Белый Шанхай - Эльвира Барякина

2

Весь день он сверял описи имущества, изъятого из мастерской часовщика. Клиенты ходили к нему как бы за ремонтом (для того носили в кармане битые «омеги» и «зениты»), на самом деле часовщик продавал опиум, и не какой-нибудь дрянной, выращенный в провинции Сычуань, а лучшие сорта из индийских городов Патна и Бенарес.

Обыск производили китайцы под началом английского офицера, и по одним бумагам выходило, что в мастерской было найдено десять фунтов зелья, по другим – двенадцать, а свидетели говорили, что в тайнике под прилавком было никак не меньше тридцати фунтов опиума.

По распоряжению Коллора Феликс приглашал к себе китайцев и задавал им вопросы. Они делали вид, что не разбирают его акцента, а сами чуть заметно усмехались: сопляк, строит из себя борца с пороком. Англичанин и вовсе послал его к черту.

От ярости у Феликса тряслись руки. Ведь ясно, что ворует, тварь, но ничего с ним не сделаешь: он из другого отдела, любимчик комиссара. Тут даже Коллор бессилен.

Феликс долго бился над докладной запиской: перепечатывал ее одним пальцем. На две страницы целый день потратил.

Злой, голодный, он вышел на улицу. Рикша сунулся к нему, залопотал что-то.

– Отстань! – ругнул его Феликс. – Сам дойду.

Смеркалось. Пахло кондитерской: на углу стоял фургон, откуда рабочие выгружали коробки с конфетами. Одна конфета в магазине мадам Галларт – тридцать центов. Гладкий шарик белого шоколада, наверху кругляшок молочного, а сверху – черного. Внутри – коньяк. Молодые люди, идущие на свидания, всегда у Галларт отовариваются.

Издалека несся колокольный звон – скоро вечерняя служба. Феликс брел по улице, руки в карманах. В голове строились планы: поймать англичанина да повышибать ему зубы. Он и пикнуть не успеет.

Рикша почтительно бежал следом – вдруг хозяин передумает? Феликс остановился, чтобы гаркнуть на него, сорвать зло, и вдруг увидел впереди мальчишку в зеленой рубахе, того самого, что ранил Тротса.

Феликс с Коллором ходили к сержанту в госпиталь: доктора сказали, что Тротс не жилец.

– Поймайте этого… который меня… – задыхаясь, просил он.

Коллор сжал его руку:

– Вчера осудили и передали китайским властям. Ему уже отрубили голову.

И вот, полюбуйтесь: убийца бегает по городу, и башка на месте.

Прячась за чужими спинами, Феликс кинулся за ним. Рикша тоже. «Спугнет, сукин сын!» Останавливаться и ругаться было недосуг.

Когда выбрались к складам Нантао, уже стемнело. Феликс заметил, как зеленая рубашка нырнула в черный проем двери. Кругом ни души. Только сторожевые псы где-то лаяли. С реки тянуло затхлым воздухом. Феликс обернулся и знаком велел рикше молчать и не приближаться. Тот кивнул, завернул оглобли кверху и уселся под забор.

Вынув из кобуры револьвер, Феликс двинулся вперед. Ну как обознался? Сунешься на склад, а там перепуганные беженцы – залезли погреться.

Дверь была закрыта. Послышались голоса – говорили по-французски. Феликс прижался к стене. Мимо прошли три человека. Один, хромоногий, шепотом чертыхался:

– Выставь караульного, а то не ровен час…

Не заметили. Феликс глянул на то место, где сидел рикша: убрался, слава богу, а то выдал бы с потрохами. Внутри склада что-то повалилось, из стены ударил луч света, и только тут Феликс заметил, что стоит рядом с окном, закрытым ставнями. Присел на корточки, заглянул в щель.

Горы ящиков. Между ними ходили молодые люди, все белые, по выправке – военные. Двое держали в руках электрические фонари. Один – в фуражке яхтсмена – достал лом и вскрыл ящик. Там лежало что-то длинное, завернутое в брезент. Винтовки!

Феликс смахнул пот со лба. Кто эти люди? Контрабандисты?

Дверь хлопнула, и на улицу снова выскочил мальчишка в зеленой рубахе. Огляделся и зашагал прочь. Феликс за ним. Догнал на Рю дю Консула, одним ударом свалил на землю, вывернул руку – даром что не имел права задержания во Французской концессии.

Рикша вынырнул из толпы.

– В участок! – рявкнул Феликс, закидывая арестованного на сиденье.

3

– Ну что, обычное дело, – сказал Коллор, изучив отпечатки пальцев мальчишки. – Вот бумага о его казни, а вот он сам – живой, как воскресший Лазарь.

Арестованный сидел в углу, держался скованными руками за голову и тихо выл.

– Вместо него казнили другого, – продолжил Коллор. – Никто не будет разбирать, кому именно срубили башку. Вот бумага, вот могила: хотите проверять – раскапывайте.

