Среди болот и лесов - Якуб Брайцев

стола, благодарили хозяина.

После обеда необходимо было отдохнуть и переодеться к балу. Мужчины направились с хозяином, дамы и девицы ушли в свою половину. В одиннадцатом часу все снова явились в гостиную, но какая перемена!

Женщины в белых бальных платьях, белых туфлях и белых перчатках с высокими прическами выплывали, как стая лебедей, с одной стороны, мужчины в черных фраках, белых жилетах и галстуках в лакированных туфлях или ботинках на пуговицах входили важно с другой стороны гостиной. Офицеры были одеты в свою форму.

– Господа, попросим Ольгу Николаевну и господина Бонгерского к роялю, – напомнила Голынская.

Свадковский поднял крышку рояля, подал ноты. Ольга подошла к роялю, сняла перчатки и перелистала ноты. Не нашедши ничего, что бы ей было по душе, она обернулась к обществу:

– Я спою по памяти два романса из слышанного мною на концерте Неждановой…

Вот она тронула клавиши, пробежала по ним пальцами и запела:

Жалобно стонет ветер осенний,

Листья кружатся поблекшие…

Среди полной тишины ее голос звучал нежно, с оттенком грусти, с чувством неудовлетворенности своего девичьего бытия. Исправник стоял бледный, горящий взор его был устремлен на певицу… Ему чудились в этом голосе призывные нотки, где-то в глубине души ему шептал внутренний голос: «Помнит она тебя, чувствует близость твою и сейчас!»

Последние звуки замерли. Все дружно аплодировали. Ольга, привстав, поклонилась, смущенная общим одобрением. Второй романс она пела с еще большим чувством:

Я Вас ждала с безумной жаждой счастья,

Но Вы на зов мой не пришли…

Исправник оперся на стул левой рукой, правую заложил за борт мундира и застыл недвижимо, весь отдавшись обаянию чудесного романса. Только нервная дрожь пробегала по его бледному лицу, выдавая душевное напряжение.

Романс окончился, раздались шумные рукоплескания.

– Теперь ваш черед, господин Бонгерский! – сказала Ольга, отходя от рояля. Их глаза на мгновение встретились, исправник поклонился.

– Ольга Николаевна, я прошу вас аккомпанировать мне!

– Хорошо! – она снова села и вопросительно подняла глаза на исправника.

– Позвольте взглянуть на ноты, – сказал тот, приблизившись к роялю и беря ноты. Быстро перелистав их, он положил развернутый листок на пюпитр. Она взглянула, и руки ее слегка задрожали на клавишах:

Уймитесь, волнения отрасти,

Засни, безнадежное сердце,

Я стражду, я жажду,

Душа истомилась в разлуке….

Исправник начал с легкой дрожью в голосе, затем его голос стал ровным, но бесконечно волнующим своим страстным призывом:

Как сон неотступный и грозный,

Мне снится соперник счастливый,

И тайно и злобно кипящая ревность пылает,

Оружия ищет рука…

В голосе певца прозвучала страшная угроза, Ольга поняла все; она поняла глубокий, всепокоряющий смысл этого романса, символизирующего значение их сегодняшней встречи…

Минует печальное время…

«Да, это его голос!» Этот страшный человек покорял ее необыкновенной романтичностью своей жизни, проник в ее душу, заполнял все ее уголки, замкнул, наконец, круг доселе неосознанных желаний и влечений. Последние звуки замерли в гостиной. Аплодисменты гремели со всех сторон.

– Какой исключительный талант!

– Что за голос! Сколько чувства! – раздавались возгласы среди гостей.

Исправник вынул платок, вытер лоб. Ольга встала, опустила глаза. Они поклонились друг другу. Было уже время начинать танцы.

Хозяин дал знак, дверь в залу отворилась, грянул оркестр. Парами гости направились в зал. Офицеры отстегнули сабли.

Свадковский исполнял роль дирижера танцев. Введением в бал, как всегда, явился полонез. В том величественном, серьезном танце, похожем скорее на прогулку, чем на танец, приняли участие все без исключения.

Князь с Ольгой, простой, но красивой походкой величественно двигался в ритм музыке в первой паре. Вслед за ними Закалинский вел Голынскую, за ними вереницей плыли пара за парой, старые и молодые.

За полонезом следовал по традиции вальс, танец – венец бальной залы.

Знаменитый историк Риль назвал этот танец пафосом любви. Увлекательный и меланхолический, он возбуждает томительные мечты, уносит юные сердца в царство блаженства и сладких грез. Даже те, для кого миновала пора молодости и увлечений, невольно обращают взоры на движения юных пар. Незабвенное время молодости с его светлыми верованиями в жизнь витает перед глазами убеленных сединами при звуках вальса.

Когда сыграли ритурнель, исправник приблизился к Закалинскому.

– Ваше превосходительство, покорнейше прошу вашего разрешения, – произнес он с глубоким поклоном.

– Одобряю, весьма одобряю!

Ольга поднялась:

– С удовольствием, – сказала она.

Плавно вальсируя, они пошли по кругу.

Грациозные, легкие, как будто парящие движения молодой девушки были изящны и привлекательны. Кавалер настолько хорошо вел свою даму, что по их гармоничным движениям эта пара представляла одно совершенство, глядя на которое можно было сказать, что танец есть искусство. Пары плыли за парами, чертили по паркету в такт музыке; шуршали платья дам, мягко звенели шпоры офицеров.

Когда они были на отдаленном конце зала, кавалер под звуки вальса «На сопках Маньчжурии» тихо пропел:

И кто себя навеки вяжет.

Спроси, что сердцу сердце скажет,

Мечта кратка, но сколько мук!..

Ольга подняла глаза:

– Скажите, ради бога, кто вы? С какой целью явились сюда? Я догадываюсь, и мне так страшно!

– Успокойтесь, я Дубровский нашего времени, явился сюда ради вас, с намерением объяснить… предупредить роковую помолвку со старым князем…

– Ради бога, не делайте ничего ужасного, я умоляю вас!

– Не бойтесь, я слишком люблю вас, чтобы причинить вам малейшее огорчение! – они прервали разговор, проплыли мимо зрителей, и на втором туре он проговорил:

– Завтра, ровно в полночь, зажгите огонь в вашей комнате, откройте шторы, я буду в саду!

Она кивнула головой в знак согласия.

Исправник довел свою даму до ее места, раскланялся и отошел.

…Что-то неподвластное воле уже давно напоминало Ольге о Савицком, и чем дальше, тем чаще облик его являлся ей днем и ночью. Тайные мечты ширились, принимали осязаемое чувство, преследовали ее неотступно…

Она слышала и читала в газетах о его похождениях; вопреки всему она находила много привлекательного в его бесстрашии и самоотверженности. Не один раз она перечитала повесть «Дубровский». Что-то общее было между обоими юношами в их протесте против несправедливости и зла. Она все более увлекалась этим сходством, таила даже от себя надежду встретиться с Савицким. Но реальная действительность делала эти мечты бесплодными, несбыточными. Он сын сиделицы, разбойник, человек, пожертвовавший всем ради революционной идеи, столь грозной в своих проявлениях, – возможно ли ей даже думать о нем? Но