Оно - Алексей Слаповский

Валько приносит.

Жена ахает. Целует его. Плачет от счастья. Просит прощения.

В их семье мир. Вечер тих, ночь страстна, она не удерживается от вскриков.

Сидоров бурчит:

— Ё, шумные какие: ссорятся — орут, мирятся — опять орут. Что, молча нельзя?

— Можно, — говорит Сидорова. — А ты спи, завтра на работу.

— И так сплю почти.

Он засыпает, а Сидорова лежит без сна. С удивлением замечает, что подушка под ее щекой влажна. Переворачивает подушку и пытается заснуть.

Через несколько дней, когда у мужа вечерняя смена, Сидорова, горя пятнами на щеках, дает Валько необычный совет:

— Знаешь (они уже на ты), как надо ее чувства проверить? Изобразить, что ты тоже можешь увлечься. И посмотреть на ее реакцию.

— Точно, — говорит Валько.

Они сговариваются: завтра жена должна задержаться на работе, Сидорова придет в гости, жена придет, застанет и... будет видно.

Сидорова приходит. Ее всю трясет. Она просит рюмочку коньяку, выпивает, смеется и говорит, что надо потренироваться, чтобы был правдивый вид людей, которые будто бы друг дружкой увлеклись. Например, поцеловаться.

Целуются.

Валько вскипает и говорит:

— Я сейчас. Раздевайся!

— Она придет! — со сладким ужасом шепчет Сидорова, снимая футболку (пришла по-домашнему, легко).

— Не раньше, чем через час.

Валько идет в ванную.

И надо же такому случиться, что буквально через пять минут, не позвонив, в квартиру входит жена.

И видит на супружеской постели полуобнаженную Сидорову. Сидорова вскрикивает.

— Так! — зловеще говорит жена.

— Ничего подобного! — отвечает Сидорова. — Если он у тебя маньяк, то сама за него и отвечай. Позвал, гад, будто показать, как икру баклажанную сделать, а сам коньяком напоил! Я вот мужу пожалуюсь.

— Сейчас я спрошу, кто кого напоил! — говорит жена.

Выходит из ванной муж.

Стоп.

Что-то уж как-то. Совсем не туда.

48.

Или:

Валько целиком посвящает себя общественной деятельности. В партии пол не важен.

Нет, это сначала не партия, всего лишь фонд «Содействие Согласию» (СС сокращенно, но эта аббревиатура употребляется редко), однако фонд серьезный, с большими средствами. Валько берут на работу рядовым сотрудником, потом он становится руководителем проекта, потом фактически главным человеком после Президента фонда (этот представительский пост занимает, как обычно — для вывески — государственно известный человек). Фонд расширяет свою деятельность и штат. Появляются энергичные люди — для того, чтобы, как и в любом другом фонде, быстро и много украсть и незамедлительно исчезнуть, но с удивлением узнают, что украсть нельзя. Валько строго за всем смотрит и не позволяет. Энергичные люди обескуражены и начинают, выражаясь современно, рыть под Валько, искать компромат. И, к собственному глубочайшему изумлению, ничего не могут нарыть и найти. Валько невероятно чист.

Фигура его становится все более заметной. Тогда решают под эту фигуру создать партию. Ибо партии в России возникают именно так: не под идею, не под благие цели, а — появился заметный человек, ему нужна команда, а лучшая форма команды — партия. Название придумали краткое и сильное: «Свои». Известно ведь, что политические игры есть не доигранные игры детства. А слово как раз детское, из «казаков-разбойников» и других активных забав. «Кто идет?» — «Свои!» Идеологи партии растолковывали народу: само название доказывает, что появилось лучшее из всех имеющихся общественно-политическое объединение. Например, «Единая Россия», вслушайтесь и вдумайтесь: это все равно что сказать — «молодая девушка» или «пожилая старуха», ибо Россия едина по определению, а кто сомневается в этом — пораженец, если не предатель. «Партия жизни» — слишком общо и туманно. Какой жизни, позвольте вас спросить? За что боретесь, за выживание всего лишь? Не маловато ли? «Партия пенсионеров» — сужает круг. «Родина» — название безответственное и наглое, Родина у нас одна, и это вовсе не партия. Движение «Наши» явно подконтрольное, комсомол ообразное, создано для верхушки (как, впрочем, и другие партии). Эта верхушка, стоя на трибуне, может обвести рукой толпу и сказать: «Вот — наши!» А те, кто внизу, о ком так могут сказать? О себе? «Мы — наши?» Глупо и безграмотно. У нас же своим может стать каждый, кто докажет свойскость на деле, а не на словах, мы все — свои, без рангов и чинов, нам не надо чужого, нам надо только свое: свободу, благополучие, социальное равенство. И т. д.

