Бродячие собаки - Сергей Жигалов

Найда легла на брюхо и стала передними лапами рыть под доски. Когти заскребли по бетонному полу. Найда нашла щель между досками. Впилась зубами в край горбыля. Сухая щепа кровенила пасть. За стеной хлопали крыльями всполошившиеся голуби. Она прогрызла горькую от смолы сосновую доску. Продралась через щель вовнутрь. Голуби, взметывая мучную пыль, взлетели под крышу. Не чувствуя боли в ободранных боках, она бросилась к вороху дробленки. Хапанула полной пастью. Задыхалась и хапала, хапала. Потом прямо тут же отвалилась на мягкий ворох. У нее даже не было сил броситься за пробежавшим перед мордой мышонком. Очнулась она от хлопанья крыльев над головой — мешка рядом не было. Она кинулась к щели, втащила мешок, легла на него и опять заснула. Шуршала по крыше крупа, гудел ветер. Здесь лишь снежная пыль опушала стропила, от взмахов голубиных крыльев сыпалась на Найду, таяла на морде. От этого еще сильнее мучила жажда. Найда сунулась было в щель, сбегать попить к оврагу. Но щель теперь оказалась узкой. Найда застряла и кое-как запятилась обратно. Это ее и спасло. Если бы она вдоволь напилась воды, дробленое зерно разбухло бы в брюхе и сука бы погибла. Найда похватала снежок, наметанный в углу, и опять легла.

Ветер бешено бил в стены, летучим зверем метался по крыше.

Над степью лютовала первая ноябрьская пурга. Здесь же было тихо сытно. От мешка едва уловимо пахло щенком.

Глава шестнадцатая

Звери и птицы прятались в норы, гнезда, зарывались в снег. Люди спешили в тепло. Лишь мятежная душа Сильвера просила бури, гнала со двора в эту разбойную погоду. Его «Запорожец» будто обломок пиратского брига, то проступая, то пропадая в снежных зарядах рассекал волны поземки между рифами домов. Одноногий осьминог, черная душа не заметил около церкви присыпанный снегом УАЗ. Увидь машину зятя, Сильвер бы шарахался от него, как литературный предок от черной кошки. Но в неведении он бесстрашно вел свой «запор», гордость украинского, автомобилестроения за добычей.

Не гены ли той же самой пробы, что гнали аргонавтов за золотым руном, понуждали флибустьеров заканчивать счеты с жизнью на карабельной рее, вели этого калеку старика в пургу и темень за кабанами?

И он-таки привел обломок пиратского брига в тихую гавань между двумя ветлами. Темная фигура выбралась из теплого нутра «Запорожца» и заковыляла в чащобник: в одной руке костыль, в другой винтовка. В глубине зарослей было тихо. Сильвер сдвинул шапку на затылок, прислушался. Шуршала о стволы и ветви деревьев снежная крупа. Но сквозь это шуршанье и шум ветра в вершинах волосатое ухо флибустьера уловило живой звук. Радостной щекоткой фырканье отдалось в разбойничьей душе. Он не спешил, предвкушая. Вытащил из-за пазухи два теплых патрона с пулями. Нежно ввел их в стволы. И двинулся в обход, с подветренной стороны, туда, где фыркало.

Плюньте в глаза тому, кто в эти минуты бросит в Сильвера камень. Обвинит его в алчном устремлении купить дочери шубу, а внуку трехколесный велосипед. Ложь. Пока он крадется к захлестнутому петлей кабану, в густом чащобнике совершается волшебство. Улетучивается боль в надорванной спине. Молодое сердце легкими толчками гонит кровь. Отрастает нога. И уже не плешивый калека с удаленной по подозрению на рак двенадцатиперстной кишкой, а полный сил гибкий юноша кошкой крадется к добыче. Твердой рукой ловит на мушку вскинувшуюся черную башку.

Бесстрашный пират, тезка нашего Сильвера, от одной мысли, что ему придется транспортировать из чащи такую тушу, захлебнулся бы ромом, вскарабкался на рею, накинул петлю на шею, для надежности выстрелил в висок и прыгнул бы в пучину. Наш же, пошвырявшись в рюкзаке, достал клеенчатый фартук. Надел его. Как опытный патологоанатом ловко отчленил секачу башку. Поставил рылом кверху на ближний пень и принялся разделывать тушу.

Тем временем сверху перестало сыпать. Ветер разметал по небу звезды, свился жгутом меж берегов речки и, легко обгоняя струившуюся подо льдом воду, полетел к устью. Сильвер, притомившись, присел на кабанью шкуру. Курил, думал: «Вот кабан этот жил себе, желуди жрал, маток огуливал. Смерть легкая. Не горел, не болел. Прилетел свинцовый желудь и все. Смерть… Ко мне бы она тоже лучше не с косой пришла, а ружьем… Только бы проклятая не торопилась. Дождаться — Вовка вырастет. На свадьбе у него погулять…»

Размяк Сильвер, с кабаньей шкуры воспарил в сладких виденьях к свадебному столу. Раздумался, какой бы он тост молодым выказал да что на поднос в подарок положил. На запах крови зашуршала крыса ли какая, хорек. Оглянулся Сильвер, можно сказать, прямо из-за свадебного стола, а сзади смерть из-под земли лезет. Морда черная, клыкастая, на длинной шее, лапы узластые, будто корневища к нему тянет, вот-вот за горло схватит. Заорал охотник дурным голосом. На всех трех конечностях ломанулся в болотину бойчее кабана, застрял в лозняке. Опомнился: «Гроб в сугроб! Да ведь я сам лиходей, кабанью голову на пенек поставил…»

В тот раз зятю про мокрые штаны для веселья сбрехнул. А теперь на самом деле обмочился.

— Чего щеришься, фоб в сугроб? — с досады сбил с пня кабанью голову. — Расскажи кому, что смерть за мной погналась, не поверят.

Под утро подрагивавшей от усталости рукой вел Сильвер свое тяжко груженное добычей судно домой. Радовался, что зятек навстречу не попался. Пригрозил гад: кто не спрячется, я не виноват.

Глава семнадцатая

Видел егерь, как Сильвер в пургу крался на своем «Запорожце» из села. Но не судьба была в ту ночь столкнуться им на узкой дорожке. Били в стекло снежные заряды. Мигала огоньками приборная доска. Краем глаза видел егерь, как прыгали зеленоватые отсветы по наклоненному Натальиному лицу. Она молчала с того самого момента, как села в кабину. Не спрашивала, куда едут. Веньке было хорошо от ее молчания. Машина подныривала под косые полосы летящего снега и сама летела, падала вместе с кружившимися в свете фар снежными шапками. Снег падал на черную землю, они с Натальей летели вверх на праздник. Венька договорился со знакомым директором базы отдыха. Тот в служебном корпусе выделил номер люкс с камином, ванной комнатой, кухней и даже сауной.

Венька успел смотаться в город, купил продукты, шампанское. И теперь он в душе почему-то радовался тому, что она была такая строгая, будто чужая. Впереди у них была целая ночь. И было это хорошо.

Все так же молча он открыл входную дверь. В огромном трехэтажном корпусе не было ни души. Они поднялись в номер. В сумраке комнаты угадывались очертания большой двуспальной кровати. Венька потянулся к выключателю. Наталья поймала его за руку и стала неистово целовать скулы, глаза, нос, губы. Как целует сильно соскучившаяся молодая мать своего ребенка. Потом обвисла на нем, зашмыгала носом.