Птица малая - Мэри Дориа Расселл

до него.

– Старина Джордж, вероятно, никак не может выбраться, – прокомментировал ситуацию Д. У., заставив расхохотаться даже Алана Пейса. Однако Марк Робишо проплыл по воздуху к шкафчику с мелочами и через мгновение поплыл обратно с ангельской улыбкой на устах, чистый архангел Гавриил средних лет с рулоном серебристой липкой ленты шириной два дюйма в руках. Которую одной рукой протянул, чуть приоткрыв дверь в каюту Энн и Джорджа, примерно так, как наделяют обездоленного гостя рулоном туалетной бумаги. Тем временем звучный телевизионный голос Карла Молдена[58] с легким испанским акцентом провозгласил:

– Скотч! Не выходи из дома без скотча.

Энн залилась смехом, а Джордж выкрикнул:

– Неужели мы не можем устроить себе хоть чуточку гравитации?

На что Д. У. пробасил:

– Не-а. Завезли только левитацию.

С такой мажорной нотки начался полет иезуитов на Ракхат.

* * *

– ИТАК, ДАМЫ И ГОСПОДА, наш корабль «Стелла Марис», наша Морская и Путеводная звезда[59], начал свой путь за пределы Солнечной системы, – провозгласил Джимми с мостика, почти сразу после того, как они стартовали.

Послышался неровный ропот одобрения. Обхватив узловатыми пальцами чашку кофе и пригнувшись к столу, Д. У. с легким смешком произнес:

– Итак, мисс Мендес, полагаю, наше путешествие сделает вас единственным в истории претендентом на приз Вечного скитальца, вечного жида Агасфера.

София улыбнулась.

– Он уже не один месяц заучивал эту сентенцию, – фыркнул Джордж, наблюдая за часами и подмечая первые расхождения.

– И куда мы уже долетели? – спросила смышленая Энн под стоны и возгласы неодобрения.

– Ну, конечно, Энн, я бы сказал, что это хорошая шутка, – искренне проговорил накрывавший на стол Эмилио, – однако у меня плохое чувство юмора.

С момента запуска двигателей внутри астероида появилась гравитация, и вскоре они почувствовали себя вполне естественно в этой глыбе, начинавшей путь к далекой звезде, сколь бы безумной ни была сама эта идея. О том, что они вообще движутся, совершают нечто необычайное, свидетельствовали только два установленных в кают-компании циферблата, которые открыв рот, но с удовлетворением созерцал Джордж. Часы корабельного времени, подписанные от руки как МЫ, казались совершенно нормальными. Часы земного времени, обозначенные как ОНИ, были откалиброваны в функции расчетной скорости корабля.

– Вот, – проговорил Джордж. – Теперь уже заметно.

Секунды на земных часах явно пролетали быстрее.

– А меня это смущает до сих пор, – проговорил раскладывавший салфетки Эмилио, бросив взгляд на часы.

Несколько месяцев назад между Энн и Д. У. разыгрался жаркий спор по поводу этих салфеток. Энн руководствовалась следующей логикой:

– Я отказываюсь целых полгода наблюдать за тем, как вы, ребята, утираете рты рукавами. Нет никакой нужды превращать полет в нечто вроде испытания на владение манерами мачо. Нам представится достаточно времени насладиться всякого рода трудностями, когда мы прилетим туда, куда летим.

– Брать с собой скатерти в такой полет глупо, корабль не резиновый, – возражал Д. У. Наконец София заметила, что тканевые салфетки будут весить всего восемьсот граммов, и препираться тут не о чем.

– А вот кофе, – продолжала София, – стоит скандала.

И, слава Богу, подумал Эмилио, что женская точка зрения победила и в этом случае.

– Чем быстрее мы будем лететь, чем ближе будем подходить к скорости света, – терпеливо и в какой уже раз объяснял Джордж, – тем быстрее будет идти время на земных часах. Когда мы достигнем максимальной скорости в середине полета, будет казаться, что на Земле проходит год за каждые три проведенных на корабле дня. Но на Земле, конечно, при этом будет казаться, что время на корабле чрезвычайно замедлилось, что за каждый земной день у нас проходят четыре месяца. Такова относительность. Все зависит от точки зрения.

– Хорошо, это я понял. Но почему? Почему так получается? – упорствовал Эмилио.

– Deus vult, mes amis, – бодрым голосом прокомментировал находившийся на кухне Марк Робишо. – По воле Господней, друзья мои.

– Ответ ничем не хуже, чем любой другой, – сказал Джордж.

