Звезда негодяя (СИ) - Петровичева Лариса

– Что это? – в голосе короля мелькнул интерес.

– Разоблачение лжеца, ваше величество, – произнес Мартин. – Зеленый цвет – это магия фейери, которой ваш гость окутал эту девушку. Такая же окружает его самого. Если бы миледи Эдельстан имела хоть какое-то отношение к подземным жителям, то в ее зелени были сиреневые нотки.

Он хлопнул в ладоши, и сияние развеялось. Эмма упала бы, если бы Коннор не поддержал.

Принц по-прежнему стоял с приоткрытым ртом, лицо Линндона тоже было спокойным, вот только нижнее веко левого глаза дергалось, выдавая волнение и гнев.

– То есть, вы хотите сказать, что… – начал было государь. Он пытался опомниться и не мог прийти в себя – сейчас владыка выглядел как человек на грани апоплексического удара.

– Что эта девушка не имеет отношения к фейери, – подхватил Мартин. – Она самый обычный человек. Ее и всех нас ввели в заблуждение – правда, я не знаю, почему милорд Келемин решил, что я не проведу самую тщательную проверку. Должно быть, думал, что я вместе со всеми буду плясать от счастья, что фейери снизошли до нас. Вы-то ведь плясали и не заподозрили никакого подвоха.

Эмме показалось, что в зале заворочалась грозовая туча. Она почти услышала гром.

– Не имеет отношения к фейери, – повторил Линндон, и Келемин, который до этого стоял неподвижно, словно статуя самому себе, тотчас же произнес:

– Это ложь.

И это было сказано настолько торопливо, с такими торгашескими интонациями, что стало ясно: Мартин доказал свою правоту и победил.

В зале воцарилась густая тишина. Король медленно перевел взгляд на Келемина, и в нем Эмма почти увидела мольбу: ну скажи, что это не так! Пожалуйста, скажи!

Вот как выглядит полный крах всех надежд: тишина, невозможность вымолвить хоть слово и пол, почти уходящий из-под ног. Это был позор для всей королевской династии – Эмма не сомневалась, что Линндон уже успел объявить о будущей свадьбе наследника престола. Гордыня затмила его разум. Ну как же, владыки мира его выделили. Кто бы на его месте не возгордился и не утратил бдительности? Он даже не подумал о том, что Келемин может обмануть. У него не возникло и мысли о проверке, когда он плясал от счастья и назначал Первого всадника министром обороны.

– Но зачем? – глухо спросил Линндон.

– Мы обязательно это выясним, ваше величество, – пообещал Мартин.

Повинуясь едва заметному кивку, офицеры службы охраны обступили Келемина.

– Я полагаю, он отправлен сюда подземными владыками. Думаю, вся затея породниться с нашей королевской династией – это их план. Осталось узнать, что именно они замышляют, но уже и так ясно: их замыслы не принесут нам ничего хорошего. Люди никогда не видели добра от фейери.

– Это ложь, – пророкотал Келемин, и в зале сделалось темнее. Затрепетали огоньки в лампах, в лица ударило затхлым ветром, и там, где только что стоял фейери, начал закручиваться черный смерч с росчерками молний.

Эмма вскрикнула, вскинула руку в надежде заслониться от него и не видеть нарастающей грохочущей мощи подземного владыки.

– Назад! – прокричал Коннор. – Всем назад!

Он выступил к смерчу, выбросив руки над головой, и Эмма увидела, как над его пальцами задымились ослепительно белые облака.

Тавиэль оттащил застывшую от ужаса Эмму в сторону, кажется, кто-то крикнул, и Келемин ударил.

Эмму отшвырнуло к стене, она ударилась о постамент одной из статуй и, почти теряя сознание от боли, увидела, как сверкающими брызгами осыпаются оконные стекла. Офицеры закрывали короля и принца, смерч разворачивал крылья над залом, и Коннор по-прежнему стоял, готовясь дать ему отпор.

Захлебываясь от боли, Эмма не понимала всех тех чувств, которые сейчас обрушились на нее. Она знала лишь одно: если Коннор сейчас погибнет, она тоже не сможет жить дальше. Ей просто незачем будет жить.

