Магия черная, магия белая - Елена Хорватова

Она всегда презирала поклонниц эстрадных звезд, готовых безоглядно влюбиться в экранный образ человека, зачастую далекий от оригинала, и предаваться пустым мечтам, чтобы наполнить собственную жизнь хоть какими-то яркими красками. Как бы ни был хорош Лунин, надо было взять себя в руки, иначе Маргоша окажется в задних рядах поклонниц из фан-клуба музыканта. А в ее жизни теперь слишком много других важных дел.

– Валя, я все хотела тебя спросить – ты давно перебралась в Россию? – спросила Маргарита, чтобы сменить тему. – Ты похожа на человека, который всю жизнь прожил в нашей стране.

– За слова, что я похожа на человека, спасибо. Стараюсь, – хмыкнула Валька. – А на Русь я перебралась и вправду давно, так что обрусела тут по полной программе. Я, чтоб ты знала, еще Александра Невского помню. Такой был интересный мужчина, Санечка-то, это что-то! Шлем, доспехи, стать богатырская, взгляд орлиный, как на коне перед своей дружиной выедет, так женские сердца и замирают. И в бою был хорош…

– В бою? Ты видела Александра Невского в бою? И Ледовое побоище, значит, помнишь?

– А то. Махаловка была ужас какая, не передать… Лютая. Летописцы потом врали много, но без этого не бывает, сама знаешь. Не приврешь – так не расскажешь. Наши, как дурни последние, поперли в латах и всей амуниции прямо через Чудское озеро, думали – лед крепкий, выдержит… Ну конечно, русская зима, у нас о ней легенды слагали. Птицы, дескать, на лету замерзают, а реки и озера сковывает таким льдом, что до самого дна воды нет, и ходи себе аки посуху… А забыли, что дело-то к весне и ледок не так чтобы очень крепкий, даже на севере Руси. Но напрямки, через озеро, до Пскова, типа, рукой подать. Раз-раз – и там будем. Нет, поначалу-то лед держал, пока до битвы не дошло. Но когда сечься на льду начали, это, я тебе скажу…

– Постой-постой, если «ваши» шли на Псков через Чудское озеро, значит, ты была на стороне тевтонских рыцарей?

– Ну ты, блин, даешь! А на стороне кого я могла быть в тринадцатом веке, впервые появившись в русских землях? Мне тевтоны были, почитай, родными… Ну я за ними на Русь и полетела. Где шум битвы, там и я…

– И, значит, ты воевала против наших? – уточнила Маргарита, хотя уже понимала, что не стоило излишне углубляться в эту сложную тему. Тактичнее было бы промолчать. Но прямо как за язык кто-то тянул…

– Кто тебе тогда был «наши», а кто «ваши», это тоже, знаешь ли, вопросик непростой, – фыркнула ей в ответ Валька. – Твой пращур барон фон Хорн, кстати, как раз на Чудском озере навеки остался… возле Сиговца. А воевал он, естественно, не в дружине Александра Невского. Как сейчас помню – он, Хорн-то, бедняга, так и гикнулся под лед. Я его пыталась удержать, но не вытянула. Я сама-то взлететь легко могу, ты видела, и даже с приличным грузом могу, тренированная. Но поднять на воздух здоровенного мужика, да еще в стальных доспехах, – такой вес не каждая валькирия возьмет, тяжесть не передать какая… Да еще эти латы чертовы, скользкие, как не знаю что, металл полированный, не уцепишь – выскальзывают. Выронила я его, фон Хорна-то. Ну он под лед и ушел. Раненый был, сознание уже терял, вот и не выкарабкался. Эх, Готфрид, Готфрид! Я его часто вспоминаю. Красавец был. Такая, знаешь, белокурая бестия. Ты тоже в него пошла, в пра-пра-прадедушку, рыженькая. Нравился он мне, Ритуха. До безумия нравился, хотя и женатый был – у него дома в замке жена Гертруда и два пацана оставались… Рассказывал мне о них, помню. Но мне-то что, ждет его дома баронесса или нет, я ведь в жены ни к кому не прилаживаюсь. Я вечная боевая подруга. Знаешь, у нас, у валькирий, еще в давние времена в предводительницы выдвинулась Фрейя, богиня любви и войны. Она нас всегда учила, что воители нуждаются в любви как никто другой, что война и любовь всегда рядом… Слушай, у тебя водки не найдется? Как-то вспомнилось все, выпить хочется.

Маргарита поставила на стол найденный на кухонных полках бабушкин графинчик с водкой и стала доставать из холодильника закуски. Мед и шоколад под водку никак не годились.

– Эй, ты не суетись там со жрачкой, – остановила ее Валька. – Мне на закуску и огурчика солененького хватит, я к баловству не приучена. Хотя если сальца с черным хлебушком нарежешь, тоже не откажусь. Жаль, у тебя тушенки армейской пайковой не водится – мировой закусон. А это что? Мидии? Тьфу, пакость какая! Это только наша Кика есть может. Нимфа, что с нее взять, любого водного гада сожрет и не подавится. Ну давай, подруга, вечная память героям, как говорится.

Маргарита налила валькирии водки и сама чокнулась с ней бокалом красного вина. Как все перепутано на этом свете, оказывается! Всю жизнь проживешь в убеждении, что «наши» героически скинули псов-рыцарей под лед на Чудском озере, а потом выясняется, что твой родненький пра-пра-прадедушка и погиб среди этих «псов» страшной смертью, захлебнувшись студеной русской водицей. Конечно, никто не велел ему лезть на Псков, надо было думать, что русичи таких шуток не понимают. Но все-таки пращур, предок по прямой линии… Он ведь Маргоше роднее, чем древние псковские скобари. Упокой, Господи, его душу.

А Валька тем временем, хлопнув рюмашку водки и зажевав ее по-солдатски подсоленной корочкой хлеба, продолжала предаваться воспоминаниям:

– Эдмунд Биргер, значит, бежит на прорыв, мечом машет, а щит, дурак, в полынье утопил. На латы свои надеялся, они у него вроде заговоренные были… Все повторял, что их ни пробить, ни рассечь невозможно. А тут его русич один как палицей по башке хватит! Прямо по шлему. Шлем в лепешку, а у Эдмунда душа вон. Так на льдине и остался в латах своих непробиваемых. – Валька выбрала маринованный огурчик поаппетитнее, нацепила его на вилку, откусила кусочек и приступила к самому сокровенному: – А я тогда, на Чудском, к русичам присмотрелась и, знаешь, зауважала. Они драться умеют. Мужики, одно слово, воины. Летописцы после писали: «Русы страшны были в ярости мужества своего…» Страшны в ярости мужества! Но при этом отходчивые. Хотя подраться-то и рыцари не дураки. Но уж так гулять, как русские, с широтой души, – вот этого никому больше не дано. Рыцари – люди расчетливые, каждый медяк норовят с толком пристроить… А я душевный размах очень уважаю. Не поверишь, меня русские под Псковом взяли в плен… И что ты думаешь? Я в жизни своей больше никогда так не веселилась, как в плену княжеском. Как только ратники увидали, что я не рыцарь, а дева, сразу отношение ко мне поменялось. «Робя, – кричат, – красоту такую писаную полонили, в сказке не сказать! Поди-ка, королевишна ихняя! Вот ведь псы, лыцари энти, бабу-раскрасавицу в латы заковали и по битвам с войском треплют! Другого дела для нее не нашли. Ну и дикий же народ, одно слово – псы!» И так уж меня обхаживать принялись, что я и вправду королевишной себя чувствовала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});