Чёрный город - Борис Акунин

— Да-да, — кивнул Фандорин, с удовольствием покачиваясь на пружинистом сиденье. — Я знаю.

* * *

Мотоцикл оказался прелестен — мощный, легкий, маневренный. Одна беда: больно шумен. Выхлоп такой, будто стрелковый взвод ведет пальбу пачками. Нечего и надеяться, что к Катер-клубу удастся подъехать скрытно. Приближение «индиана» будет слышно за версту.

Вот о чем размышлял Эраст Петрович, когда входил в гостиную Валидбековой.

Там царило гробовое молчание.

Гасым стоял у окна, надменно сложив руки на груди и делая вид, что он в комнате один. Саадат сидела за столом, горестно держась за голову. За ее креслом застыл человек в восточном платье. Его безволосое лицо неопределенного возраста было бесстрастно. Эраст Петрович подумал, что так, вероятно, будут выглядеть люди отдаленного счастливого будущего, когда мужской и женский пол конвергируются, расы сольются, а на смену старости придет вечная зрелость.

Валидбекова вскочила навстречу Фандорину:

— Ну что, что? Я провела переговоры с комитетчиками очень хорошо. В смысле — ужасно. Накричала на них, вытолкала за дверь. Они ушли, клокоча от ярости. Завтра начнется забастовка. Через два дня я буду разорена. Но это неважно, только бы спасти Турала! Он долго не вынесет в заточении, среди бандитов! Я все время представляю себе, как ему страшно! Эти негодяи, наверное, мучают его или…

— Помолчите-ка! — прикрикнул на бедную мать Эраст Петрович. Истерику нужно прерывать в самом начале. — Мы освободим вашего сына сегодня же.

И рассказал про Катер-клуб.

— Откуда узнал? — с подозрением спросил Гасым. — Я не знаю, а ты узнал. Откуда? И трехногий ишак откуда взял?

Он ткнул пальцем за окно — вероятно, имея в виду мотоцикл.

— Откуда надо, — коротко ответил Фандорин на оба вопроса сразу.

Кажется, гочи не был знаком с этой идиомой. Он задумался. Деловито спросил:

— План на бумажка уже писал?

— Не было времени. Действовать будем просто. Приедем под видом прожигателей жизни. Сезон, не сезон — нам п-плевать. Желаем ночью п-прокатиться на катере. Нас с тобой похитители никогда не видели, поэтому подозрений не возникнет. А дальше по обстановке.

— Хороший план, — одобрил Гасым. — Короткий.

— Плохой план, — отрезала Саадат. — Какие ночные катания без женщин? Это обязательно покажется подозрительным. Бандиты настороже. Я поеду с вами.

— Но вас-то они з-знают, — напомнил Фандорин. — Видели.

Валидбекова дернула уголком рта:

— Чадру мою они видели, а не меня. И Зафар нам тоже пригодится.

— Ха! — не выдержал гочи. — Чем пригодится?! Зачем пригодится?! Лысая морда, ты пистолет стрелять умеешь?

Евнух покачал головой. Выражение его лица не изменилось.

— А что умеешь?

Молча Зафар распахнул халат. В обхват поджарой безволосой груди, на широком поясе, были закреплены маленькие ножики, не меньше дюжины.

— Не в мебель и не в обои! — попросила Саадат.

Евнух жестом попросил Гасыма подбросить вверх папаху. Тот, презрительно скривившись, подкинул свою каракульчу к самой люстре. Зафар сделал три быстрых, почти сливающихся одно с другим движения. Шапка троекратно изменила траекторию падения и упала на ковер, пронзенная тремя узкими клинками.

— Вай, хороший евнух. — Гасым просунул в прорезь палец, поцокал языком. — Берем евнух. Не буду больше «лысая морда» говорить. Научишь ножик кидать?

Зафар неопределенно пожал плечами, что могло означать «там посмотрим», или «у такого неповоротливого медведя не получится», или что-нибудь еще. Черт знает, о чем на самом деле думает человек, не принадлежащий ни к мужскому, ни к женскому полу, подумал Фандорин.

— Всё это п-прекрасно, но у мотоцикла только три сиденья.

Евнух снова пожал плечами — на сей раз то был вполне очевидный знак пренебрежения. «Ерунда какая» или «не твое собачье дело» — вот что означала жестикуляция.

