Вероятности. Разящий крест - Андрей Владимирович Панов

мирных мер воздействия.

– Вам не хватает твёрдости и однозначности убеждений, Васильев, – вынес вердикт майор. – Но это не страшно. Не всем дано быть в наших рядах. Ответьте на последний вопрос: в каких отношениях вы с Трофимом Нелюбовым?

– Я студент, а он – преподаватель. Обычные отношения в этих рамках.

– Вы с ним довольно часто встречались, разговаривали. О чём? Он склонял вас к атеизму?

– Мы беседовали о биологии и эволюции. Трофим Сергеевич давал мне книги. Тогда это всё было разрешено. Про атеизм мы не говорили ни разу.

– Ладно, – согласился дружинник. – Допустим. Что вам известно о вывозе книг из библиотеки?

– Известно, что вывезли, и всё. Это на праздниках было, я в университет не ездил.

– Хорошо. А кто мог в этом участвовать? Есть предположения?

– Я даже не думал об этом. Но там явно много людей должно было быть – книг-то сколько исчезло!

– А Нелюбов мог вывезти книги? – не унимался майор.

– Да все могли. И декан, и ректор. Я ж их не знаю никого. Для меня они все одинаковы. Как я могу кого-то подозревать?

– А зачем вы встречались с Нелюбовым у «Спартака» через пару дней после исчезновения книг?

– А вы знаете, в какой день точно вывезли библиотеку? Я не знаю. И даже не помню, какого числа мы с Трофимом Сергеевичем встречались. Он мне просто книгу принёс – биографии учёных разных.

– Почему вы не встретились с Нелюбовым в университете?

– Я проезжал мимо, да и он, видно, куда-то вышел, я не спрашивал. Всем так было удобно. Почему нет?

– Ну, хорошо, Васильев, – майор что-то записал в блокнот. – У меня всё.

– Можешь идти, сын мой, – махнул рукой отец Владимир. – Господь с тобой.

Савва вернулся в кабинет замдиректора и сел рядом с Машей.

– Ну, что там? – спросила она.

– Вопросов много задают. Впечатление, что знают о тебе почти всё. Но если не нервничать и не вилять, всё пройдёт нормально. Главное – спокойствие. Поняла? – и он сжал под столом руку Маши, холодную как лёд.

Терентьеву вызвали третьей. Но не прошло и десяти минут, как она выскочила из кабинета директора и, громко хлопнув дверью, понеслась в свою комнату. Савва, ждавший в коридоре, бросился за ней. Войдя, он закрыл дверь:

– Что там случилось?

Маша села за стол и отвернулась к окну. Губы её дрожали, в глазах блестели слёзы.

– Они снова… Опять о Саше… Что я редко в церковь хожу, не замаливаю его грехи… Припомнили мою выходку в храме тогда. Когда я подсвечник перевернула… Они специально на это давили, сволочи! – Маша закрыла лицо руками и заплакала.

Савва подал ей бумажный платок:

– А ты? Ты им что-то сказала?

– Сказала. Что он не виноват в катастрофе и что его не вернёшь. И в церковь их я больше не пойду! А они начали адом грозить, отлучением. Я и послала попа этого к чертям собачьим вместе с его церковью. А ещё добавила, что зря с ними церемонятся: не стреляют и не сжигают храмы… Меня уволят теперь?

– Не знаю… – Савва лихорадочно соображал, что же делать дальше.

Распахнулась дверь, и в кабинет влетел Улитко:

– Мария Михайловна, это уже ни в какие рамки! Как вы могли! Я не понимаю просто!

– Дмитрий Андреевич… – начала было Маша.

– Васильев, я же просил! Просил же ведь… – Улитко громко хлопнул ладонью по стене.

В этот момент в кабинет тихо вошёл директор, шаркающей походкой проследовал мимо своего зама и молча протянул Маше руку. Крепко пожал её ладонь двумя руками, кивнул и также без единого слова удалился. Дмитрий Андреевич, наблюдавший немую сцену с полуоткрытым ртом, лишь развёл руками и вышел следом.

