Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Ей не дано было забыть и того дня, когда рассеялись ее иллюзии. Это произошло как раз тогда, когда ее свекор был обвинен народным собранием в измене; управляющий в доме ее брата Кратипп увел ее вместе с маленькой Сервилией на другую сторону Палатина, подальше от дома Сервилия Цепиона.

Какой это был ужасный день! Именно тогда, глядя на Сервилию и Друза, Ливия впервые поняла, что жена может быть мужу соратницей. Ей открылось, что женщин порой приглашают к участию в семейных дискуссиях. Первый раз в жизни она попробовала неразбавленное вино. А чуть погодя, когда улеглось волнение, Сервилия назвала рыжеволосого Одиссея из дома у подножия холма по имени: Марк Порций Катон Салониан. Не царь, даже не патриций, а просто внук крестьянина из Тосканы и правнук раба-кельтибера…

— Вот ты где! — неожиданно раздался голос Цепиона. — Что ты делаешь тут, на таком холоде, женщина? Иди в дом!

Ливия Друза встала и послушно направилась в ненавистную постель.

* * *

В конце февраля Квинт Сервилий Цепион наконец-то отбыл, сказав Ливии Друзе, что возвратится не раньше чем через год, а то и позже. Сперва это удивило ее, но потом он разъяснил, что столь долгое отсутствие совершенно необходимо, так как, вложив все деньги в проект в Италийской Галлии, он просто вынужден будет лично надзирать за ходом его реализации. Перед этим он проявил к жене усиленное внимание в постели, говоря, что мечтает о сыне; забеременев, она получит занятие на время его отсутствия. В первые годы замужества близость с мужем была для нее источником огорчений, однако с тех пор, как ей было открыто имя ее обожаемого рыжеволосого Одиссея, любовные упражнения Цепиона превратились для нее просто в утомительное неудобство, в котором хотя бы не было места жгучему отвращению. Ничего не сказав мужу о том, чем собирается заняться в его отсутствие, Ливия Друза простилась с ним; лишь выждав неделю, она вызвала брата на серьезный разговор.

— Марк Ливий, я хочу попросить тебя о большой услуге, — начала она, усевшись в кресло для клиентов. Ей было странно сидеть в нем, и она усмехнулась. — О боги! Знаешь ли ты, что я впервые сижу на этом месте с тех пор, как ты уговорил меня выйти замуж за Квинта Сервилия?

Оливковое лицо Друза потемнело. Он опустил глаза и уставился на свои пальцы.

— Это было восемь лет назад, — молвил он невыразительным тоном.

— Да, именно так, — подтвердила она и снова усмехнулась. — Однако я сижу здесь не для того, чтобы обсуждать события восьмилетней давности, брат мой. Я прошу тебя об услуге.

— Если оказать ее тебе в моих силах, Ливия Друза, я буду только польщен, — ответил он, благодарный ей за то, что она не собирается упрекать его за старые грехи.

Он бесчисленное число раз порывался просить у нее прощения за допущенную им страшную ошибку. То, что она непоправимо несчастна, не ускользало от его внимания, и он вынужден был сознаться самому себе, что она-то сразу по достоинству оценила несносный характер Цепиона. Однако гордыня сковывала его язык; кроме того, его не оставляла мысль, что, выйдя за Цепиона, она по крайней мере не пошла по стопам своей матери. Та была страшной женщиной, о которой постоянно судачили, что ее бросил очередной любовник.

— Итак? — поторопил Друз сестру, видя, что она медлит.

Ливия нахмурилась и, облизав губы, подняла на брата свои прекрасные очи.

— Марк Ливий, — заговорила она, — я давно уже чувствую, что мы с мужем злоупотребляем твоим гостеприимством.

— Ты ошибаешься, — поспешно ответил он. — Если я помимо воли сделал нечто, что могло создать у тебя такое впечатление, то прими мои извинения. Поверь мне, сестра, ты всегда была — и будешь — дорогой гостьей в моем доме.

— Благодарю. Однако то, что я сказала, — непреложный факт. Вы с Сервилией никогда не имели возможности пожить просто вдвоем, чем, возможно, и объясняется то обстоятельство, что она никак не может зачать.

— Очень сомневаюсь, — смущенно отозвался Друз.

— А я в этом уверена. — Ливия наклонилась вперед, решив говорить начистоту. — Сейчас спокойные времена, Марк Ливий. На тебе не лежит бремя государственных обязанностей, а маленький Друз Нерон живет у тебя достаточно долго, чтобы возможность появления у вас собственного ребенка стала куда реальнее. Так говорят старухи, и я верю им.

Выслушивать все это было для него тягостно.

— Пожалуйста, переходи к сути! — взмолился Друз.

— Суть заключается в том, что на время отсутствия Квинта Сервилия я хотела бы перебраться вместе с детьми за город. У тебя вблизи Тускула есть вилла, путь до которой отнимает от силы полдня. Там никто не живет уже много лет. Пожалуйста, Марк Ливий, отдай ее пока мне! Позволь пожить самостоятельно!

