Возмездие - Семен Цвигун

— Заместитель командира отряда «За Родину» лейтенант Григорьев.

— Садитесь, лейтенант, — сказал ему Млынский. — Вы опоздали немного…

— Прошу прощения, — сказал Занге.

— Ничего.

Занге сел на край скамейки в самом последнем ряду.

Семиренко продолжал:

— Думаю, что отдельные партизанские части станут основным ядром новых и рабочих и колхозных коллективов. Но это в будущем, хотя и в ближайшем… О наших задачах на сегодняшний день расскажет полковник Млынский, только что вернувшийся из Москвы… — Он хотел еще что-то добавить, но, встретившись взглядом с Млынским, замолчал.

Поднялся Млынский.

— Товарищи! Сегодня, как никогда, требуется четкость и согласованность наших действий не только между собой, но и с командованием фронта…

Занге внимательно слушал.

— Накануне большого наступления наших войск партизаны должны быть в постоянной готовности. По первому сигналу мы обрушим всю свою мощь на заранее намеченные объекты. Для проверки этой готовности и определения конкретных задач мы поедем во все отряды без исключения. — Млынский окинул взглядом сидящих командиров, мельком посмотрев и на Занге. — Так что прошу подготовить к нашему приезду заявки и вопросы, требующие первоочередного решения: обеспечение боеприпасами, специалистами-подрывниками, оружием, медикаментами и так далее…

Полищук, вернувшийся на заставу, прикуривая у Алика, спросил:

— Что это дружка твоего не видно?

— Костя в городе. Он подпольщик. А вот девушка с нами была тогда, Маша, она домой не вернулась…

— Маша у нас, помогает врачу вместо Зины, убитой…

— Понятно… Передайте привет от Алика, если увидите…

— От Алика? Передам.

Совещание закончилось. Млынский подошел к Занге, который скромно держался в стороне от командиров.

— Товарищ Григорьев, почему не прибыл Высокий? Случилось что-нибудь?

— Нет, товарищ полковник. Командир приболел немного, и потом мы не знали, что будет такой представительный форум.

— Ну ничего. Завтра сами будем у вас. Если нет возражений, конечно.

— Нет, что вы!..

Некоторое время они постояли молча, глядя друг на друга, потом Занге спросил, козырнув:

— Разрешите идти, товарищ полковник?

— А вы не останетесь с нами обедать?

— Благодарю за честь, но я спешу предупредить о вашем приезде.

— Не могу вас задерживать.

Занге четко повернулся и зашагал не оглядываясь.

Млынский, сощурясь, смотрел ему вслед.

В этот тихий весенний вечер у сторожки на колоде сидел лейтенант Горшков с новеньким орденом Ленина на гимнастерке и наигрывал на гитаре что-то грустное.

Ерофеев, раздувавший самовар, ворчал:

— Ну чего жилы тянешь?.. Чего?..

Горшков сыграл ему «У самовара я и моя Маша».

— Балаболка, — сказал Ерофеев.

У раскрытого окна сидели Млынский, Хват и Алией. И гитара Горшкова и его ленивая перебранка с Ерофеевым: «Ну, тебе не угодишь, батя…» — были хорошо слышны в сторожке.

Алиев спросил у Млынского:

— Почему ты не хочешь, чтобы мы ехали вместе?

— В этом нет необходимости, Г асан, — ответил Млынский.

— Да что же я — там отлеживался, а теперь тут отсиживаюсь?..

— Не горячись, — остановил его Млынский. — Войны еще хватит на всех. Со мной поедут Горшков, Полищук…

— И я, — сказал вошедший с самоваром Ерофеев.

— Стар ты, Ерофеич, для таких путешествий, — возразил ему Хват.

Ерофеев ответил спокойно:

— Старый конь борозды не портит, — и вышел.

— А пожалуй, верно, — согласился неожиданно Млынский.

Ночь была лунной, серебрилась листва на кустах, и на земле лежали тени от деревьев. Часовые, узнавая Ирину Петровну, опускали поднятые было винтовки. Откуда-то из землянки доносились украинские песни — пели хором бойцы…

Она вошла в сторожку, когда Млынский брился перед маленьким зеркальцем. С намыленной щекой и бритвой в руке он растерянно смотрел на Ирину Петровну. Она стояла в шинели, накинутой поверх платьица. Оба смутились.

— Разрешите, товарищ полковник? — спросила она и сама разозлилась на свою официальность. — Я не вовремя…

— Пожалуйста, проходите. — Млынский встал, стирая мыло со щеки полотенцем. — Я позже сам хотел к вам зайти попрощаться…

— Иван Петрович, — сказала она, но в это время в сторожку вошел Ерофеев, и она замолчала. Ерофеев, приставив два автомата к стене, сказал, как всегда, ворчливо:

— Вот, почистил, — и добавил, не удержавшись: — Вы добрились бы сейчас, а то двадцать раз воду греть…

— Ладно. — Млынский кивнул. — Иди, Ерофеич.

