Дата Туташхиа - Чабуа Амирэджиби

— Мы боремся с бандитизмом устаревшими, негодными средствами — это первое. Борьбу ведет сразу несколько ведомств: полиция, жандармерия, военный округ, а по сути дела — никто. Действия упомянутых ведомств часто входят в противоречие друг с другом и оттого безуспешны. Это второе. Третье: бандиты окружены сочувствием народа, находят в нем надежную опору и пользуются его помощью. Мы этого лишены вовсе. Четвертое: с нашей стороны этой борьбой занимаются люди ограниченных дарований и недалекого ума, а каждый из бандитов — личность отважная и многоопытная. Я говорю — личность! Разбойников, которые умом и душевными достоинствами не превосходят своих преследователей, мы вылавливаем легко. За последние пять лет таких насчиталось пятьдесят человек!

— Какого мнения вы? — обратился Сахнов к Зарандиа.

— Сказанное его сиятельством вытекает из многолетних наблюдений и опыта, многократно проверенного. Соображения его сиятельства кажутся мне несомненной истиной.

Физиономию Сахнова исказила гримаса — к чему здесь сей иезуит? От наместника это движение не ускользнуло, и он залился краской. И не оттого, что ответ Зарандиа задел его, а оттого, что все, о чем я говорил, лишь повторяло бесчисленные доклады, с одобрения наместника посылаемые в Петербург. Гримаса Сахнова, адресуясь наместнику, уничижала его мнение.

— Граф прав! — произнес наместник с твердостью в голосе.

— Да и мне так кажется, — поспешно согласился Сахнов и, помолчав, проговорил, будто решая для себя. — Итак, необходимо менять способ борьбы с бандитизмом, передать это дело под начало лишь одного ведомства, подорвать опору бандитизма в народе, лишив бандитов сочувствия, и привлечь к делу людей мыслящих и умудренных опытом.

Чтобы сделать подобное умозаключение из всего, что было мной сказано, большого ума не требовалось. Вывод, зримый и досягаемый, уже лежал на поверхности. Да и письменные доклады, как я уже говорил, посылались нами в Петербург один вдогонку другому. И все же сообразительность Сахнова озадачила меня, пока я не заметил, как он исподтишка заглядывает в свои бумаги, из которых взгляд мой выхватил знакомые страницы наших докладов.

— Мы собрались здесь, чтобы найти выход из положения. Жду ваших соображений, господа, — Сахнов уставился на наместника.

— Граф в своих докладах недвусмысленно обращал наше общее внимание на положение вещей. Оно известно и вам, однако, если его сиятельство пожелают, мы можем выслушать вторично.

Мне было скучно говорить о вещах, о которых говорилось, писалось, докладывалось тысячекратно. Меня вынуждали переливать из пустого в порожнее, и потому я сказал, едва сдерживаясь:

— Наместнику его величества на Кавказе должны быть предоставлены особые полномочия. Это позволит нам действовать всякий раз сообразно ситуации и обещает успех. Его императорское величество не откажет своему наместнику в этой привилегии, если будет соблюдена одна тонкость: шеф жандармов должен подтвердить необходимость особых полномочий поначалу министру внутренних дел, а затем и его величеству. Чтобы это произошло, вы должны, разделив наши воззрения на этот предмет, убедить шефа жандармов в разумности наших претензий.

— Что означают особые полномочия?

— Наместник должен получить право амнистировать прошлые преступления бандита и право помилования. Ордер наместника о помиловании должен иметь силу закона.

Сахнов задумался и, видимо, желая быть любезным, обратился к Мушни Зарандиа:

— А что думаете вы?

— Господин полковник! Я полагаю, что умозаключение, сделанное вами из слов его сиятельства графа Сегеди, определяет наши поступки и дает нам программу, с которой нельзя не согласиться. Если вам будет угодно, я позволю себе лишь развернуть вашу мысль, придать ей ясность и форму с той лишь целью, чтобы самому себе сделать ее отчетливой и понятной до конца…

— Позже, господин Зарандиа… Как-нибудь в другой раз! — остановил его Сахнов.

— Я бы просил господина полковника позволить господину Зарандиа принять участие в нашей беседе и высказать свои соображения, — сказал я холодно.

