Конформист - Альберто Моравиа

Марчелло отметил черты сходства и различия, а затем, пока женщина беседовала с Джулией, обратил внимание и на ее крайнюю холодность по отношению к нему. Возможно, подумал он, Квадри рассказал ей о его политических симпатиях, и она предпочла бы не принимать его. Он спрашивал себя, кем она могла бы быть: Квадри, насколько он помнил, не был женат, женщина же своими официальными манерами походила на секретаршу или, по крайней мере, на поклонницу, играющую роль секретарши. Он вспомнил чувство, испытанное им в С., когда увидел, как проститутка Луиза поднимается по лестнице рядом с Орландо: чувство беспомощного возмущения, мучительной жалости, и вдруг понял, что в действительности это было не что иное, как чувственное желание, замаскированное духовной ревностью; теперь оно вновь вернулось к нему без всяких прикрас, и он испытывал его к женщине, сидевшей напротив. Она нравилась ему, по-новому, волнующе, и он хотел нравиться ей, поэтому враждебность, сквозившая в каждом ее жесте, горько печалила его. Наконец он вымолвил, невольно думая не о Квадри, а о ней:

У меня такое впечатление, что наш визит неприятен профессору… вероятно, он очень занят.

Женщина ответила сразу, не глядя на него:

Напротив, муж сказал мне, что увидится с вами с удовольствием… он прекрасно вас помнит. Все, кто приезжает из Италии, находят здесь радушный прием… Он действительно очень занят, но ваш визит ему особенно приятен. Погодите, я пойду посмотрю, не освободился ли он. — Эти слова были произнесены с неожиданной любезностью, согревшей сердце Марчелло.

Когда женщина вышла, Джулия спросила, однако без всякого любопытства:

— Почему ты считаешь, что профессору Квадри будет неприятно нас видеть?

Марчелло спокойно ответил:

— Меня заставило так подумать враждебное отношение этой синьоры.

Странно! — воскликнула Джулия. — На меня она произвела противоположное впечатление… мне показалось, что она так рада нам, словно мы уже были знакомы. Ты ее видел раньше?

— Нет, — ответил Марчелло с ощущением, что говорит неправду, — я даже не знаю, кто она.

— Разве она не жена профессора?

— Не знаю, по-моему, Квадри не женат; может быть, это его секретарша.

Но она же сказала: "мой муж"! — удивленно воскликнула Джулия. — Что с тобой? Она ведь сказала: "мой муж"… о чем же ты думал?

Значит, отметил Марчелло, женщина волновала его настолько, что он становился рассеянным, ничего не слыша вокруг. Это открытие было ему приятно, и, странным образом, ему вдруг захотелось поговорить об этом с Джулией, словно она вовсе не имела к этому отношения, а была посторонним человеком, которому он мог свободно довериться. Он сказал:

— Я отвлекся… Жена? Значит, он женился недавно.

— А вы с Квадри не переписывались?

Нет, он был моим профессором, затем он обосновался во Франции, и с тех пор я его не видел.

— Любопытно, я-то думала, вы были друзьями.

Последовало долгое молчание. Потом дверь, на которую Марчелло глядел пристально, не без нетерпения, открылась, и на пороге появился кто-то, в ком он не сразу узнал Квадри. Потом взгляд Марчелло скользнул к плечу вошедшего, он увидел горб, доходящий почти до самого уха, и понял, что Квадри просто сбрил бороду. Теперь он узнавал и странную, почти шестиугольную форму лица, его двумерность, отчего лицо походило на плоскую нарисованную маску, снабженную черным париком. Узнавал глаза, неподвижные и блестящие, обведенные красным, треугольный нос и бесформенный рот — мясистый красный живой круг. Новым был лишь подбородок, прежде скрытый бородой. Он оказался маленьким и кривым, крючком торчавшим под нижней губой, и в его уродстве, возможно, проявлялся характер человека.

Вместо прежнего сюртука, в котором Марчелло видел его во время их единственного свидания, Квадри был одет в спортивного покроя серый костюм. Под пиджаком у него была рубашка в красно-зеленую клетку, как у американского ковбоя, и яркий галстук. Идя навстречу Марчелло, он сказал сердечным и в то же время совершенно равнодушным тоном:

— Клеричи, не так ли? Конечно же, я прекрасно вас помню, вы были последним студентом, посетившим меня перед моим отъездом из Италии… я очень рад снова повидаться с вами, Клеричи.

Голос, подумал Марчелло, остался прежним: одновременно притворным и равнодушным, ласковым и рассеянным. Он представил Квадри жене, и тот с галантностью нагнулся, чтобы поцеловать руку, которую ему протянула Джулия.