– Так это важная птица? – спросил Феликс.

– Цена китайской жизни – пять медяков. Мальчишка этот – член Зеленой банды. Тюремщики тоже в ней состоят. Он шепнул им пароль – и дело сделано: они своих не выдают.

Феликс ходил на лекцию об организованной преступности Китая. Ученый профессор рассказывал, что Зеленая банда существует уже несколько веков. Начиналось все мирно: лодочники, живущие вдоль Янцзы, создали гильдию. В каждой деревне у них имелись свои люди, у которых можно было поесть и переночевать. Когда восстание тайпинов[44] докатилось до Янцзы, товары стали возить морем, к тому же река изменила русло, и лодочники остались не у дел. Чтобы прокормиться, они посягнули на святое: императорское право соляной торговли. Но завезенный британцами опиум оказался куда прибыльнее. Зеленая банда наладила сбыт зелья от Шанхая до верхнего течения Янцзы.

– Кто у них самый главный? – спросил Феликс.

– У них несколько самых главных, – отозвался профессор. – Зеленая банда – это не полиция, где у всех есть звание и должность. Это землячество. Приезжает крестьянский парень в Шанхай – куда он пойдет, чтобы устроиться? К землякам. Они дадут ему работу и жилье, а за это потребуют беспрекословного подчинения. Вот это и есть Зеленая банда.

Феликс смотрел на всхлипывающего мальчишку:

– Куда теперь его? Опять передадим китайцам?

Коллор покачал головой:

– Ни за что. По бумагам его нет в живых, значит, мы будем держать его, пока всех не выдаст.

Мальчишка замолчал на секунду. Коллор рассмеялся:

– Гляди-ка, он и по-английски понимает. Ты, Родионов, сбегай за сэндвичами, а я с ним поговорю.

Когда Феликс вернулся, мальчишки за ширмой уже не было.

– Ну как?

Коллор листал толстую папку с личным делом:

– Вот он, красавец. Поль Мари Лемуан собственной персоной. Ему и принадлежат винтовки, которые ты видел. Только мы с ним ничего поделать не можем – склад на китайской территории.

Феликс вгляделся в лицо на фотографии:

– Я его знаю. Он в «Трех удовольствиях» чуть не каждый день бывал. Инвалид на протезах.

Коллор кивнул.

– Знаешь, как я твоего пленника расколол? – Он показал на цветной фантик с надписью «Мадам Галларт». – Я ему конфету сунул. «Это, – говорю, – вареный глаз китайского мальчика». Кусаю – коньяк брызнул, течет у меня по роже. Парень в обморок хлопнулся. Когда я его растолкал, он все выложил.

Глава 30

1

В первую неделю ноября улицы иностранных концессий пустели: все от мала до велика устремлялись на ипподром – играть на скачках. Главный приз шанхайского Бегового клуба – сто двадцать пять тысяч долларов.

Шум, толкотня, выкрики торговцев. У входа на ипподром растрепанная женщина колотила мужа зонтом:

– Опять все деньги просадил, негодяй!

Зеваки хохотали и делали ставки: повалит она его или не повалит?

Чуть в стороне – группа туристов в пробковых шлемах.

– Монгольских лошадей здесь называют «пони», – кричал в рупор экскурсовод. – Когда они попадают в Шанхай, они совершенно необъезженные. Такой пони стоит двадцать пять фунтов, содержание его обходится в пять фунтов в месяц.

Иржи оглядел в бинокль места для членов Бегового клуба и их семейств. Дамы в новых, специально пошитых на День чемпиона платьях; мужчины с толстыми сигарами в зубах. Официанты в белых куртках ловко ввертывались в ликующую толпу.

Полгода назад Иржи познакомился с итальянцем Умберто. Тот работал в полиции, в отделе дорожного движения. Умберто завел разговор о Бенито Муссолини:

– Дуче обещал очистить страну от коммунистов и масонов и сурово наказывать всякого, кто посмеет оскорблять религию. Он создал Национальную фашистскую партию, и долг каждого честного гражданина Италии – присоединиться к ней.

Оказалось, что в Шанхае действуют несколько кружков правого толка – из отставных военных. Эти люди понимали, что мировая война и европейские революции были прямым следствием гнилого либерализма. Слова «порядок», «семья», «дисциплина» и «долг» уже ничего не значили. Свобода личности, столь дорогая Нине Купиной и ей подобным, выливалась в чудовищный эгоизм и полную моральную деградацию: делай что хочешь, а на других плевать.

Умберто познакомил Иржи с Марьей Заборовой, молодой руководительницей славянского кружка. Она приехала в Шанхай из Харбина, работала в госпитале. У нее были связи с боевыми организациями на севере, и вокруг нее тут же сплотилась небольшая, но деятельная группа русских офицеров. Задачи ставились грандиозные: создание Славии – великой страны, объединяющей народы от Праги до Владивостока.