– Я заварю чай, – схватил чайник Савва.

Прошло больше часа после отъезда комиссии. Дмитрий Улитко не вызывал к себе Машу, решив дождаться вестей из университета. Терентьева работала в лаборатории, Васильев пропалывал розы.

Вдруг во двор въехал чёрный уазик Православной дружины и остановился у лабораторного корпуса. Двое пэдэшников вошли в здание, оставив водителя в машине. Савва почуял неладное и поспешил туда.

В коридоре рядом с входной дверью он столкнулся с одним из приехавших и узнал в нём Петра. Только теперь на его чёрной форме красовались три сержантские лычки.

– О, Савва батькович! – воскликнул Пётр. – Здорoво.

– Вы что здесь?

– Да вашу завлабиху приехали задерживать, – подмигнул дружинник. – Что ж вы проглядели ренегатку у себя под носом? Ты ж вон специально даже книжонки их читал, чтоб разбираться. Бдительней надо быть, Савва, бдительней. А то недолго так и следом загреметь.

– Куда её?

– Да пока в отдел, а там решат – арестовывать или нет. Надо ещё в отчёте посмотреть, чем вы тут занимаетесь, – Пётр улыбнулся. – А то, может, вас совсем прикроют.

Дверь лаборатории в конце коридора открылась и вышла Маша. За ней следовал дружинник.

– Ну, я пошёл, – сказал Пётр. – Бывай, – он раскрыл дверь и, переступив порог, крикнул: – Миш, заводи.

Маша увидела Савву и на секунду замерла, встретившись с ним взглядами. В карих глазах её билась растерянность, они искали, за что зацепиться, чтобы окончательно не потонуть в безысходности и страхе.

«Нет, этого не может быть! – подумал Савва. – Не может всё кончиться вот так!»

Бездумно повинуясь возникшему импульсу, Васильев резко развернулся и бросился к гостевому домику, где в его комнате под матрасом лежал пистолет. Руки дрожали – не сразу получилось попасть ключом в замочную скважину. «Б…! Давай, ну!» Он внутри, «макаров» уже в руках, обойма в рукоятке. «И что теперь? Перестрелять их и ехать в деревню? Или к Даниле? Это ж всё – прощай мирная жизнь, работа, диплом. Как?.. Но ведь Маша? Неужели всё? Да к чёрту!» Савва мельком глянул в окно и увидел, как Терентьеву сажают в уазик. Времени не оставалось совсем. Недолго думая, Савва распахнул окно и выпрыгнул наружу. Подвернул ногу, упал. Тут же вскочил и поспешно захромал к машине, но та уже тронулась с места. Васильев вытянул вперёд пистолет, прицелился, но так и не выстрелил. Автомобиль, мигнув «поворотником», скрылся за воротами ботанического сада.

Савва дрожащей рукой опустил пистолет. Порыв горячего июльского ветра растрепал его волосы, зашелестел листьями клёна. Сердце Саввы пыталось выскочить наружу, дико болела нога. Васильев опустился на газон и вытер со лба пот, заливающий глаза и смешивающийся со слезами. Мысли разбегались, собрать их в стройную цепочку никак не получалось. «Неужели арестовали? Неужели насовсем?.. Надо Даниле позвонить – может, перестрелять ночью весь отдел к чёртовой матери?! Нет, нельзя. Как же ботсад? Я не могу вот так… Но Маша… Я обещал ведь… Может, Данила сам с товарищами?.. Чёрт! Нельзя сразу на двух стульях сидеть, нельзя. Всё время кто-то норовит тебя сдёрнуть! И Андрей прав, и Данила: не отсидеться мне в сторонке на солнышке. Пора с этим кончать. Определяться, решать надо».

И Савва решил. Поднявшись и