Когда они сели, Марчелло сказал смущенно:

Я в Париже, в свадебном путешествии, и решил зайти повидать вас… вы были моим профессором… но, может быть, я вас потревожил?

— Да нет, милый мальчик, — ответил Квадри с обычной слащавостью, — нет, напротив, мне очень приятно… вы прекрасно сделали, что вспомнили обо мне. Я рад всякому, кто приезжает из Италии, хотя бы потому, что он говорит со мной на дивном итальянском языке. — Он взял со стола коробку с сигаретами, заглянул внутрь и, увидев, что осталась всего одна сигарета, со вздохом предложил ее Джулии: — Возьмите, синьора… я не курю, моя жена тоже, поэтому мы всегда забываем, что другие любят покурить… Итак, нравится вам Париж?.. Полагаю, вы приехали сюда не в первый раз?

Значит, подумал Марчелло, Квадри решил завести обычный светский разговор, и ответил за Джулию:

— Нет, мы оба здесь впервые.

В таком случае, — быстро сказал Квадри, — я вам завидую… всегда завидуешь тому, кто впервые попадает в этот красивейший город… к тому же в свадебное путешествие, да еще в это время года, лучшее для Парижа. — Он снова вздохнул и вежливо спросил у Джулии: — А какое впечатление произвел Париж на вас, синьора?

На меня? — переспросила Джулия, глядя не на Квадри, а на мужа. — По правде говоря, у меня еще не было времени увидеть его… мы приехали вчера.

Вы увидите, синьора, город очень красив, поразительно красив, — сказал Квадри с неопределенной интонацией, как бы думая о другом. — И чем дольше вы здесь живете, тем больше вас захватывает его красота. Но вы, синьора, смотрите не только на памятники, пусть ваш муж поводит вас по разным парижским кварталам… жизнь в этом городе отличается поразительным многообразием.

Пока мы мало что видели, — ответила Джулия, кажется, не отдававшая отчета в неискреннем и почти ироническом тоне Квадри. Повернувшись к мужу и коснувшись его руки, она ласково сказала: — Походим по городу, правда, Марчелло?

— Конечно, — ответил Марчелло.

Вам следовало бы, — продолжал Квадри все в том же тоне, — прежде всего узнать французов, это народ симпатичный, умный, свободный и, хотя это отчасти и противоречит обычному представлению, добрый. Вы кого-нибудь знаете в Париже?

— Нет, никого, — ответил Марчелло, — и, боюсь, не узнаем, мы приехали только на неделю.

— Жаль, очень жаль… нельзя по-настоящему оценить страну, если не знать ее жителей.

Париж — город развлечений, не правда ли? — спросила Джулия, которая, казалось, прекрасно чувствовала себя во время этой, похожей на диалог беседы из туристского разговорника. — Мы еще ничего не видели, говорят, здесь столько танцевальных залов и всяких ночных заведений, верно?

Ах да, tabarins, bootes — коробки, как они их здесь называют, — рассеянно сказал профессор. — Монмартр, Монпарнас… мы, говоря по правде, не часто туда ходим… так, иногда по приезде какого-нибудь друга из Италии мы пользуемся его неведением в этом вопросе, чтобы и самим подучиться… однако всегда одно и то же… хотя все сделано с грацией и элегантностью, присущим этому городу. Видите ли, синьора, французы — народ серьезный, очень серьезный… с сильными семейными привязанностями. Возможно, я удивлю вас, если скажу, что большинство парижан никогда и ногой не ступало в bootes. Семья здесь очень важна, еще больше, чем в Италии, и часто французы, добрые католики, лучше итальянцев, их набожность менее формальна, но более содержательна… поэтому неудивительно, что bootes они оставляют нам, иностранцам. Кстати, это прекрасный источник доходов. Париж в большой мере обязан своим процветанием именно bootes и ночной жизни в целом.

Интересно, — сказала Джулия, — я, напротив, думала, что французы много развлекаются по ночам. — Она покраснела и добавила: — Мне рассказывали, что tabarins открыты всю ночь, и там всегда полно народу, как у нас во время карнавала.

Да, — рассеянно подтвердил профессор, — но те, кто туда ходит, по преимуществу иностранцы.

Неважно, — сказала Джулия, — мне бы очень хотелось побывать в кабаре, чтобы похвастаться потом, что я там была.

Дверь открылась, и вошла синьора Квадри, держа в руках поднос с кофейником и кофейными чашками.

Извините меня, — весело сказала она, закрывая дверь ногой, — но французская прислуга не то, что итальянская… сегодня у моей горничной выходной день, и она ушла сразу после завтрака, приходится все делать самим.