Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные - Константин Радов

- Господин полковник! Их Превосходительства, полагаю, достаточно отдохнули. Соблаговолите пригласить.

Остафьев безропотно исполняет должность будильщика. Протирая глаза, позевывая и с кряхтением разминая старые кости, тянутся из пыльных ковровых лабиринтов собратья по оружию. Прошу их располагаться к продолжению совета и, дождавшись, пока утвердят седалища на стульях, вскакиваю бодро, как юный прапорщик:

- Ее Императорское Величество государыня Екатерина...

Обряд вставания исполняется без заминки. Вроде проснулись. Чуть помедлив, кивком дозволяю сесть.

- ... Имела честь переменить командование Низовым корпусом не потому, что недовольна действием оного в бою. Августейшее огорчение вызвано иными причинами...

Рассеянные взоры наполняются вниманием.

- ...Кои полагаю нужным довести до вашего сведения.

Увы, на самом деле царственная портомоя не облаготворила командующего генерала своей несравненной мудростью. Но подчиненным незачем это знать. После тарковской виктории соратники мои приготовились почить на лаврах - до весны, по меньшей мере. Чтоб заставить шевелиться, надо разрушить их самодовольство.

- Напомню, что ежегодные издержки на войско и администрацию в новозавоеванных провинциях простираются почти до миллиона. Доходы же здешние покрывают едва десятую долю этой суммы. Конечно, оценке с точки зрения прибылей и убытков подлежит не всякая война: когда под угрозой жизнь и святыни народа - о цене не спрашивают. Но в огромном большинстве случаев оружие обнажается ради выгод житейских, подвластных денежному расчету. И расчеты сии, скажу я вам, несравненно чаще оказываются ошибочными, чем верными. Даже у монархов, прославленных своей мудростью.

Генералы глядят озадаченно. Хотя покойный государь не скрывал, что ищет в Персии прежде всего умножения торговли, взгляд на войну как на коммерческую операцию им чужд. Чай, не купцы! А для меня нет ничего естественней. Наверно, всякий венецианец с младых ногтей впитывает яд торгашества, разлитый в воздухе родного города - как бы он к этому миазму ни относился. Даже воспылав враждой к неистребимому корыстолюбию сограждан, привычку считать выгоды все равно сохраняешь.

Не давая опомниться, продолжаю сбивать генералов с позиции, оттесняя в положение виноватых:

- Еще сильней сокрушают человеколюбивое сердце государыни напрасные потери, претерпеваемые верными ее воинами от бесчисленных болезней. Прискорбно, что для предотвращения оных высшие начальники ничего доселе не сделали. За три с половиной года вам отправлено на пополнение двадцать семь тысяч солдат и рекрут. Сие означает, что в землю легли два полных штата Низового корпуса; ныне лихоманки третий состав доедают.

Твердокаменная выдержка Матюшкина дала, наконец, трещину:

- Александр Иванович, кто ж виноват, что лекарей мало?! Думаешь, я не писал в коллегию? Писал, да не присылают! Да и лекарств, по здешнему злому воздуху, надобится втрое против обыкновенного!

- Михаил Афанасьич, а есть ли прок в тех лекарствах? Зачем слабительное умирающим от поноса? Поинтересоваться, почему в Азове и Богородицке смертность от кишечной горячки вдесятеро меньше, чем у тебя - не пробовал?! Изволь, хоть у Гаврилы Семеныча Кропотова спроси, который рядом сидит! Баня, мыло и кипяченая вода, - вот и все хитрости! Давай договоримся так: второй комплект котлов я за свои деньги в полки поставлю; а ты уж, пожалуйста, потрудись вбить во все головы богородицкий регламент о сбережении здоровья. К весне, не позже!

Старый Василий Шереметев с сомнением покачал головой (дескать, жить или умереть человеку - на то воля Божья), но вслух спорить не стал. Матюшкин, вышколенный царем в повиновении, еще менее был склонен к дискуссиям:

- Ладно. Посмотрим: авось, будет толк. А от перемежающейся лихорадки чем спасаться?

- Это меньшая беда.

- Здесь, в Баку, меньшая. А в Гиляни от нее мрут хуже, чем от поноса.

- Можно иезуитский порошок из Испании выписать. Единственное средство против сей напасти. Не смущайся названием: всего лишь толченая кора какого-то заморского дерева. Горькая - адски.

- Дорогая, наверно?

- Люди дороже. Но есть и еще способ: не соваться в сырые, низменные места. Особенно в летнюю жару. Так что, генерал-майор, - я обернулся к де Бриньи, - насчет крепости в устье Куры надо еще подумать.

- Ваше Превосходительство, сие предписано высочайшим указом!

