Ларец - Елена Чудинова

— Уж вода на самой улице!

Люди бежали быстрее, но те, чьи спины виднелись впереди, отчего-то сворачивали налево. Зачем? Ведь их путь таким образом оборачивался параллельно Неве, а не удалялся от нее! Может, до этой улицы вода уж не дойдет? Но все одно — чем дальше от реки, тем лучше!

Подруги, не сговариваясь, миновали перекресток.

У Нелли, которая никогда не была горазда бегать далеко, уже начало колоть в легких, словно какой карло тыкал в них игрушечным ножиком.

— Еще немножко, и уж наверное мы в безопасности!

— Гляди!!!

По камням мостовой, не вдогонку, а навстречу девочкам струилась вода, поднимаясь кое-где до досок тротуара.

— Канал!! — охнула Нелли. — Впереди канал, и он тоже поднялся!

Надо было бежать назад к перекрестку, но, обернувшись, Нелли увидела, что сзади них уж никого не бежит, а вода, бегущая с Невы, затопила улицу много дальше поворота.

Теперь девочки были зажаты подступающей водой с обеих сторон.

— Надо проситься к кому-нибудь на чердак! — воскликнула Катя.

Внимание девочек тут же привлекли распахнутые прямо на тротуар двери коричневого тесового домика, над которым громоздилась вывеска ШОКОЛАДОВЫЙ ПАВИЛИОН. Мгновение, и подруги были уже внутри.

Домик оказался почти игрушечный, об одну комнату, оклеенную красной бумагой. Напротив дверей, ведших на улицу, оказалась еще одна узкая дверка, тоже распахнутая: верно, она соединяла домик с поварней, расположенной во дворе у хозяев заведения. В комнате стояли три окруженных табуретами круглых столика, и на одном из них что-то стыло в белой чашке, а на тарелке лежало надкушенное бисквитное пирожное. Полки с нарядными банками из стекла, чашками и тарелками были отгорожены от столиков чем-то вроде трактирной стойки. На ней стоял большой кувшин белого фаянса, теплый даже на вид.

— А где ж хозяева? — растерянно спросила Нелли.

— Неважно, разбежались, — Катя решительно хлопнула узкой дверкой.

— Ты чего?

— Если выше окошек вода не подымется, можно тут пересидеть, двери защитят, — Катя кинулась накидывать засовы на наружные двери.

— Кто отсюда убегал, похоже, не так думал, — заметила Нелли, прилипая носом к оконному стеклу: теперь нельзя уже было различить, где тротуары, а где мостовая, дома на супротивной стороне стояли в воде.

— Что тут за дрянь чернющая? — Катя потянулась к фаянсовой эперни, стоявшей на полке. Ладонь ее нерешительно забрала темный шар с некрупное яблоко размером.

— Ух, сколько шоколаду! — восхитилась Нелли, обозревая полки. — Интересно, придется ли за него нам платить, если не утонем?

— Ты это есть собираешься? — Катя с недоверием наблюдала, как Нелли переносит белый кувшин на столик, а затем, сняв со стопки тарелку, принялась наполнять ее всем понемногу.

— Еще как собираюсь, от Матрениных булок у меня уж воспоминанья нету! — Нелли налила из кувшина полную чашку. Шоколад грел пальцы даже через толстый фаянс.

— А нукось помрешь от этого шуколату?

— Я буду есть, а ты гляди! Не помру, значит, не ядовитый, можешь и ты перекусить. Если, конечно, останется чем, — Нелли залпом выпила чашку. — Хорошо, ох, как хорошо, сразу силы вдесятеро прибавилось.

Немудрено, что Катя видела шоколад впервые. Нелли и сама получала горстку конфект, запакованных по одной в золоченые бумажки и картонажи, лишь изредка, на день Ангела или на Рождество. Но самым обидным было то, что эти подарки Елизавета Федоровна запирала вместе с сахарницей и выставляла заветную корзиночку перед Нелли только за обедом, да еще надлежало непременно угостить всех за столом! Немудрено, свой шоколад должна варить не деревенская кухарка, а настоящий повар, какого у Сабуровых не было.

— А вот уж это жульничество! — Нелли, откусивши от шоколадного шара, возмущенно на него уставилась. — Шоколад-то только снаружи, тоненьким слоем, а внутри яблочная пастила!

— Ну, пастила так ладно, — Катя вгрызлась в шарик, как в яблоко. — А вкусно!

— А у этой бисквит! Неужто цельных нету? — Нелли уткнулась в свою тарелку. — Нуко вот это яичко. Катька, да тут игрушка внутри! Фарфоровый зайчик!

— Ну живут в столице… Шоколат этот твой мне не по вкусу, вроде и сладко, а все ж горчит.

В комнате неожиданно сделалось темно.

— Вода! Вода дошла до окон!

Оконные проемы все наполнялись темнотою, вот уж стали темны доверху. Стекла пронзительно и жалостно звенели.

— Ах, на крышу бы! Должен быть ход на крышу, буквы над входом поправлять! — Катин голос упал. — Если он не снаружи…

— Есть! Вон, перекладинки за полками, а сверху люк! — Нелли, сама не замечая, сунула в карман фарфорового зайчика, выеденного из шоколадной бомбы.

Действительно, отвесная узкая лесенка упиралась в закрытый квадратик на потолке.

— Лезем! Коли стекла вышибет, потопнем как котята! — Катя с обезьяньей ловкостью вскарабкалась по перекладинам. — Нутко!

Люк со стуком откинулся. Нелли ступила на лесенку: в комнате было меж тем уже совсем темно. Стекла дребезжали, но продолжали удерживать воду.

Пыльный чердак оказался вовсе невеличкой: выпрямиться в полный рост удалось только посередине. Зато в единственном круглом его окошке было светло. К сожалению, попытки разглядеть, что происходит на улице, ничего не дали — весь обзор загораживала доска вывески.

Надобно признаться, находится внизу, среди лакомств, что бесполезно погибали в эту минуту, было куда веселее, чем сидеть здесь, на чердаке, ощущая, как каждой доскою, каждой балкою дрожит и дергается строение. Вот дом рванулся раз, словно пытающийся удержаться на ногах пьяница, рванулся еще раз и еще…

— Только бы стены не раздавило, — шепнула притихшая Катя.

— Как это?

— Вода может сжать, вроде как яйцо рукой.

— Досюда вода не идет. Видишь, окошко светлое.

Нелли доводилось читать, что человек, попавший в ее положение, страшится, вспоминает о своих близких и о своих грехах, молится и плачет, приготовляясь к смерти. Ничего этого ей не хотелось, и страха Нелли не испытывала, лишь некоторую робость. Скорей ей казалось, что все происходящее — длинный сон, от которого она может очнуться в любое мгновение. И отчего-то Нелли вовсе не верила, что может умереть. Нисколечки не верила.

Некоторое время девочки молча сидели на полу, обхватив руками коленки. Однако после одного из толчков пол резко покосился.

— Неужто фундамент подмыло? Тогда худо.

— Катька, не могу я здесь дольше сидеть. Давай на крышу вылезем, хоть видно будет, что вокруг делается и высоко ли вода стоит.

— И то верно.

Незастекленное окно вполне могло пропустить и взрослого человека, а уж Нелли, на сей раз полезшая первой, даже не слишком ободралась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});