Продам май (сборник) - Мария Фомальгаут

Плачет Ингеле.

Беззвучно, бесслезно…

За что, почему? Почему так, когда мечтаешь о чем-то таком — по молодости, дневники какие-то пишешь, тетрадки для стихов, опять сеструха туда лазила, по голове ее, эту сеструху дневником, когда грезишь о чем-то таком — в школе, учитель вызывает, а ты стоишь и улыбаешься, повторите вопрос, а то я тут мечтала о принце из сказочной страны… Вот почему, когда по молодости грезишь — оно ничего и не случается, и лезет к тебе какой-нибудь Ялим из параллельного класса, записочки шлет, да что ты такая, да дай хоть домой провожу, да пошел ты… и все из школы идут парочками, парочками, и с фабрики потом — парочками, парочками, а Ингеле одна, одна, идет, представляет себе, что рядышком он, принц из каких-нибудь иных миров, он придет, он не может не прийти, ведь она так ждет его… так ждет…

Вот почему там, по молодости — ничего и не происходит, а потом, когда плюнешь на все, и не помнишь уже ничего, кроме грохота фабрики, И-и-инге-ле-е-е, челнок наза-а-а-ад, и тетрадки все со стихами уже пущены на растопку, или набиты в сапоги, чтобы за лето не ссохлись, и проводит тебя какой-нибудь Ялим до дома, а зайдем ко мне, а зайдем, и сама не поймешь, как оно случилось, и поутру слезы, да брось ты, да хоть сейчас распишемся, свадьбу сыграем, я не какой-нибудь…

Вот почему так… вот когда уже махнешь рукой на все, и уже не сама идешь под венец, новая жизнь в тебе — тебя ведет, в одиночку ребенка не вырастить, хоть бы в выходные с дочкой посидел, деловой ты наш, а потом из всех мыслей останется одна, что приготовить жрать, не есть, жрать, муж все сметет, скажет — мало, а Ани не успела в школу пойти, уже двоек нахватала, а…

Вот ту-то и появляется он.

Как насмешка, как издевательство, как испытание, которое Ингеле не прошла, как нарочно: пока ждала — ни слуху, ни духу, а как бросила все, нате вам — он…

Он…

От которого пелена с глаз падает…

И мир такой большой-большой…

Плачет Ингеле — беззвучно, бесслезно.

Украдкой смотрит на мужа. Да ему что, ему хоть криком кричи…

Когда она его увидела… не помнит. Да как не помнит, такое разве забудешь, под вечер хватилась, в доме мяса нет, а мяса нет, так муж, чего доброго, саму Ингеле сожрет вместо отбивной! А-ах, злая, не любишь ты мужа… В магазин вышла, вернулась, вот он, сидит в коридоре.

Он…

Он даже ни слова по-нашему не знает… Да что слова, когда Она и Он — там уже не нужны никакие слова, вот так допоздна и сидели, Ингеле вино принесла… Ани там что-то, ма, а уроки, да иди ты со своими уроками, поди, поиграй… на вот, купи себе чего-нибудь, чего тебе хочется…

Он — как насмешка судьбы.

Он… откуда? Ниоткуда. Из иных миров. Из каких-то высших измерений, где нет грязной посуды, и вечно орущих детей, и что-приготовить-жрать, и сапог на зиму, куда забивают стихи… похожий, и в то же время не похожий на человека. Ну такими и должны быть они… эти… оттуда… ниоткуда… Из других миров. Как в книжках, в дамских романах каких-нибудь, где открывается портал между мирами, и в наш мир попадает наследный принц, властитель могучей империи…

Плачет Ингеле.

Беззвучно, бесслезно…

Он умирает.

Он — там, в холодных общажных комнатенках на другом конце района, где прятались они с Ингеле — от мужа, который все сожрет, и еще попросит, от Ани, вечно ей то одно, то другое, то пятое, то десятое, от всех, от кого от всех, ну от этих, которые до слез доводят, а ты им назло не плачешь… Ани достала, а веди к нему, а что ты к нему без меня, а завтра меня возьмешь, а то папе скажу… И вот он уже не Ингеле обнимает, а Ани какие-то картинки рисует… как там, в его мире, все устроено…

А теперь он умирает.

И кто его поймет, от чего, чего ему не хватает в нашем мире, что его губит здесь, а ведь чахнет, гаснет, тает, как свечка, хрипит, задыхается…

Плачет Ингеле.

Не думать… не вспоминать… Ты там потерпи, как я тебя сейчас от холода заберу, муж же дома…

Муж…

Что-то екает в сердце, больно сжимается душа, Ингеле срывается с места. Что делает, что она делает, что про нее соседи скажут, что муж скажет, хороша жена, слов нет, мужа бросила, дом бросила, ребенка бросила, и к этому… это только в книжках так бывает, и сбежала с ним в волшебную страну, и жили они долго и счастливо…

Ингеле кутается в шубку.

Смотрит на мужа.

Сидит, считает какие-то прогнозы по каким-то акциям…

Ингеле выскакивает в холод зимы, такси, такси, машинка взлетает в метель, город остается там, там, внизу…

Скорее!

Холод ночи несется навстречу…

Скорее же!

Ингеле вбегает в выстуженные комнаты в каких-то трущобах, еле вспомнила про таксиста, сдачу себе возьмите, с порога слышит его хриплое, прерывистое дыхание, бросается к нему, человеку, и в то же время не человеку, из других миров… Почему он не смотрит на Ингеле, на его Ингеле, почему уставился в проход комнаты?

Ингеле оборачивается.

Оторопело смотрит на мужа. Стоит, громадина, сзади, занял полприхожей, уставился на них.

Да погоди ты!

Ну понимаешь же, не могу я так… с места в карьер….

Да и никак не могу.

Ялим смотрит на часы — осторожно, украдкой, дурной это тон, смотреть на часы. Сидят большие люди, решают большие вопросы, а тут этот…

Этот…

Там, в машине…

И куда Ялим его повезет?

А никуда Ялим его не повезет.

Про что они там… А? Прошу слова, прошу слова, категорически не согласен с вами, господа, индекс Ку-Эр никогда не упадет ниже Эс-Эль… Чего-о? Господа хорошие, вы рехнулись или как, вы на что ставку делаете? На что? Ну-ну, на топливо Рас Альхаге… вы хоть в курсе, эта звездулька, про которую вы имели наглость сказать, еще миллион-другой веков отгорит, и все, нате вам, красный карлик… а вы тут долгосрочные прогнозы делаете…

Сидит Ялим, потирает виски, голова раскалывается, сил нет. Левая голова ничего еще, держится, не болит, да что левая… левая голова Ялиму так, чтобы мелкие проблемульки решать, ну там что купить к ужину, жена целый день дома, нет, покупать Ялим должен… Ани опять ботинки сносила, как она ухитряется, сразу на всех семи ногах порвать, нарочно, что ли…

А вот правая голова, которая важные дела решает, та болит… Да и как не болеть… нет, что они средства в какие-то дешевые звездульки вкладывают, это их проблемы, пускай, пускай Эллур все деньги компании туда жахнет, кого потом в три шеи выгонят? Эллура. А про кого вспомнят, что он Эллура отговаривал? Про Ялима! Так что еще вопрос, кто через пару миллионов лет в замах ходить будет…

Это-то все не вопрос…

А вот с этим что делать…

Нет, ну почему, почему именно на Ялима такое счастье свалилось, Ялиму на голову, на ту самую, которая болит? Как будто других в народе аюми нет, вон их сколько, два миллиарда… нет, нате вам — к Ялиму…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});