- Наш с вами долг - предостеречь государыню от ошибок. Особенно тех, которые трудно и дорого потом исправить. Откуда Ее Величеству знать, сколь опасны неокультуренные низменности в жарких странах? Это такая гадость, что питерское болото в сравнении - рай. Давным-давно, когда венецианцы осушали паданские берега, работники тысячами мерли от лихорадок. Смерть оных никого не печалила: всего лишь какие-то босяки. Мы рассуждать подобным манером не вправе, ежели хотим иметь у себя больше надежных ветеранов и меньше сопливых рекрут. Без великой нужды в гнилые долины лезть запрещаю! Самый здоровый климат - в предгорьях. Не считайте глупцами кавказских аборигенов, кои предпочитают их равнинам.

Пошел спор, какие махалы (сиречь уезды персидские) считать здоровыми, какие - рассадниками лихорадок. Корпусной штаб-лекарь Антоний де Тельс за три года не удосужился таковое обследование провести. Когда б не забота о цивилизованной репутации России, драть бы его кнутом нещадно! Своей бы рукою приложил, ей-Богу!

Сделав себе заметку поймать доктора на каком-нибудь воровстве (понеже наказание за безделье только при Петре было действенным), я снова взял в свои руки сползшую с фарватера беседу.

- Теперь о провианте. Не кривись, Василий Яковлевич. Я чту твои заслуги на поле брани, и все же нынешнее положение дале терпеть возможности не усматриваю. В полках стон стоит: не токмо солдаты, но и офицеры многие отощали, как мужицкие клячи на Благовещение.

- Александр Иваныч, что тут сделаешь?! Места нехлебородные - разве за изъятием Мушкурского и Шабранского махалов, кои весь корпус не прокормят: отсель и дороговизна. Богатство здешнее - шелк, а хлеба своего в Ширванской провинции и до войны не хватало.

Глаза генерал-майора прямо-таки светились честностью и благородным бескорыстием. Я обуздал разгорающееся в душе бешенство: сорвавшись на крик, ничего не добьешься. Только соединишь генералитет против себя.

- Кто ж заставляет ограничиваться местными средствами? Наш тыл - Казанская губерния, где зерно чуть не даром отдают. Полтина за четверть! Удобнейшая коммуникация по Волге и Каспийскому морю составляет главное преимущество Российской империи в сей войне.

- Так мы многое возим из Астрахани...

- Это срам, как вы возите - уж прости за грубое слово! До Баку и Дербента фрахт идет по гривеннику с пуда! Дороже, чем от Данцига до Лондона, где дистанция втрое больше и море не в пример опасней. Ладно, сие можно еще списать на неумелость мореходов; но зачем фрахтовые ставки для провиантских товаров установили впятеро выше ординарных?! Оголодить войско, дать пособие неприятелю? И кто получатель корысти? Казна?! Не нахожу в ней гор серебра. Кто-то из присутствующих?

Обвел генералов подозрительным взором. Некоторые зябко поежились: то ли сквозняком потянуло в натопленной зале, то ли пытошным подвалом слегка повеяло.

- Неправо судить изволишь, Александр Иваныч! - Вспыхнул задетый за живое Левашов. - Астраханское адмиралтейство армии не подвластно, вмешиваться в распоряжения фон Вердена мы права не имеем!

- Ежели оные распоряжения губительны для войска - надлежало любыми средствами взять пути снабжения под свою руку! Хоть в конном строю адмиралтейство атаковать!

- Против Апраксина идти?! Только хуже сделаешь: Федор Матвеич своих не выдаст!

И впрямь, я разгорячился через меру. Обуздывая гнев, не спеша выдохнул и снова вдохнул чуть отдающий гнилью и восточными благовониями дворцовый воздух. Может, Левашов и не виноват? Нет ничего на генерал-майора, кроме голой логики. Командир Астраханского порта Карл фон Верден всего лишь морской капитан подполковничьего ранга и сам по себе не посмел бы так грубо нарушать баланс интересов между армией и флотом. Кто-то его покрывает из важных персон. Или в губернскую канцелярию ниточки ведут? Пока там правил Волынский, ни одна финансовая хитрость без него не могла обойтись. Но Петр отозвал сплошавшего фаворита и учинил над ним розыск; а Екатерина простила и назначила в Казань. Далековато от моря: кто теперь снимает сливки с каспийских волн? Новоназначенный астраханский губернатор Иван фон Менгден выезжать из Петербурга к месту службы не спешит (осенняя распутица служит ему веским оправданием), конторским такие куски - не по чину... Все же лукавит Василий Яковлевич! Ой, лукавит! Не может он пребывать в столь простодушном неведении. Причастен ли сам? Бог весть. В любом случае, начинать с расправы над заслуженным и любимым в войсках начальником не стоит. Подвесить над ним дамоклов меч следствия, дабы сделать послушным? В силу артикула нить окажется не в моей руке, а в руках военной коллегии - сиречь Меншикова. Зачем мне усиливать позиции своего злейшего врага? Сейчас выгодней великодушие, а не строгость.