Основы судебного красноречия (риторика для юристов). Учебное пособие 2-е издание - Надежда Ивакина

Вопросительные конструкции являются важным ораторским приемом: привлекая внимание судей, включают их в активную мыслительную деятельность, подчеркивают важность названных доказательств для решения суда. И суд, следя за развитием мысли оратора, совершает ту же мыслительную работу.

Мы уже говорили о функциях проблемного вопроса (см. с. 103-104) в подчеркивании логичности речи. Но он нередко выполняет и стилистическую функцию. Возьмем пример, когда проблемный вопрос оформляет переход от одного раздела речи к другому и формулирует микротему:

Что же подлежит доказыванию по настоящему делу // Это три эпизода, в которых обвиняется подсудимый.

Или: Что же заставило Скорохода / пойти по такому пути / совершить подряд два преступления //

Такие предложения по коммуникативным функциям сближаются с повествовательными, в которых сообщается перспектива дальнейшего изложения. Но совершенно ясно, что вопросительные предложения выразительнее повествовательных; они ликвидируют монотон, создают определенный мелодический рисунок, вносят в текст экспрессивность. Поэтому сосредоточивают внимание суда, заостряют его на важных, с точки зрения оратора, деталях.

Эффект убеждения создается употреблением вопроса, обращенного к составу суда и устанавливающего контакт с ним: «Ну хорошо / они характеризуются безупречно // Им в какой-то определенной степени можно верить // что они говорят правду // Уважаемые судьи // а Конин //разве плохо характеризуется // До 27 октября / нет / он нормально характеризуется //». Или: «Ведь раздавались такие возгласы / что нужно выбросить лиц / находящихся во времянке / куда-то на помойку / рассчитаться с этими лицами // И это было сказано кому / уважаемые судьи И Это было сказано / подросткам //». В обоих случаях вопросы представляют собою разговорные конструкции с дополнительной фразовой границей (см. с. 211) и придают всему тексту речи разговорность, непринужденность, тон беседы.

При анализе и оценке доказательств оратор может задавать вопросы, обращенные к самому себе, имитируя этим внутренний диалог, поиск истины в процессе рассуждения: «В начале июля / он вторично залез / к Сергеевой в сарай / и вторично совершил там / хищение на 43 тысячи рублей // Это определенный садок для рыбы / провод / колеса для машины / и так далее // Что мне хочется сказать // Если в первом эпизоде // мой подзащитный / он признает себя полностью виновным / и говорит о том / что да / он совершил кражу / что он забрал вещи / которые он перечисляет // то здесь имеется противоречие//». Или: Уважаемые присяжные заседатели! Хочу вам напомнить, что Прокошин рассказал своей сестре и Буровой, чем, как и когда была убита Богер, еще до того, как был обнаружен труп потерпевшей в подвале, то есть до того, как стало известно о происшедшем следственным органам. О чем это свидетельствует? Только о том, что эти факты, эти конкретные детали совершенного преступления могло знать только лицо, которое совершило его. В ином случае оно не располагало бы такими сведениями» [172. С. 320]. Вопрос в данном случае создает эффект оценки эпизода, направляет рассуждения судей в нужном оратору направлении.

При изложении обстоятельств дела может быть использован вопрос, который создает эффект ожидания, он как будто интригует слушателей, делает повествование более динамичным, напряженным, способствует психологическому воздействию: «Филиппов оскорбил жену / толкнул дочь // Когда Курлыш / предупреждает его об ответственности / Филиппов отвечает / За тебя и десять лет не жалко // Что же произошло дальше // Нападение все-таки произошло // Только не на Зинаиду Петровну / не на дочь / а на Курлыш // На нее направил свой удар Филиппов //». Еще пример: «Что делает Лыщевский, узнав от Тищенко о том, что тот убил Гарайзуева, и увидев труп? Идет в милицию? Зовет людей? Нет! Он возвращается домой и ложится спать» [172. С. 359-360].

