Смерть в кредит - Луи Селин

— Тогда напишем ему расписку… Так, как будто мы его не знаем!..

— Плевал я на расписки! Проклятый бордель, сучье отродье!

— Но он никогда нас не обманывал…

— Послушай, насрать мне на твоего брата!.. Ты слышишь меня, чертов бордель! Мне на него абсолютно насрать! Тут и думать нечего! Он такое же дерьмо, как и все!.. А на вас мне насрать еще больше!.. Вы меня слышите? На всех!

После этого кровь ударяла ему в голову, она разбухала, он выпускал клубы пара и захлебывался словами. Тогда она вцеплялась в него и не отставала ни на шаг. Она была упрямая… Подстерегала его по углам… Из-за больной ноги она постоянно хваталась за все стулья. Ходила только по стенке…

— Огюст! О как больно ты мне сделал! Какой ты грубый! О! Моя лодыжка! Ну вот! Я ее подвернула!

Эти крики не смолкали ни на минуту…

Тогда он снова начинал ругаться. Ломал стулья ударами кулаков, впадал в бешеную ярость! И все же она цеплялась к нему везде, куда бы он ни шел… везде… даже когда он поднимался по лестнице. Это выматывало его все больше и больше… Та! га! дам! Та! га! дам! Слышатся ее шаги по ступеням… Он бы с удовольствием засадил ее в клетку… А сам спрятался в мышиную нору… Проходя мимо, она знаками показывает мне… что он начинает сдаваться… Он постепенно терял свой запал… Даже позволял приблизиться к себе… Он заметно поостыл… Но старался отмахнуться от нее, как от какого-то неприятного запаха… «Оставь меня, подожди, Клеманс!.. Я прошу тебя! Оставь меня, черт побери! Сволочи! Скоты! Вы вечно преследуете меня вдвоем! От вашей болтовни меня тянет блевать! Будь все проклято! Услышите ли вы меня наконец!..»

Но моей доброй матери было уже все равно, она уже слишком устала… Она не хотела отступать. Она вешалась ему на шею, целовала в усы, осыпала поцелуями его глаза… Она доводила его до настоящих конвульсий. Все уши ему прожужжала… Под конец он начал задыхаться. От ласк и постоянного напряжения голова у него была мокрая… Он едва держался на ногах. И буквально рухнул на ступени. Тогда она начала говорить о его здоровье, о том, что его состояние внушает беспокойство… Мол, это все уже заметили… какой он бледный… Тут он стал слушать…

— Ты окончательно заболеешь, мой дорогой, мой бедненький, и все из-за того, что сам доводишь себя до такого состояния! Если ты сляжешь, то нам будет еще хуже! Что с нами будет?.. Поверь мне, лучше, чтобы он уехал… Его присутствие на тебя плохо действует!.. Эдуард это точно подметил… Он сказал мне об этом перед уходом…

— Что же тебе сказал Эдуард?

— Твой муж долго не протянет! Если он будет продолжать так изводить себя… Он худеет с каждым днем… Все в Пассаже заметили это… Все об этом говорят…

— Он так тебе и сказал?..

— Да, мой милый. Да, поверь мне!.. Он не хотел, чтобы я тебе это передавала… Ты видишь, какой он деликатный… Вот увидишь, поверь мне, тебе больше не выдержать… Ну что? Ты хочешь, скажи?..

— Чего?..

— Ну чтобы он уехал, этот ребенок!.. Чтобы он дал нам немного отдохнуть!.. Оставил нас вдвоем… Ты не хочешь?..

— А! Ну уж нет! Ах! Нет! Нет еще! Боже мой! Нет! Еще нет!..

— Ну, попробуем, Огюст! Подумай! Если ты умрешь от огорчений, разве это будет лучше!..

— Умру, я? О! ля! ля! И ты еще говоришь, что мне на это плевать! Но это именно то, чего я хочу — смерть!.. Ах! Боже мой!..

Внезапно он высвобождается, вырывается, опрокинув мою мать. И снова начинает бушевать… Он не думал об этом… Смерть! Боже праведный!.. Его смерть!.. Он опять начинает впадать в транс… Он полностью поглощен этим! Придя в себя, он бросается к раковине… Хочет глотнуть. Тара! Бам!!! Поскальзывается!.. Теряет равновесие!.. Летит вверх тормашками… И падает на буфет… Отлетает к серванту… Орет во все горло… Ударяется головой… Пытается за что-нибудь ухватиться… Вся утварь валится прямо на нас… Вся посуда, инструменты, люстра… Настоящий каскад… лавина… Он лежит, заваленный, внизу… Его не видно… Моя мать кричит в обломки… «Отец! Отец! Где ты?.. Ответь мне, отец!..» Он вытянулся во весь рост лицом вниз… Его ярко-красные башмаки бросаются в глаза на плитах кухонного пола…

— Отец! Ответь мне, скажи что-нибудь! Ответь, скажи что-нибудь, дорогой мой!..

— Черт! Ни минуты покоя!.. Оставьте меня, черт бы вас всех побрал!..

* * *

Наконец он устал… Все же сказал «да»… Моя мать получила что хотела… У него больше не было сил сопротивляться. Он сказал, что ему все равно. И снова заговорил о самоубийстве… Он вернулся в свою контору. Он интересовался теперь только собой. Он вышел из игры. Специально уходил, чтобы не встречаться со мной. Все время оставлял меня одного с матерью… Она опять начала причитать и ныть… приставать ко мне с бесконечными разговорами… Ее то и дело осеняли идеи… Ей обязательно нужно было их обнародовать, чтобы они не пропали и я ими воспользовался, она стремилась напичкать меня ими перед отъездом… То, что от меня отстал отец, не должно было означать, будто мне все позволено!..

