Штрафной батальон - Евгений Погребов

— Бей по целям, прижимай фашистов огоньком! — прокричал Павел бойцам, припадая к прорези прицела.

Бачунский, перекинув флажок автомата на одиночную стрельбу, стал бить прицельно. Павел же полоснул несколькими жаркими очередями, но не был уверен, что именно от его выстрелов поредела цепь немецких пехотинцев.

Видя, как запрыгивают в окопы подоспевшие на выручку автоматчики, как, растекаясь ручьями по ходам сообщения, устанавливают они пулеметы и подтаскивают следом минометы, большая группа штрафников срывается со своих мест и в животном страхе бросается под огнем наутек.

— Куда?! Ложись! — мертвея от мысли, что стадный порыв может захватить и увлечь за собой остальных, закричал Павел, но тут по искромсанной осколками станине стеганула длинная, стремительная крупнокалиберная очередь, высекла искры. Инстинктивно отпрянув, Павел со злой тоской подумал опять, что, не задержись они в первой линии, атака бы не захлебнулась.

* * *

Об этом же, но значительно раньше подумал и майор Балтус, следивший в бинокль за действиями штрафных рот со своего наблюдательного пункта. И когда Павел, укрываясь за орудийной станиной, прикидывал, попытаются или нет контратаковать фашисты, что означало для распластавшихся под огнем штрафников быть неминуемо смятыми, сзади уже накатывалась новая волна наступающих: поднятые по приказу комбата, в атаку пошли роты второго эшелона.

Обернувшись на мощное перекатное «Ыы-ы-а-а!», Павел узнал в бежавшем впереди офицере командира седьмой роты капитана Губанова.

Несмотря на яростный встречный огонь, густой вал атакующих, подхватив прижатых к земле солдат второй роты, докатился до немецких позиций. Фашисты, дрогнув почему-то раньше, чем следовало ожидать, стали поспешно отходить за грейдер, отстреливаясь и унося раненых.

Скоротечная схватка в траншее, и — броском вперед, к полотну дороги. Взлетев на грейдер, Павел увидел в низине разбитый, горевший пристанционный поселок На южной его окраине, где находилась нефтебаза, бушевало пламя и распускалось клубившееся чадное облако. Раздуваемое ветром, оно расползалось окрест, ограничивая видимость. В самом поселке, похоже, шел бой, но как и какие подразделения могли его атаковать, было непонятно. В северном направлении уходила растянувшаяся колонна крытых брезентом тяжелых грузовиков. Параллельно, по железнодорожной ветке, набирая скорость, вытягивался товарный состав.

Позже станет известно, что пятой роте удалось прорваться к поселку с фланга и завязать бой на подступах. Вот почему, опасаясь окружения, немцы бросили окопы на передовой и откатились назад, хотя и не успели выбраться со станции находившиеся там тыловые и ремонтные подразделения.

Ворвавшись в поселок, штрафники ввязались в уличную перестрелку с засевшими в домах и постройках вражескими солдатами и проморгали немецкую контратаку.

Предприняв обходной маневр, около батальона автоматчиков, поддерживаемых четырьмя бронетранспортерами, ударили штрафникам во фланг, намереваясь расчленить их надвое и одних оттеснить правым крылом к оставленным окопам, а других, с левого края, отрезать, окружить и уничтожить в поселке.

Хлынув в разрыв, образовавшийся между цепями наступающих, гитлеровцы вначале отсекли и сковали боем их второй эшелон, а затем, начав его понемногу отжимать, отрядили часть сил на уничтожение тех, кто, не подозревая о возникшей за спиной опасности, брал приступом станцию, находясь в уверенности, что враг разбит и останется лишь подавить разрозненные очаги сопротивления.

Распаленный горячкой боя, Павел зло и настойчиво пробивался к центру поселка. Он давно потерял из виду бойцов своего взвода и дрался в одиночку, впрочем, мало тяготясь этим обстоятельством, потому что рядом бежали и действовали, применяясь, как и он, к обстановке, другие штрафники, и этого было достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно.

Однажды его едва не подсекла автоматная очередь из низенького заднего оконца, в виду которого он неосторожно пересекал чье-то подворье. Увернувшись, Павел броском перекинул тело за угол приземистого амбарчика и, припав за бревенчатый сруб, яростно надавил на спусковой крючок. Автомат дернулся и смолк: кончились патроны. И в тот промежуток времени, пока менял диск, внятно расслышал возбужденные, переполошенные крики:

— Немцы, братва! Отходи!

— Окружают!..

