Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина

Я ничем не уронила чести семьи.

— Но ты же с ним обнималась вчера в «Сегеде».

— Нет.

— Я сидел напротив.

— Вот и вспомни, как всё было. Это он меня обнимал, а не я его.

— Ты не протестовала.

— Так. Хм… кажется, пришло время объясниться. Сядь. Вон на диван. И возьмись за края покрепче, мало ли. Упасть можешь.

Кузен послушно присаживается, но лицо у него отчуждённое.

— Короче… ты в детстве играл в «дочки-матери»?

Он молчит.

— Ну, в общем, мы с ним именно в это и играем. Как будто он — мой отец. Я представляю, насколько странно это выглядит. Но ты знаешь… вот у тебя был наставник. А это всё равно, как папа.

— Он мне и был папа, — глухо произносит Кристо.

— Подожди, как? Твоим наставником был… вампир?!

— Нет. Мой отец — «волк». Как и моя мать.

— Подожди… разве так может быть? «Волки», ну… живут сами по себе.

— Мы с тобой живём вместе.

— Ну да, но это же временно. Не представляю, чтобы я могла с тобой прожить хотя бы пару-тройку лет.

Дёргает плечами.

— Ну, тем более. У тебя были отец и мать, которые были одной с тобой природы и потому не боялись тебя. А у меня этого не было, понимаешь? И… в общем, мы уговорились с Батори, что будем как бы играть. Как будто у меня есть семья.

— Но у тебя есть семья. У тебя есть я, и ты можешь приезжать на праздники к твоим дядям и тётям.

Я обдумываю эту довольно неожиданную для меня мысль. Конечно, я понимала, что эти люди — мои родственники, но именно со словом «семья» они прежде не ассоциировались.

— Ну, наверное. Но… мы с Батори уже всё равно повязаны. Эти убийства не закончатся, пока я не пройду ритуал, значит, мне придётся держаться его.

— Это он тебе так сказал.

— Да. А ты можешь мне сказать что-то другое?

— Пока нет. Но я могу предложить тебе проверить его слова до осени.

— Каким образом?

— Очень простым. Наверняка есть люди, которые хорошо в этих всяких обрядах с непорочными девами. Мы можем найти их и спросить, к какому из них тебя может готовить твой Батори.

— Ну, вот ты найди, и тогда я с удовольствием спрошу.

— Хорошо.

Когда я просыпаюсь, понимаю, что кофе здесь делать негде и не из чего. Эта мысль меня так ужасает, что я даже не решаюсь открыть глаза.

— У тебя веки во сне дрожат или ты проснулась? — раздаётся надо мной голос Кристо. Я распахиваю глаза и вижу в его руках бутылку с тёмной жидкостью. Моя великолепная интуиция подсказывает мне, что это — или кофе, или что-то столь же чудесное.

— Откуда это у тебя?

— Кола? Просто взял на всякий случай, пока ты нам дальнобойщика искала. В ней полно кофеина, а то мало ли, где нам довелось бы заночевать.

— Кристо, Боже мой, какая ж ты прелесть, как же я тебя люблю, — я пытаюсь перехватить бутылку, но она тут же выскальзывает из дрожащих пальцев. Кристо ловит её, довольно улыбаясь.

— Садись давай сначала.

— Да… сейчас.

Я вожусь, придавая непослушному телу сидячее положение. Кузен отвинчивает крышечку и аккуратно подносит стеклянное горлышко к моим губам. Я с наслаждением глотаю приторно-сладкую жидкость, которая шипит и пенится у меня на языке. Отстранившись, падаю назад, на подушку, и улыбаюсь.

— Засекай время. Через пять минут буду как огурчик. Побежим по магазинам. Нам нужно бельё, одежда для беременных…

— Какая одежда?

— Для бе-ре-мен-ных. Подушечка, которую я в неё засуну, и парик. А ещё надо купить ноутбук, я всех этих упырчиков до сих пор не выучила, а ведь действительно может пригодиться. Нужно найти развал бэушной техники.

— Ты наденешь парик?

— Ну, придётся. Жить-то хочется.

— Они так ужасно пахнут…

— Человеческими волосами.

— Ага. Будто на тебе чужие волосы выросли. Страшная гадость, нервы сразу убиваются.

— Придётся чуть-чуть потерпеть. Радуйся, что это не ты, а я буду его носить.

— Ага. И от тебя будет пахнуть сразу двумя разными людьми. За неделю-другую я сойду с ума, и ты вся у меня в глазах будешь двоиться.

— Через неделю-другую я сама у себя буду двоиться. В голове, — вздыхаю я. — Ладно, пошли.

— А сумку с собой взять, да?

— Зачем? Что у нас там ценного — пара детских игрушек, два шила, вонючие шарики, пачка печенья и странная колбаса? Никто на это не польстится. Залезут, посмотрят, закроют обратно. Возьми только документы и свою часть денег.

Парик пока почти не напрягает — не больше, чем поношенные тапочки с чужой ноги. Да, смущает, да, чувствуешь, что чужое, но временно-то можно походить. Потерпеть… Цвет волос я выбрала светло-рыжий — оказывается, он мне поразительно идёт. Кожа кажется светлее, глаза — темнее, веснушки — ярче. В том, чтобы ходить по улице чуть вразвалочку, рассеянно положив руку на «животик» под грубой тканью комбинезона, есть своя прелесть — чувствуешь себя участником карнавала, актёром дачного театра, девчонкой, играющей в «дочки-матери». Какое-то невесомое, лёгкое, дурашливое чувство.

В ожидании воскресенья — хотим поглядеть, как действует система Батори, и дать ему знать, что всё в порядке — мы осматриваем всю Главную площадь с её ресторанчиками и достопримечательностями: Собором Святой Альжбеты, капеллой Святого Михаила и Музеем Восточной Словакии. Беззаботное разглядывание экспозиций и фресок только усиливает какое-то отпускное, лёгкое настроение. Кристо замечательно играет роль молодого папаши-неформала, трогательно водя меня за ручку, отодвигая в ресторанах стул, бегая за мороженым, помогая выходить из трамваев и троллейбусов.

Тревога возвращается, как Золушка, в полночь, когда мы запираем дверь нашего номера. Я скидываю с себя надоевший за день парик и убегаю в душевую — соскребать с себя чужой запах, и там, в душе, вдруг чувствую, как устали от непривычной походки ноги и спина.

Спать ночью не хочется — у «волков» специфические биоритмы — и мы до четырёх-пяти сидим в мёртвой тишине. Я пролистываю на ноутбуке досье с диска Батори, снова и снова разглядывая одни и те же лица и повторяя про себя одни и те же имена. Не самая простая задача их запомнить: имён этих с полторы сотни. Из них около дюжины — «волки».

Кристо решил покорять теперь словацкий — тем более что он похож на галицийский и чешский. Выучишь один язык — сможешь и другие. Он лежит на диване с местной прессой и словарём и сосредоточенно читает статью за статьёй. Похоже, мой кузен — упорный паренёк.

К пятнице Главная площадь нами выучена наизусть, и