— Послушай, Фердинанд!.. Я давно собиралась с тобой поговорить… Я не хочу надоедать тебе, ругать, угрожать чем-либо, это не в моем характере! Это мне не свойственно! Но все-таки есть вещи, которые матери не безразличны… Порой создается впечатление, точно я витаю в облаках, но тем не менее я прекрасно все понимаю!.. Я часто ничего не говорю, но думаю много!.. Мы сильно рискуем… Чрезвычайно! Подумай сам!.. Послать тебя в Англию!.. Твой отец по-своему прав… Это думающий человек… Ах! Он совсем не дурак!.. Для людей нашего достатка это настоящее безумие!.. Послать тебя за границу?.. Ведь у нас и так уже есть долги!.. А украшение, стоимость которого нужно возместить!.. Прибавь к этому две тысячи франков твоему дяде! Твой отец опять говорил об этом сегодня утром… Это настоящее безумие! И это действительно так!.. Я не соглашалась с ним, но твой отец смотрит на все здраво!.. Он близок к истине! Я все чаще спрашиваю себя, где нам взять такую сумму! Две тысячи франков!.. Мы можем обшарить небо и землю!.. Но такое не валяется под ногами!.. Твой отец, ты сам видишь, уже совсем выдохся!.. А я, я тоже измотана, доведена до предела, я ничего ему не говорю, но я все-таки свалюсь… Посмотри на мою ногу!.. Она к вечеру распухает… Это жалкое существование уже не похоже на жизнь!.. Мы этого не заслужили!.. Ты слышишь меня, не так ли? Мой маленький! Я это говорю не для того, чтобы упрекнуть… Но ты должен понимать… У тебя не должно быть иллюзий, ты должен понимать, как тяжело нам приходится в жизни… Ведь через несколько месяцев ты уезжаешь. Ты доставил нам много хлопот, ты сам знаешь, Фердинанд! Я тебе об этом могу откровенно сказать!.. Я всей душой болею за тебя… Я твоя мать, в конце концов!.. Мне трудно осуждать тебя… Но иностранцы, хозяева, те, у кого ты будешь все время на виду… От них не приходится ждать подобной снисходительности… Да хотя бы тот же Горлож! Не далее как вчера!.. Его голос все еще у меня в ушах… Я ничего не сказала твоему отцу!.. Перед уходом… А он был здесь целый час… «Мадам, — сказал он мне, — я знаю, что говорю… С вашим мальчиком для меня все ясно… Вы как все матери… Вы сами испортили его! Развратили! Вот и все! Думают, что это во благо, лезут вон из кожи! И делают своих детей несчастными!» Я повторяю тебе слово в слово то, что он сказал: «Сами того не желая, вы сделаете из него обыкновенного маленького жуира, лентяя, эгоиста!..» Я буквально остолбенела от этого! Это я определенно могу сказать! Я не воскликнула «ах!». Не выразила неудовольствия! Я не собиралась пускаться в объяснения с ним!.. Но знаешь, я сама размышляла об этом немало!.. Он по-своему прав… Конечно, мы не думаем, как он, Фердинанд… Нас нельзя ставить на одну доску. Особенно меня!.. Но если ты не станешь более чутким, более разумным, более трудолюбивым и особенно более сознательным… Если ты хорошенько не поразмыслишь… Если ты не попытаешься хоть немного поддержать нас… В нашем существовании… В этой трудной жизни… Впрочем, есть одна причина, Фердинанд, и я должна тебе об этом сказать, я твоя мать… Я понимаю это, как женщина… У тебя действительно нет сердца… По сути, в этом все дело… Я часто спрашиваю себя, отчего это… Откуда это в тебе?.. Конечно, ни от твоего отца, ни от меня самой… У твоего отца есть сердце… У него даже слишком много сердца, у бедняги!.. А что до меня, ты, я думаю, видел, как я оплакивала свою мать?.. Сердце-то у меня всегда было… Мы были недостаточно строги к тебе… Мы были слишком заняты, на многое закрывали глаза… Нам казалось, что все уладится… А ты окончательно забыл об элементарной порядочности!.. Какая ужасная гнусность!.. Мы все в этом немного виноваты!.. Это точно… Вот до чего мы дошли!.. «Вы еще хлебнете с ним горя!..» Ах! Он не первый мне это сказал! Лавлонг уже предупреждал меня!.. Не он один это заметил, видишь, Фердинанд!.. Все, кто имеет с тобой дело, под конец приходят к таким заключениям… Ну ладно, я не настаиваю, я не собираюсь представлять тебя хуже, чем ты есть… Но там ты будешь находиться совсем в другой среде… Попытайся забыть все плохое!.. Дурные знакомства!.. Не связывайся снова со шпаной!.. Избегай дурного влияния!.. Помни о нас!.. Помни о своих родителях!.. Постарайся исправиться… Развлекайся на переменах… но не на уроках… Постарайся побыстрее выучить язык до своего возвращения… приобрести хорошие манеры… Попробуй сформировать свой характер… Сделай усилие над собой… У англичан всегда такой приличный вид!.. Они такие опрятные!.. Так прилично одеты!.. Я не знаю, что тебе еще сказать, мой мальчик, чтобы ты вел себя хоть немного лучше… Больше такой возможности не будет… Твой отец уже все тебе объяснил… У тебя трудный возраст… ты еще можешь стать порядочным человеком!.. Мне нечего тебе больше сказать…» В каком-то смысле это было верно, я уже почти все слышал… Меня это уже мало волновало… Все, что я хотел, — это уехать, и как можно скорее. И не слышать больше ничьих поучений. Главное — не думать, прав ты или ошибаешься. На самом деле, это не важно… Тот, кто имеет с вами дело, не должен обольщаться на ваш счет… Остальное — от лукавого.