– Хвалите нас! Требуем самых щедрых похвал! – объявила Энн, когда они с Марком внесли первые блюда самым нормальным образом приготовленные ими в космосе: спагетти под красным соусом, салат из выращенных на трубе Волвертона овощей и восстановленное из концентрата кьянти. – Как хорошо, что мы наконец закончили с невесомостью!

– В самом деле? А мне отсутствие тяготения понравилось, – проговорила София, занимая свое место за столом. Наклонившись к Энн, Джордж неслышно что-то шепнул ей на ухо. Все заулыбались, когда та отмахнулась.

– Только потому, что вас не тошнило от нее! – возразил Эмилио, не обращая внимания на Эдвардсов, хотя Энн слышала и разделяла его мнение.

– Действительно, отчасти это так, – согласилась София, – но мне было приятно, когда она прибавляла мне роста.

Явившийся на голоса с мостика Джимми Куинн с комической решительностью плюхнулся в кресло. Даже сидя, он возвышался над ней.

– Мы с Софией заключили пари, – поведал обществу Джимми. – Она перестает прохаживаться насчет баскетбола, а я молчу про мини-гольф.

– Ну, мисс Мендес, у нас впереди целая куча нулевой гравитации, – промолвил Д. У. – Шанс снова почувствовать себя высокой вы получите, когда мы окажемся в месте назначения и нам придется постоять на месте и посмотреть по сторонам.

– И когда мы включим двигатели на реверс на половине пути, – напомнил Джордж. – Тогда нам снова придется побыть какое-то время в невесомости.

– И вы с Энн снова проверите, как это получается в невесомости? – поинтересовался Джимми. Отправившаяся на кухню за перцем Энн тут же отвесила ему подзатыльник. – Понимаете ли, Джордж, если вы не намереваетесь делиться, это нечестно по отношению к остальным.

Алан Пейс скривился, однако все прочие с одобрительными возгласами уже занимали места у стола. Сделав паузу на молитву, они начали передавать друг другу еду, посмеиваясь и подкалывая соседа. Нетрудно было почувствовать себя на Земле, на обеде у Джорджа и Энн.

Довольный тем, что все ладят друг с другом, Д. У. поначалу только вслушивался и не сразу поднял ладонь.

– А теперь внемлите, рейнджеры и рейнджеретты. Вот вам ordo regularis, распорядок, вступающий в силу с завтрашнего дня.

Отныне дни разделялись на часы. Гражданские лица, как именовал их Д. У., в количестве четырех душ, получали свободное время, пока четверо священников совершали мессу, хотя присутствие остальных только приветствовалось. Три часа каждый день отводились занятиям, за исключением дней, назначенных воскресными, чтобы углубить подготовку и поддержать умственную дисциплину, a также для того, чтобы каждый из членов экипажа имел хотя бы минимальное знакомство со всеми специальностями, используемыми на борту. Кроме того, каждому был назначен час на физические упражнения.

– Надо быть готовыми ко всему, – молвил старый командир эскадрильи. – Чтобы никто не отлынивал.

Также была установлена последовательность рутинного техобслуживания и дневного распорядка. Стирать одежду и мыть посуду приходилось даже в космосе, надо было заменять фильтры, ухаживать за растениями и рыбами, обрезки ногтей и волос, крошки и объедки следовало отправлять в вакуум, даже на уже субсветовой скорости, с которой астероид несся навстречу бог весть чему. Однако оставалось и время для личных интересов. В память корабельных компьютеров был заложен почти весь объем западного знания, а также значительная доля знаний остального мира, так что им всегда было чем заняться. И каждый день после ужина Д. У. предлагал всем заняться совместным проектом.

– Я тут проконсультировался по этому поводу с мисс Мендес, – сказал он однажды, обращая к ней один глаз. – Отец Пейс предлагает нам разучить и пропеть всего Мессию, ораторию Генделя.

– Красивая музыка, – проговорила София, пожимая плечами при всеобщем недоумении. – Так что я не против ее изучения в ожидании явления Мессии. Я только хочу сказать, что Гендель несколько поторопился.

Общий хор свиста и улюлюканья прервал голос Джорджа:

– Так их, София!

И полный блаженства голос Энн:

– Нашего полку за столом прибыло!

При этом Д. У. Ярброу просиял, глядя на Софию как на собственное личное достижение. Чем она в данной ситуации отчасти и была, подумала Энн.

– Если говорить серьезно, музыка является причиной, которая привела нас всех сюда. О Поющих, в сущности, нам точно известно