Острые ощущения

Было двадцать минут одиннадцатого, когда, чихая дымом, из города на Биби-Эйбатскую дорогу выехал трехколесный мотоциклет. На утлом транспортном средстве восседала компания, которая в любом другом месте показалась бы диковинной. Управлял вертлявым аппаратом пестро одетый господин (клетчатый кургузый пиджачок, звездчатый жилет, канотье с красной лентой), сзади к нему льнула дамочка в чем-то розово-алом с блестками, а в коляске, еле втиснувшись, трясся зверообразный детина в папахе и черкеске. Но всякий бакинец эту шараду разгадал бы без труда. Денежный человек едет проветриться в сопровождении гризетки — хотят устроить пикник при луне или просто покататься с ветерком, а поскольку это Баку, взяли с собой телохранителя.

Наряд прожигателя жизни и профессиональной кокотки был приобретен на Ольгинской, в магазине «О-бон марше», открытом допоздна. Покупки происходили так: впереди шел Фандорин, за ним мелкими шажками — восточная женщина в чадре, которая время от времени шепотом говорила: «Вон то платье… Вон ту ужасную шляпку… Теперь поворачиваем в чулочный отдел…». Подобным манером Эраст Петрович сначала экипировал спутницу, а потом накупил столь же вульгарной дряни (после операции — немедленно на помойку!) для своего персонажа.

— Сто шестьдесят пять, — сказала Валидбекова, когда обход магазина был закончен.

— В каком с-смысле?

— Вы потратили сто шестьдесят пять рублей. Я всё верну. — Ее голос дрогнул. — Если мы вернемся живыми…

Эта фраза, произнесенная очень тихо — не для собеседника, а для себя самой, — всё не давала Фандорину покоя.

— Послушайте, — сказал он, притормозив на выезде из города. — Мы отлично обойдемся и без вас. Мы оставим «индиан» за версту от к-клуба и подойдем пешком, тихо. Будет лучше, если вместо вас сядет ваш метатель ножей, а вы подождете возле м-машины.

Евнух бежал за мотоциклом от самого дома широким размеренным аллюром — будто мерил землю циркулем. Не отставал, не сбивался с ритма.

Не останавливаясь, он пронесся мимо, так же мерно отмахивая по шоссе. Одетый во что-то серое, бесформенное, Зафар был едва различим в блеклом свете летних сумерек.

— Нет, — коротко ответила Валидбекова. — Это мой сын.

— Но Зафар нам пригодится больше, чем вы. На открытой дороге я прибавлю скорости, и он отстанет. Нужно торопиться, пока совсем не стемнело.

— Он не отстанет. А если отстанет — нагонит.

Пожав плечами, Фандорин нажал педаль газа, и через минуту евнух остался позади. Мощная машина легко дала сорок пять. Могла бы и больше, но по паршивой дороге, да при неважной видимости, быстрее ехать было нельзя.

— Вах, вах! — покрикивал Гасым — такая езда ему нравилась.

Саадат лишь крепче обхватила водителя за бока. От нее пахло пряными духами. Руки были маленькие, но сильные, тело упругое, бюст твердый. Эраст Петрович заставил себя не отвлекаться от дороги. И потом — стыдно обращать внимание на подобные вещи. Несчастная мать сейчас не думает о приличиях, оттого и прижимается так плотно. Право, стыдно!

Тракт стал подниматься в гору, скорость пришлось сбросить. Удивительный перс снова нагнал мотоцикл. Он не вспотел, дыхание не нарушилось. Эраст Петрович подумал, что тут есть чему поучиться даже японским «крадущимся», прославленным мастерам бега на длинные дистанции. Ниндзя держат крейсерскую скорость порядка десяти — двенадцати километров в час, Зафар же двигался минимум вдвое быстрее.

— Поразительно, как ему это удается? Марафонский бег на такой скорости п-превышает человеческие возможности! — крикнул Эраст Петрович, обернувшись к Валидбековой.

— Персидским скороходам в детстве вырезают селезенку, — ответила та и ткнула Фандорина кулачком. — Пожалуйста, быстрее! Еще двадцать минут, и будет совсем темно!

— Вот и п-прекрасно. Мне бы только оглядеть местность, а там пускай темнеет.

Евнух скрылся за поворотом, больше они его не видели. Дорога, хоть и поднялась на плоскогорье, но из-за ям и ухабов быстро ехать по ней было невозможно.

— Это Биби-Эйбат. У меня здесь три скважины, — крикнула в ухо Саадат.

За холмами к морю спускалась неширокая равнина, вся утыканная узкими конусами вышек. Пейзаж был такой же, как в Черном Городе, только без фабричных построек и масштабом поменьше. Вдоль кромки берега чернели огромные валы из земли и камней.

— З-зачем это?

— Что? Засыпают море. На дне бухты нефть… Катер-клуб вон там! — Тонкая рука, протянувшись над фандоринским плечом, показала немного вбок, где за деревушкой с кривоватым минаретом смутно виднелся уходящий в серую мглу мыс. До него оставалось километра три.