Он пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь найти признаки того, что она замыслила нечто неблаговидное, однако так ничего и не обнаружил.

— Ты советовалась с Квинтом Сервилием?

Не отводя от него пристального взгляда, Ливия Друза твердо ответила:

— Конечно.

— Но он мне об этом ничего не говорил.

— Невероятно! — Она улыбнулась. — Но вполне в его духе.

Ее ответ вызвал у него смех.

— Что ж, сестра, не вижу, почему я должен возражать, раз Квинт Сервилий дал свое согласие. Ты права, Тускул находится совсем недалеко от Рима. Я вполне могу приглядывать за тобой и там.

Просиявшая Ливия Друза рассыпалась в благодарностях.

— Когда ты хочешь уехать?

Она встала.

— Немедленно. Могу я поручить Кратиппу организовать сборы?

— Конечно! — Он откашлялся. — Если честно, Ливия Друза, нам будет тебя недоставать. И твоих дочерей — тоже.

— Это после того, как они пририсовали лошадке лишний хвост и заменили виноградную гроздь аляповатыми яблоками?

— То же самое мог бы учинить и Друз Нерон, только годом-другим позже. Если разобраться, то нам еще повезло: краска не успела засохнуть, так что картины остались неповрежденными. Отцовская коллекция гораздо лучше сохранится на чердаке; пусть там и лежит, пока все дети не вырастут.

Он тоже встал; они вместе проследовали вдоль колоннады к гостиной хозяйки дома, где Сервилия хлопотала над прялкой, с которой должно было сойти одеяльце для новой кроватки Друза Нерона.

— Наша сестра собралась нас покинуть, — сообщил Друз, входя. Он увидел, какое смятение — и какую радость, смешанную с чувством вины, — испытала при этой новости его жена.

— Как это печально, Марк Ливий! Почему же?

Однако Друз поспешил ретироваться, предоставив сестре самой объяснять свои резоны.

— Я отвезу девочек на виллу в Тускуле. Мы поживем там до возвращения Квинта Сервилия.

— Вилла в Тускуле? — переспросила Сервилия Цепиона. — Но, милая моя Ливия Друза, это же полуразрушенная лачуга! Кажется, она принадлежала еще первому Ливию. Там нет ни ванны, ни туалета, ни пристойной кухни, да и тесно там!

— Все это неважно, — ответила Ливия Друза. Взяв Сервилию за руку, она приложила ее ладонь к своей щеке. — Дорогая хозяйка дома, я готова жить среди руин, лишь бы тоже где-то чувствовать себя хозяйкой! Говорю это не для упрека и не для того, чтобы тебя обидеть. С первого дня, когда твой брат и я переехали к вам, ты вела себя безупречно. Но пойми и меня! Мне хочется иметь собственный дом. Я не хочу больше, чтобы слуги обращались ко мне «dominilla»; мне хочется, чтобы они слушались меня, — а это невозможно здесь, где вся прислуга знает меня с самого детства. Мне необходим клочок земли, по которому можно свободно гулять, я жажду глотнуть немного свободы от этого проклятого города. О, пойми же меня, Сервилия!

По щекам хозяйки дома скатились две слезинки, губы ее дрогнули.

— Я понимаю, — выдавила она.

— Не горюй, наоборот, порадуйся за меня!

Они обнялись.

— Сейчас же схожу за Марком Ливием и Кратиппом, — скороговоркой произнесла Сервилия, откладывая работу и закрывая прялку от пыли. — На одном я настаиваю: надо нанять строителей, которые превратят эту древнюю виллу в подходящее для тебя жилье.

* * *

Однако Ливия Друза не пожелала ждать. Уже через три дня она собрала дочерей, связки книг, прихватила немногочисленных слуг Цепиона и отправилась в Тускул.

Она не заглядывала туда с детства. Там мало что изменилось: все тот же оштукатуренный домик, желтый, как желчь, почти без сада и надворных построек, душный и темный, лишенный перистиля. Однако оказалось, что брат не теряет времени даром: вокруг уже расхаживали люди, привезенные местным подрядчиком; сам он тоже оказался тут как тут и, почтительно поприветствовав новую хозяйку, пообещал, что уже через два месяца дом превратится в уютное гнездышко.

Самостоятельная жизнь Ливии Друзы началась в хаосе, хоть и не бесцельном: она задыхалась от пыли штукатурки, глохла от стука молотков, визга пил, постоянно выкрикиваемых команд и перебранок на сочной латыни тускуланцев, которые, живя в каких-то пятнадцати милях от Рима, редко туда наведывались. Дочери отреагировали на перемену обстановки в полном соответствии со своими характерами: Лилла, которой было четыре с половиной года, была зачарована кипящей в доме работой, а сдержанная и замкнутая Сервилия жила здесь в страхе — перед новым домом, звуками, собственной матерью. Однако настроение Сервилии не передавалось окружающим, а вдохновенное участие Лиллы в происходящем усугубляло хаос.