удержавшись от того, чтобы не заглянуть в аптеку по пути. Стеклянный аптечный павильон хорошо просматривался с улицы, и я опасалась, что охранники сумеют рассмотреть из машины мои покупки. Не то, чтобы они до такой степени лезли в мои дела— обычно охрана лишь отслеживала мои передвижения, ничего больше, но я все равно разумно опасалась подобной возможности.

А ещё, мне следовало самой как-то принять эту мысль.

Солнечная почти июльская погода позволяла пообедать на улице. Я нашла пустующую скамейку под развесистым старым кленом – и, поставив сумку возле себя, стала не спеша пить кефир вприкуску с кексом.

Я по привычке крутила в руке телефон, понимая, что должна позвонить маме и спросить как они с бабушкой поживают. Я должна была… но сил не было.

В результате, я просто отослала маме смску и моментально, чтобы не чувствовать себя виноватой, убрала телефон в сумку. В голове было пусто – и лишь гипотетический (а может, уже реальный?) младенец крутился в серой пустоте.

Я всегда мечтала о детях. О пухлых ручках в перевязочках, о пахнущих молочком и детской присыпкой щечках…

Когда мы с Соболевым начали жить вместе, мы вместе мечтали о большой семье с детьми. Мальчик, девочка – не важно. Соболев считал, что пацан обязательно будет защитником, а девочка – нежной принцессой, которую папа дракон спрячет в своей пещере с золотом.

Я помню, как я с затаенным дыханием покупала тесты для беременности сразу же, как только мы начали жить вместе — когда до меня дошло, что мой парень намеренно не использует никакой защиты от нежелательной беременности. Вначале я смотрела на тесты со страхом, затем — с надеждой. Я помню своё облегчение, когда сразу это не вышло — когда тест показал негативный результат. Тогда я ещё боялась осуждения со стороны родных, боялась, что могу остаться одна и повторить мамину судьбу: слишком мало ты тогда прожили вместе с Соболевым.

А вот потом… потом я уже стала нервничать: вдруг что-то не так. Потому что беременность была желательна, нет — желанна для нас обоих. В те дни я тряслась как ненормальная и всё думала: если это так, то имею ли я, в таком случае, право выходить замуж?

Я как ненормальная скупала эти пресловутые тесты, бегала в женскую консультацию… Рушана Георгиевна убедила меня, что всё в порядке, а быстрая беременность случается далеко не сразу. Доктор посоветовала мне расслабиться, по возможности избегать стресса и прочих негативных состояний.

Тогда как… каким образом это могло случиться сейчас, когда в моей жизни всё настолько плохо? А муж – не просто зверь и монстр, но ещё и очень возможно, убийца моей родной сестры… по крайней мере, заказчик?

Отложив кефир в сторону, я всё больше соглашалась внутри себя с этими страхами : да, я больше не верила, что Аня когда-нибудь вернётся. Не так просто она не приехала за своими фальшивыми документами.

Конечно, оставалась ещё маленькая вероятность, что Аня просто испугалась помощника мэра, которого обворовала… но что-то мне подсказывало, что не похищенные деньги стали главной причиной её исчезновения. Она не отвечала на телефонные звонки сразу после той ночи, после этого, как она прислала мне злополучное видео.

И… почему Он так жестоко поступил со мной в машине, когда увидел это видео? Не потому ли, что монстр уже однажды перешёл последнюю грань – и его больше ничего не сдерживало.

Я закрыла глаза, чувствуя, что меня мутит. Не из-за предполагаемой беременности – нет. Из-за того, что отцом моего ребенка мог оказаться настоящий монстр, не человек — зверь.