Ерофеев вышел, прихватив свою шинель.

Млынский потрогал щеку.

— Я, пожалуй, правда, добреюсь. А то ерунда какая-то: одна щека гладкая…

— Брейтесь, — сказала Ирина Петровна и отошла к окну, которое снаружи было закрыто ставнями; и, не поворачиваясь, тихо сказала::— Я люблю вас, Иван Петрович.

Млынский едва не порезался… Он отложил бритву и снова стер пену с небритой щеки.

— Вы молчите, я лучше уйду, — сказала Ирина Петровна и, повернувшись, направилась к двери.

— Подожди, — сказал Млынский.

Она остановилась в дверях и молча смотрела на Ивана Петровича.

— Подожди, Ирина… — Он подошел к ней и, посмотрев ей прямо в глаза, повторил: — Подожди…

— Я буду ждать вас, Иван Петрович. Буду ждать…

Лошади с трудом пробирались через буйно разросшуюся чащу. Ехали четверо. Впереди — Горшков, следом— Млынский, за ним — Ерофеев, а замыкал Сашка Полищук.

Неожиданный окрик заставил их натянуть поводья:

— Стой! Кто идет?

— Полковник Млынский!

Из-за кустов вышли двое из отряда Высокого. Следом за ними — Алик.

— Здравствуйте, мы ждем вас, товарищ полковник, — улыбаясь, сказал Алик.

Штаб отряда «За Родину» занимал домик лесника. Высокий встретил Млынского перед домом.

Алик представил:

— Командир отряда Высокий… Полковник Млынский.

Козырнув, они обменялись рукопожатием, глянув при этом прямо друг другу в глаза.

Высокий облегченно вздохнул и радостно улыбнулся.

— Я искренне рад нашей встрече, товарищ полковник. Вы с дороги, и поэтому предлагаю сначала пообедать, после этого приступить к делам. Вашего вестового и старшину накормят отдельно. Не возражаете?

— Не возражаю, — ответил Млынский и взглядом приказал Полищуку подчиниться.

В просторной комнате за накрытым столом сидело несколько человек. Когда вошли Млынский, Высокий и Горшков, они поднялись. Зрелище было довольно живописным: богатый натюрморт на столе с бутылкой московской водки и графином мутноватого самогона, а за столом— партизанские командиры, увешанные оружием, а один — даже с пулеметными лентами крест-накрест.

— С лейтенантом Григорьевым вы знакомы, товарищ полковник, — сказал Высокий.

Занге широко улыбнулся, пожимая Млынскому руку.

Высокий представил детину с пулеметными лентами:

— Командир первой роты Колосов, — и остальных, — командир второй роты Рукосуев, комиссар отряда Амелин и товарищ Шмиль.

— Охрим? — узнал его Млынский. — Здравствуй…

— Рад снова видеть вас живым и здоровым, товарищ полковник, — сказал Охрим.

— Какими судьбами?

— Долгая история, — улыбнулся Охрим. — А вообще-то по заданию штаба партизанского движения.

— Ну молодец, — кивнул Млынский и, обращаясь ко всем, сказал: — Что же мы стоим, товарищи командиры, прошу садиться…

Ему предложили место в середине стола, между Высоким и Занге. Горшкова, который со всеми здоровался следом за Млынским, усадили между Колосовым, молодцем с пулеметными лентами, и Амелиным. Когда все уселись и Рукосуев разлил по стаканам водку, Высокий поднялся.

— Первый тост предлагаю за нашего гостя, знаменитого товарища Млынского, с которым у нас сегодня долгожданная встреча. Ваше здоровье, товарищ полковник!

Млынский чокнулся с теми, кто до него дотянулся, и опустил свой стакан. Высокий удивленно спросил:

— Не хотите пить за свое здоровье?

— Я не пью, — коротко ответил Млынский.

— Обижаете нас, товарищ полковник, — сказал Высокий.

А Занге добавил:

— Это не по-русски.

Млынский усмехнулся, посмотрев на него, и ответил:

—: Не обижайтесь, товарищи, я не пью.

— Вы и за победу не выпьете? — спросил его Колосов.

— Есть русская поговорка: сделал дело — гуляй смело. Разобьем врага, вот тогда и я за победу выпью. А сейчас у нас мало времени. — Млынский, согнав с лица улыбку, продолжил: — Я хотел бы обсудить с вами вопросы первостепенной важности на совершенно трезвую голову. — И он достал из планшета карту.

— Это другое дело, — сказал Высокий и широким жестом сдвинул посуду на край стола.

Из всех присутствующих один Горшков невозмутимо закусывал… Все остальные следили за Млынским с напряженным вниманием.

Развернув перед всеми карту, Млынский встретился взглядом с Охримом. Они как бы хотели предупредить о чем-то друг друга, но оба были вынуждены молчать.