Вспыхнувший свет был таким ярким, что какое-то время Эмма не видела ничего, кроме этого света. Когда зрение к ней вернулось, то она поняла: Коннор побеждает. Он наступал, отправляя во тьму один сгусток огня за другим, и постепенно смерч смирялся, и его грозовое бурление стихало. Последняя молния оторвалась от смерча и ударила куда-то в сторону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эмма не поняла, почему вдруг стало так больно дышать и почему вдруг все бросились к ней. Коннор подхватил ее, прижал к себе… почему он так давит ей на грудь, почему по платью расползается красное пятно… Келемин распростерся на полу, и Эмма видела, что он умирает: лицо фейери серело, жизнь утекала из него. Почему никто на это не смотрел…

– Коннор… – прошептала Эмма, чувствуя, как рот наполняется кровью. Чужие лица вдруг сделались масками и растеклись яркими брызгами. Все отступило – звуки, запахи, чувства. Ничего не стало.

– Коннор. Не надо уже, – услышала Эмма голос Мартина, надтреснутый и горький. – Она умерла. Поздно. И все утекло во тьму.

***

– Он не умер. Такое не тонет.

Коннор сидел на скамье в дворцовом парке, слушал Мартина и смотрел, как садовники снимают яблоки, пригибая ветви специальными крючками, но будто бы ничего не видел и не слышал. Все долетало до него через слой невидимой ваты так, словно не имело к нему отношения.

– В общем, Келемин на самом деле работал от себя, а не от владык. Сначала он создал магический заряд, который его сообщник бросил через миледи Эдельстан и вас. Вы лишились магии, а в Эмме, наоборот, ожило спящее наследство ее подземных предков. Потом, когда вы с ней сблизились, она помогла вернуть и усилить вашу магию. На допросе Келемин сказал, что это было ему нужно для того, чтобы набрать преданных сторонников среди людей. Кто же откажется от такого подарка, как магия?

Все кончилось. Эмма умерла на его глазах. Дорога через леса и подземное королевство, которой они шли, привела его лишь к отчаянию и смерти. Тело готовили к отправке в Дартмун – король, мучимый угрызениями совести, предложил похоронить Эмму на столичном кладбище, но Коннор упрямо заявил, что заберет ее на север. Похороны в столице означали бы окончательную разлуку.

Он сказал себе, что никогда не вернется в этот город. Будет жить рядом с той, которая умерла с его именем на устах.

Коннор часто слышал о любви до последнего вздоха и считал все это выдумками поэтов, чтобы поскорее утащить девицу в постель – а теперь вдруг понял, что много лет ошибался. Он думал, что любви не бывает, есть лишь похоть и желание присвоить живого человека – и любовь вдруг поднялась перед ним во весь рост.

И он все потерял, когда понял, что только она имеет смысл.

– Келемин понимал, что после смерти брата владыки займутся Первым всадником, и решил подстраховаться. Сошелся с его величеством и начал обстряпывать дела наверху. Хотел породниться с правящей династией, и это почти получилось.

Мартин усмехнулся, и эта усмешка вытряхнула Коннора в реальность. Он угрюмо провел ладонями по лицу и спросил:

– Эмма была наполовину фейери?

– Да, – ответил Мартин. – Она действительно дочь мастера над болью, но нам надо было это скрыть, чтобы сделать ее ненужной королю. И я скрыл. Кто бы знал, что Келемин бросится в бой!

Коннор вдруг подумал, что ему все равно. Что будет с Келемином, кого там король приведет в невесты сыну, какие еще игры затеют спецслужбы, как будет себя вести его собственная Глубинная магия. Ему было плевать. Сейчас он просто хотел уехать в Дартмун. Мартин понял его чувства, потому что дружески похлопал его по руке и сказал:

– Мне в самом деле жаль, Коннор. Она была хорошей девушкой.

«Была», – подумал Коннор и ответил:

– Жаль, что я не смог стать для нее хорошим… – он осекся, не зная, как продолжить фразу. Хорошим другом? Но друзья не занимаются любовью. Хорошим мужем? Но они не женаты. Хорошим возлюбленным? Но они не признавались друг другу в нежных чувствах.

Любовь стояла перед ним во весь рост, и Коннор почти задыхался от того, что теперь ничего уже не мог исправить.

– Мы уезжаем через час, – произнес он, и Мартин добавил:

– Я прослежу, чтобы все было готово.