Я был настойчив, потому что Зарандиа принадлежал к людям, которые по каждому случаю имеют свое мнение и способны составить разумный план действий. Его план бывал всегда остроумен и предполагал действия весьма энергические. Были в нем и риск, и странность, и необычность, — оттого лицам недалеким либо мало сведущим в деле он казался порой сомнительным и едва ли осуществимым. Поэтому свой план Зарандиа обычно — и довольно беззастенчиво, надо заметить — приписывал самому значительному лицу из участвующих в обсуждении, имея в виду, что влияние этого лица возведет его план на высоту, самому Зарандиа пока недоступную. Таким путем Зарандиа завоевывал для своего плана благожелательность значительного лица, и судьба плана решалась счастливо, ибо влиятельный человек охотно и быстро начинал считать себя истинным создателем хитроумного плана. То же самое проделывал он со мной — и не раз. Должен сознаться, я легко впадал в это заблуждение из-за понятного человеческого свойства: ведь в глубине нашей души всегда теплится мысль или зародыш ее по поводу предмета, однажды уже задевшего наше внимание, и когда совсем другой человек вдруг произнесет эту мысль, отчетливо ее выразив, нам она может показаться истиной уже знакомой, к тому же — установленной именно нами.

С первых слов Мушни Зарандиа я понял: план у него готов, и Сахнову предназначена роль его мнимого создателя. С равным интересом принялся я следить и за изложением плана, и за тем, как одурачивали Сахнова.

Не успел Сахнов и слова сказать, как наместник попросил Зарандиа не прерывать свою мысль.

Смущенно улыбнувшись, Зарандиа ответил ему почтительным и благодарным наклоном головы.

— Господин полковник, — начал он, — главнейшим в нашем деле почел искоренение той поддержки, какую бандит находит в народе, широко пользуясь его помощью и сочувствием. Мнение господина полковника естественно и справедливо, поскольку это и есть проблема наиболее сложная и трудная. Тем не менее она разрешима, если привлечь к делу людей опытных и умелых. Переведенные на язык практических действий, мысли господина полковника складываются в следующую дефиницию: искоренение доверия и помощи бандиту со стороны населения путем компрометации самого бандита. Следующая ступень — примирение бандита с властями. И наконец, — привлечение его на службу к нам с последующим использованием в борьбе против других бандитов.

Если я правильно понял господина полковника, наши действия, вытекающие из этого положения, будут располагаться в такой последовательности: распространение компрометирующих слухов, умно и тонко сочиненных нами, столь же дальновидная и тонкая имитация действий бандита, направленных якобы против простого люда: запугивание, шантаж, ограбление, убийство невинных жертв и прочие действия, призванные запятнать бандита в глазах народа и превратить его в народном мнении из героя в негодяя. В конце концов перед нами предстанет человек, обезоруженный и впавший в отчаяние, который либо сдается нам по собственной воле, либо примет условия примирения, нами предложенные. Возможно также, он будет передан нам из рук в руки каким-нибудь завербованным нами человеком, который сделает это без особых усилий и зазрения совести. Разумеется, все это потребует длительного и кропотливого труда, а не случится в одночасье и не будет однократной кампанией. Надо, однако, сознавать, что перед некоторыми бандитами и этот метод окажется бессильным, но, как любит напоминать его сиятельство граф Сегеди, исключения лишь подтверждают правило, и разумность нашего правила также будет подтверждена. На этом, господа, завершается первый круг нашего предприятия.

Теперь о последовательности наших действий во втором круге. Ордер наместника о помиловании будет прощением преступлений, совершенных в прошлом, а не гарантией будущей неприкосновенности. Новое преступление, совершенное бандитом, разумеется, поставит его перед новой ответственностью. Инспирирование преступления с последующей вербовкой попавшего в капкан преступника и использованием его в наших целях, при умелом подходе, задача не столь уж трудная. Когда господин полковник предлагал привлечь к делу умелых и опытных людей, он, вне всякого сомнения, подразумевал именно этот источник пополнения наших сил. Остается раскрыть еще два положения, заключавшихся в мыслях господина полковника и связанных между собой: поскольку метод, предложенный господином полковником, мы в борьбе с бандитами еще не применяли, а он чрезвычайно своеобразен, требуется, само собой, борьбу с бандитами сосредоточить в руках жандармерии.

Так понял я программу действий, продиктованную нам господином полковником. Она непреложно требует, чтобы наместнику его величества на Кавказе были предоставлены особые полномочия. Считаю своим долгом сказать, что с планом господина полковника я всецело согласен и участие в его осуществлении почту за честь для себя.