Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

здесь годами хранилось), покрасил перила и ограду. Неровный, прежде покрытый дешевым линолеумом пол выровнял и выложил оставшейся от ремонта в санузлах плиткой.

— А ты сам-то хочешь ребенка? — вырвалось у Варвары Сергеевны.

— Очень! — горячо заверил Олег. — Только вот… — замялся он.

— Что?

— Было бы зашибись, если бы меня не воспринимали как быка-осеменителя! — невесело хохотнул он.

Бросив окурок в бутылку, он тут же схватился за ручку балконной двери.

* * *

«Надо поговорить», — прилетел от Никитина долгожданный ответ.

На часах было десять утра.

Выучив за годы службы все его привычки, Варвара Сергеевна так и видела, как, прежде чем написать сообщение, он пододвинул к себе вторую чашку кофе.

Первую чашку полковник выпивал в восемь утра, через десять минут после того, как появлялся в отделении. После этого шли, чередуясь, утренние планерки, не терпящие отлагательств доклады подчиненных и, как правило, не предвещавшие ничего хорошего телефонные разговоры с вышестоящим начальством.

Вторая чашка — короткий выдох — разрешала ему ненадолго переключиться на менее важные или личные дела. Ожидая, пока кофе немного остынет, полковник всегда закуривал…

В пятьдесят Никитин пережил инфаркт, после чего с сигаретами решительно завязал, а привычку пить большими кружками кофе, хоть врачи и не одобряли, оставил.

«Так набери мне наконец!» — отбила ему Самоварова.

В чате появилась строка: «Пишет…».

Варвара Сергеевна напряженно вглядывалась в телефон. Прошла минута, затем другая, но ответа или звонка не последовало.

«Что-то долго он раздумывает над ответом!» — с нехорошим предчувствием подумала Варвара Сергеевна.

Минут через пять пришло короткое и неприветливое: «Не по телефону».

«Где?» — с трудом подавив в себе желание немедленно ему перезвонить и выяснить, чем, черт побери, вызвано его двухдневное молчание и странный тон сообщений, она решила проявить выдержку.

«Где тебе удобней».

Самоварова не стала откладывать в долгий ящик:

«Через пару часов в любом кафе рядом с твоим офисом».

«Лучше в офисе».

«Значит, здоров, на работу ходит… Но почему в офисе?!» — негодовала она.

Никитин прекрасно знал, что она терпеть не может безликие офисы, предпочитая им уютные кафе, которых в городе было в избытке.

Олег был на пробежке. Наскоро перекусив и покормив кошек, она отправилась в душ. Пока сушила волосы, вспомнила, что в двенадцать у нее курсы вождения. Но перенести встречу с полковником она не могла: скребущее предчувствие говорило о том, что Никитин собирается сообщить нечто важное.

Самоварова набрала инструктора и, сославшись на неотложные дела, отменила урок. Сделав вид, что огорчен этой информацией, инструктор, тридцатилетний хипповатый парень, назидательным голосом профессора попросил ее не терять времени даром и до следующего урока посвятить себя изучению теории.

А также подчеркнул, что практику на площадке им лучше завершить до наступления заморозков.

Теорию Варвара Сергеевна не любила еще с института.

Она была человеком действия, и полученные знания быстрее и лучше закреплялись у нее на практике. Но в те далекие институтские времена и мозги ведь были еще молодые! Худо-бедно она заставляла себя сидеть над учебниками. Сейчас же это было весьма затруднительно, да и знала она теорию не хуже инструктора — поди-ка поезди годами по городу на места преступлений, не только все дорожные знаки — все закоулки для объезда запомнишь наизусть!

Наряд выбирала тщательно и в конце концов остановила выбор на новом желтом свитере и брюках. Черное пальто с поясом, тонкий кашемировый шарф и несколько капелек любимых духов.

Только уже спускаясь по лестнице вниз, Варвара Сергеевна подумала о том, что желтый цвет — это не только цвет солнца, но еще и цвет разлуки. По крайней мере, так принято считать по отношению к подаренным цветам.

До офиса полковника было полчаса ходьбы.

Идя по осеннему городу, Самоварова думала о Никитине, гадая, что же могло у него случиться и с чем связано его молчание, а затем предложение переговорить «не по телефону».

В последний раз она видела его больше года назад.

По праздникам они поздравляли друг друга через Ватсап, а минувшим летом она обращалась к нему за помощью, расследуя исчезновение Алины, жены Лешкиного друга.

Ничего такого, на что он мог бы обидеться, и быть не могло…

Полковник снимал под свое сыскное бюро небольшое помещение в недавно отстроенном офисном центре.

Внутри все было по старинке — так, как он привык за десятилетия службы, руководя работой отделения милиции.

Маленькая приемная с пожилой секретаршей, в обязанности которой входило фильтровать входящие звонки, готовить кофе и вести документацию. Просторный кабинет полковника — большой рабочий стол с компьютером, кожаное кресло руководителя, небольшой журнальный столик с двумя низкими креслами для приема посетителей.

Кроме секретарши, сотрудников в штате не было: при необходимости Никитин обращался за помощью к бывшим сослуживцам — операм, аналитикам и следователям.

Поздоровавшись со знакомой секретаршей, которую полковник, выйдя на пенсию, прихватил с собой из отделения, Варвара Сергеевна постучалась в дверь кабинета.

— Входите, вас ждут! — Пожилая секретарша встала из-за стола и прошла к кофейному аппарату, примостившемуся на столике при входе. — Вам же двойной эспрессо без сахара? — приветливо улыбнулась она. Варвара Сергеевна, конечно, помнила, что эта тихая, верная своему начальнику женщина не так давно имела серьезные проблемы с сердцем. Благодаря кардиологу полковника здоровье ее восстановилось, да и нынешняя работа не подразумевала ненормированный рабочий день и хронически нервную, как в отделении, обстановку.

— Точно! — Улыбнувшись в ответ, Самоварова распахнула дверь кабинета.

Никитин сидел за рабочим столом и изучал какие-то бумаги.

— Привет, — бросил он сухо, не поднимая головы. Никитин курил, глубоко затягиваясь.

— Привет, Сережа! — Варвара Сергеевна с удивлением уставилась на клубы дыма. Оглядев кабинет, прошла к журнальному столику. Не дожидаясь приглашения, присела в одно из кресел.

«Что же у него стряслось?» — напряженно думала она. Теперь уже было ясно, что она вовсе себя не накручивает. Не только вернувшиеся через пятнадцать лет (и, судя по дымной завесе, не в порядке исключения) сигареты, но и незримые импульсы, исходившие от полковника, хорошего не предвещали.

— Расскажи, чем ты сейчас занимаешься. — Растерзав в массивной хрустальной пепельнице окурок, Никитин вышел из стола.

Пройдя к окну, встал к Самоваровой спиной.

Все, что она хотела ему сказать, о чем попросить, рассыпалось вмиг на осколки.

Эта напряженная спина… Этот тон…

После того как ушла со службы, она не раз забегала в отделение, в частном порядке оказывая бывшему начальнику помощь в расследовании некоторых преступлений. Какой бы нервный ни выдавался у него денек, Никитин всегда встречал ее улыбкой и распахнутыми объятиями.

— Все нормально, — уронила она. — Что у тебя?

— У меня? — обернулся полковник — его взгляд был необычайно тяжел. — Ты пришла узнать, что у меня?!

Он развернулся и подошел к столу. Щелчком пальцев выбил из пачки и