Довольно часто, оспаривая показания подсудимого или свидетеля, оратор употребляет вопросительные конструкции, которые выражают эмоциональную реакцию говорящего, выполняют апеллятивную функцию: «На первый взгляд можно действительно / посочувствовать этой бедной женщине / которая однажды оступилась / и то не по своей вине / а только потому / что она встретилась с человеком / который ей понравился // Она полюбила его / собиралась выйти за него замуж / но он оказался настолько непорядочным / что уехав / оставил за собой колоссальные долги // с которыми она / вот до сего момента / не может рассчитаться // Но так ли это уважаемые судьи // И заслуживает ли сочувствия Иванова // Материалы дела говорят об обратном//». Это полемический вопрос, введенный в речь после изложения основных положений спора. После этого обычно дается опровержение. Рассмотрите еще пример: «Вы слышали показания подсудимых. Они утверждают, что этих преступлений не совершали, в доме Тюрикова не были; в тот день, 4 декабря, во времянке у Груднева распивали спиртные напитки и выходили только два раза за выпивкой. Но так ли это было? Полагаю, что нет. Есть веские и неоспоримые доказательства, опровергающие показания подсудимых и объективно восстанавливающие картину происшедшего» [172. С. 348].

Более тесному контакту с составом суда содействует вопросо-ответный ход (вопрос и реплика-ответ, объединенные в одно высказывание), например: «Осознавала ли Жемкова, что ее высказывания принесут вред? Конечно, она не могла этого не понимать. Желала ли она наступления вредных последствий для потерпевшей? Конечно, желала, хотя она и утверждает, что хотела лишь добиться справедливости» [172. С. 374]. Или: «Итак, подтверждаются ли показания Аксенова в этой части другими доказательствами по делу? Да, подтверждаются. Можем ли мы считать факт удушения потерпевшего, в том числе полотенцем, доказанным? Конечно, да» [172. С. 341]. Он активизирует внимание судей и облегчает восприятие речи. Почему? Потому что, расчленяя текст, вопросительные реплики придают речи экспрессивность, оттенок непринужденности, доверительности. Особенно важен этот ораторский прием в речах, произносимых перед присяжными заседателями: он имитирует разговор оратора с ними, заставляет их вникнуть в сущность обсуждаемых вопросов.

Повышенную эмоциональность судебной речи придает риторический вопрос. Это стилистическая фигура, представляющая собой вопросительное предложение, имеющее значение эмоционально усиленного утверждения или отрицания[65]. Риторический вопрос характеризуется противоречием между формой и содержанием: в отрицательном вопросительном предложении содержится экспрессивная утвердительная информация; утвердительное вопросительное предложение несет в себе также экспрессивную, но отрицательную информацию. Риторический вопрос, как правило, содержит оценку того, о чем говорит оратор. Употребленный во вступлении, он, подчеркивая то или иное суждение, создает эффект эмоционального усиления и дает эмоциональный настрой всей речи. Эффект эмоционального усиления создается и в том случае, когда риторический вопрос содержит информацию по общим вопросам (которые были характерны для судебных речей дореволюционного и советского периодов), не касающимся конкретных материалов рассматриваемого дела, и оценивает их: «…А потом дети / вышли из-под контроля родителей // И вот результат налицо // И если так дальше / будут заниматься родители / воспитанием своих детей / то к чему же мы придем //». В этом случае риторический вопрос позволяет поставить в воспитательных целях моральные проблемы.

Полемизируя с процессуальным противником, судебный оратор довольно часто употребляет риторические вопросы, выражающие экспрессивно-эмоциональное уверенное отрицание противоположной позиции и апелляцию к суду: «Нам говорят / что для совершения / вот этого преступления / подсудимые вступили в преступный сговор // Но уважаемый суд / о каком сговоре может идти речь / если подсудимые / как они пояснили / еще и друг друга толком не знали //».

Кроме риторических вопросов-оценок, в судебных речах нередко используются риторические вопросы, содержащие вывод из сказанного. Их цель - помочь суду сделать правильные выводы, правильно квалифицировать тот или иной факт, например: «На вопрос о том, чем она может ему помочь, Тищенко сказал, что поможет, если умрет, и что Кубань-река большая, смоет все следы. Разве это не угроза убийством?» [172. С. 359]. Риторический вопрос, заканчивающий логическое единство, имеет результативно-следственное значение; вместе с тем он заключает в себе элемент оценки. Это эмоциональная реакция оратора.