Переводчик - Александр Шувалов

– Я? Уйду? Куда я уйду?

– Индейцы называют то место, куда вы сейчас направитесь, краем счастливой охоты. А у нас на Руси это называется «на тот свет». То есть вы уже на пути в ад. Литвиненко вас там уже заждался, не может он без куратора.

– Вы убьете меня?

– Ни в коем случае, вы только что сами себя убили, откушав из стакана. Прекрасный, кстати, яд растительного происхождения. Через полчасика после вашей безвременной кончины он распадется в организме, и ни один врач даже не усомнится, что кранты вам, уважаемый, наступили не от обширного инфаркта. Сколько ему, кстати, осталось?

– Три минуты, – посмотрев на часы, ответил Волков.

– А чтобы вам не так скучно было умирать... Жалко здесь нет еще одного нашего товарища, он бы вас точно развеселил. О чем это я? Вспомнил, вы умираете не таким богачом, как вам кажется, Игнатьев. Счета вашего профсоюза пусты, у «Lex» и фирмы вашего блядуна-зятя тоже ничего нет, на вашем личном счете осталось тридцать долларов. Ничего эта сумма не напоминает? Так что счастливого пути. Бегемот, помой товарищу стакан.

Сергей тщательно промыл стакан, из которого освежался хозяин дома, налил в него виски из графина и вложил в немеющую руку.

Игнатьев тут же выронил стакан на ковер, лицо его залила смертельная бледность, губы посинели. Он раз-другой дрыгнул ногой и затих.

– Врачи все-таки правы: алкоголь – это яд, – сказал надгробную речь Лопатин.

– Еще один остряк выискался на пару к Котову, – буркнул Сергей, ставя кресла на место. – Вроде все, – доложил он Бацунину.

– Тогда ходу.

В прихожей топтался Котов.

– Давайте быстрее, я видеонаблюдение на автопаузу поставил, через пять минут включится. – Посмотрел на часы. – Уже через четыре с половиной.

– Что с охранником?

– Порядок, денежку взял, расписку написал. Будет молчать.

Они вышли из особняка и направились к джипу, припаркованному на соседней улице.

– Даже и неудобно поначалу этого дедулю убивать было, – сказал Лопатин, – пока он слова говорить не начал.

– Зато ему очень даже удобно было пятерых молодых мужиков ни за что на тот свет отправить, – отрезал Бацунин, садясь в машину.

Котов завел двигатель, и джип тронулся.

– Кстати, Доктор, что ты там такого в Норвегии заметил, из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся?

– Самое смешное, что ни черта я там такого не заметил.

Глава 37. Последняя

Собраться всем вместе получилось только через две недели, двадцать седьмого числа зимнего месяца декабря, опять же в пятницу. Сначала какие-то дела нарисовались у Бацунина и ему пришлось срочно вылететь в Германию, потом Володя Лопатин решал вопрос с очередным по счету, теперь уже в ранге вице-губернатора, чиновником, возжелавшим поделиться с самим собой любимым доходами «Росмеда». А потом все ждали Саню Котова.

После восстановления в должности (он назвал это посмертной реабилитацией) этот тип испросил отпуск на две недели за свой счет по состоянию здоровья (ха!) и для решения каких-то экономических вопросов. Последнее было более чем удивительным, так как Котов имел к экономике такое же приблизительно отношение, как первая красавица страны Ксюша Стульчак к татарской борьбе на поясах. Но потом и этот красавец нашелся и высокомерно сообщил, что к встрече на высшем уровне готов.

Собрались опять у Волкова. Котов заявился последним с двумя здоровенными сумками. На законный вопрос трудящихся, не устроился ли он распространителем косметических товаров в фирму «Мэри Кэй», как-то через губу ответил, что в сумках новогодние подарки для присутствующих и он вполне может раздумать раздавать их, если немедленно не будет налито.

Третий тост произнес, естественно, Гера, и выпили не чокаясь.

Старший лейтенант Бажанов, позывной «Рыжий».

Капитан Евсеев, позывной «Лось».

Капитан Добряков, позывной «Латыш».

Капитан-лейтенант Петренко, позывной «Кнехт».

Майор Тимофеев, позывной «Старый».

– Если солдат пускают в рай, верю, ребята, что вы там. Извините, что все так вышло. Мы нашли этих уродов, и каждый из них получил свое. Жаль, что пришлось ждать так долго.

Когда выпили по пятой, Сергей попытался вручить каждому часть своего гонорара, но все отказались, даже Котов не потребовал лишних ста граммов для восстановления утраченной за время операции веры в человечество.

– Оставь себе эти копейки, Серега (ничего себе, копейки), – гордо сказал он.