Сначала озлился. Какие еще, к черту, немцы, откуда? Наткнулись, наверно, на десяток недобитков и вопят, паникеры. Но суматошные крики, перебиваясь, возникли и справа и слева и стали подозрительно смещаться в одном направлении — обратном.

Забеспокоившись, Павел ползком добрался до зарослей садовых кустарников и, сильно пригибаясь, побежал к окраине. Выскочив проулком в нижнюю улицу, в смятении замедлил бег: по широкому пологому склону, с которого ворвались в поселок они, теперь катилась изломанная цепь немецких автоматчиков.

Горячечное возбуждение, владевшее Павлом, враз схлынуло, в голове поразительно прояснело. Не занимая ум вопросом, что произошло в тылу, он решал, как действовать. И понимал, что есть всего две возможности: либо без промедления занимать круговую оборону, либо готовиться к прорыву, но не в одиночку, не мелкими группами, а возможно большим числом людей — скопом. От первого варианта пришлось отказаться: при ограниченном запасе патронов обороны надолго бы не хватило. Оставалось второе. Кинув быстрый взгляд по сторонам, постарался определить, есть ли кто поблизости, кого можно было бы организовать на прорыв.

— Взводный?! Колычев?! — донесся до него негромкий, но вместе с тем обрадованный оклик.

Сбоку, за поваленным плетнем, зашевелился, приподнимаясь, солдат в сползшей на самый нос ушанке и с заляпанным грязью лицом.

— Сикирин? Ты?! — вглядевшись попристальней, поразился Павел. Почему-то его он здесь встретить никак не ожидал.

— Я, взводный, — устало утираясь рукавом и поправляя шапку, отозвался, приближаясь к нему, Сикирин. — Сюда вот на своих двоих добрался, а отсюдова, гляди, вынесут…

— Ничего! Авось не пропадем! — ободрил Павел. Он сказал это со злой решимостью, и Сикирину передалась его уверенность. Он почувствовал во взводном человека, который знает и может что-то особое, чего не знает и не может он, но что принесет всем спасение.

Неподалеку курился свеженьким дымком бревенчатый сарай, около которого скопилось десятка три штрафников.

— Держись за мной, Дмитрич! Прорвемся!

— Эх, помирать, так с музыкой. Давай командуй, взводный! — поспешно согласился Сикирин, и они вдвоем побежали к укрывавшимся за сараем солдатам.

Промедление могло стоить жизни, и Павел, определив еще на бегу, что из командиров рот и взводов в группе штрафников никого нет, властно и непреклонно закричал издали:

— Слушай мою команду! К прорыву готовьсь!..

Решительность командира, сохраняющего в критическом положении выдержку и хладнокровие, способность расчетливо действовать, мгновенно соизмеряясь с обстоятельствами, всегда отрезвляет солдат, чьих душ коснулось отчаяние. Если командир в лихую минуту тверд и неустрашим, вера бойцов в него безгранична. Они, не колеблясь, исполнят любой приказ, даже умрут, но не усомнятся в необходимости этого шага, потому что в их глазах он уже не только командир, а спаситель.

— У кого есть гранаты — все ко мне! Сикирин и еще трое… — Павел наугад ткнул пальцем в попавшихся под руку солдат. — Ты, ты и ты! Заворачивать сюда всех, кто есть поблизости. Только скрытно. Живо давайте!..

Сикирин и названные бойцы, разделившись по двое, шмыгнули в противоположные стороны. А Павел, выделив из общей массы десяток бойцов, показавшихся ему более надежными, вооружил их собранными гранатами и выдвинул вперед, рассредоточив по фронту приблизительно на одинаковом удалении друг от друга. План был прост: подпустить фашистов как можно ближе, дружно забросать гранатами и прорываться.

Строго предупредив каждого гранатометчика в отдельности, чтобы ни в коем случае не бросали раньше его команды, укрылся за углом сарая и стал наблюдать.

Фашисты набегали на них кучно. Это было на руку: легче забросать разом. Павел молил про себя, чтобы перед самой окраиной они не рассыпались в цепь. Справа и слева трещали вразнобой винтовочные выстрелы. И это тоже было кстати. Взвод автоматчиков хоть и с опаской, но все же держал прицел на сарай, за которым затаились, готовясь к броску, около полусотни штрафников.

Когда гитлеровцы приблизились метров на тридцать, Павел, стараясь пересилить треск автоматных очередей, выкрикнул, напрягая горло:

— По фашистским гадам — огонь!

Почти одновременно бабахнули гранатные разрывы. И, еще ничего не различая перед собой, Павел рванулся вперед.

— За мной! Ура-а!!