– Ежели по справедливости, то это я тебе, Бегемот, приплатить должен, – ответил Бацунин.

– Ребятам из котовской группы заплатил? – спросил Боксер.

– А то.

После седьмой разговор зашел, как это ни странно, о службе. Дело в том, что Саню вот уже второй месяц разыскивал с собаками его бывший сослуживец, доросший до высокого звания генерала. Сослуживец в восторженных тонах расписывал невероятные перспективы работы в новых условиях, обещал свернуть горы в компании с Котовым и даже грозился досрочно присвоить ему звание «полковник» в случае согласия.

– А что, Саня, – разливая по следующей, спросил Гера, – может, согласишься? Опять же, полковникам теперь снова папахи выдают, очень козырно смотреться будешь в папахе, горы ворочая.

– Этот генерал свежевылупившийся, у нас самым бестолковым опером был, и папаха мне не идет, я примерял. И лотом, все больно странно в армии стало, вон, министром обороны вообще какой-то товаровед устроился. Я так и сказал, пока начальником ГРУ педикюршу не назначат, к ним не вернусь, даже в папахе.

– Не зарекайся, вдруг назначат? – подколол друга почти невидимый в клубах табачного дыма Лопатин.

– Тогда, может, и вернусь, только вице-адмиралом от кавалерии. Кстати, дайте противогаз или проветрите, наконец, кухню, а то аж слезы наворачиваются.

– Это у тебя от горя, что папаху не суждено поносить, – молвил Волков, открывая форточку.

– Быть может. Налей, кстати, по следующей. Выпьем, и я начну новогодние подарки раздавать.

Выпили, конечно же, в легком удивлении. Саня в роли Деда Мороза, интересно... Тот вышел в прихожую и припер на кухню оба своих баула.

– Обожаю дарить подарки под Новый год. Так, крибля, крабля, бля... как там дальше? А, бумс! Попрошу принять скромные деревенские дары, расписок не требуется. – На столе возле плиты появились во множестве прямоугольные брикеты в прозрачной упаковке.

– Это же... – подавился дымом Волков.

– Совершенно верно, мой юный догадливый друг. Деньги, пенензы, пайсы, тугрики, лаве, бабки, в конце концов! По пятнадцать с копейками миллионов на каждого из присутствующих в патриотических рублевых купюрах. Извините уж, что не вся сумма в крупных, сами понимаете, Новый год на носу, в банках аврал, с наличкой напряженно.

– Саня, – почесывая правую бровь сгибом указательного пальца оставшейся руки, укоризненно сказал Бацунин. – Мы, кажется, договорились не мародерствовать.

– Между прочим, это не со счетов Малыгина, Литвиненко и Игнатьева. Все их деньги я полностью перевел в благотворительные фонды и напрямую детям, нуждающимся в срочных операциях. Извольте ознакомиться с отчетом о проделанной работе! – И он шваркнул об стол какими-то исписанными непонятными каракулями листами бумаги и газетными вырезками. – Вот так, всего себя отдаешь работе, ночи, можно сказать, не спишь, недоедаешь...

– Особенно ты, – подколол прекрасного в гневе оратора Волков. – Вон похудел как.

– Я попросил бы меня не перебивать, – казенным тоном попытался продолжить оскорбленный, но его тут же опять перебили.

– А к чему газетные вырезки?

– А к тому, что в них слова благодарности неизвестным российским олигархам, в которых наконец-то проснулась совесть и они сподобились анонимно помочь больным деткам в Москве, Казани, Владивостоке и кое-где еще. Научитесь, наконец, читать, друзья мои, и, может быть, повторяю, может быть, вы осознаете всю порочность ваших подозрений и величие моего подвига.

– Тогда откуда это? – спросил Лопатин.

– Это отдельная история. Когда финансист Вайнерман угостился моей фирменной «фантой» с почти невинными пищевыми добавками из старых запасов, он честно и откровенно признался в том, что на протяжении трех лет исправно обворовывал фирму господина Малыгина. Так что вот это, – он театральным жестом указал на лежащие на столе бруски, – отмытые, то есть изъятые у воришки, средства – ни в коем случае не факт мародерства, а честные боевые трофеи... Уф-ф, замотался я с вами бодаться, попрошу налить.

Выпили в полном молчании.

– Ну, Саня... – покачал головой Бацунин.

– Ребятам заплатил? – поинтересовался Сергей.

– Считаю ваш вопрос оскорбительным, – гордо ответствовал Котов и стал в позу, как ему представлялось, оскорбленной невинности.

– Вайнерману что-нибудь оставил? – спросил Лопатин.