Пропаганда оказалась эффектной и эффективной, в партии стало прибывать членов, причем не мертвых душ, а настоящих энтузиастов. Открылись региональные отделения. Представителей одного из них успели побить: доказательство серьезного отношения к партии. Валько стали готовить к президентским выборам. Он долго отказывался — из скромности. Но потом задал себе вопрос: кто, если не я? И честно ответил: никто!

49.

Или:

Валько, поразмыслив, понаблюдав за московской жизнью, идет в крупнейшую желтую газету и предлагает материал о себе — как об уникальном явлении. В газете рады, готовы поставить материал в ближайший номер. Почему-то убеждены, что Валько предоставит им сведения даром — отнюдь. Валько просит весьма серьезную сумму. Посмеявшись, сотрудник отдела скандалов и аномалий советует поискать дураков в другом месте.

— Найду, — спокойно отвечает Валько. — В Москве это не так уж трудно. До свидания.

Сотрудник, слегка смутившись, просит подождать. Приводит заведующего отделом. Тот, укоризненно глянув на несообразительного коллегу, соглашается на все условия, даже не дослушав рассказа Валько.

Через день Валько — знаменит.

Его узнают на улицах. Сначала непривычно, но очень скоро Валько начинает получать от этого удовольствие. То есть он с некоторым запозданием следует совету Сотина — извлекать выгоду из своего положения.

Он становится светским персонажем и узнает, что это весьма доходное дело. Это даже доходней, чем быть модным певцом, актером, телеведущим. Там все-таки надо вложиться, там надо работать, чтобы заслужить известность, Валько не надо ничего, кроме одного: быть самим собой.

Его зовут на корпоративные вечеринки и дни рождения богатых людей, поскольку он входит теперь в джентльменский набор персон, без которых не может обойтись ни одно приличное мероприятие. Таблоиды привычно перечисляют: на пятидесятилетии продюсера О. были певец П., балерина Р., политик С, шоумен Т. и, конечно же, Милаш («Милаш» — это теперь псевдоним Валько).

Его приглашают на телепередачи, у него берут интервью, просят высказаться по самым разным вопросам.

Любимое изречение Милаша: «Все сложнее». Он политкорректен, амбивалентен, толерантен. С одной стороны, говорит он, мы наблюдаем кризис гуманитарных наук, с другой, эти науки никогда еще не имели таких возможностей. С одной стороны, говорит он, проституция — это опасность СПИДа, это злоупотребления милиции, это язва города, с другой — это рабочие места, пусть нелегальные, для девушек из провинции. С одной стороны, говорит он, и в нашем прошлом было много хорошего, с другой, и в нашем настоящем немало неплохого. Время от времени он совершает эксцентрические поступки: то снимется в порнофильме, то подарит детскому дому три персидских настоящих ковра.

Дом его в Подмосковье стоит три миллиона, он увлекается коллекционированием машин 60-х—70-х годов — «бентли», «бьюики» и прочее с длиной кузова не менее 6 м.

Он завсегдатай VIP-клубов, VIP-фестивалей, VIP-курортов.

По слухам, его представили к ордену «За заслуги перед Отечеством» II степени, и велика вероятность, что он получит эту высокую и заслуженную награду.

50.

Все варианты казались возможными, ни один не представлялся оптимальным.

Поэтому я отложил жизнеописание Валько на неопределенный срок.

За этот срок многое изменилось. Я переехал в Москву, занялся тем, чем не занимался раньше, продолжая одновременно делать то, что делал всю жизнь.

В Москве оказались, кстати, и Гера, и Салыкин, мы изредка перезванивались, еще реже встречались, я спрашивал у них о Валько, они ничего не знали.

Однажды я был приглашен в в театр-студию уже упоминавшегося в этом повествовании О. П. Табакова. Там мои земляки периодически устраивают встречи, организует которые директор саратовского дома-музея художника П. В. Кузнецова Игорь Сорокин. Зовут самого Олега Павловича, зовут известных уроженцев Саратова и тех, кто с ним чем-то связан: Олега Янковского, Александра Михайлова, Бари Алибасова... Певицу Валерию, которая родом из города Аткарска Саратовской области, насколько мне известно, тоже звали, но не нашла времени. Устраивают выставки, перформансы, показы мод, чтение стихов и т. п. Задушевно, мило, приятно: особенно видеть знакомые лица.

И вот этой осенью я увидел там Валько. Он бродил по залу, осматривал картины, держа в руках стакан с апельсиновым соком. Если бы я не думал о нем, не узнал бы. Не то чтобы разительно изменился, но все, что делает человека единственным и похожим только на самого себя, в нем как-то стерлось и стушевалось. Его словесный портрет невозможно было бы составить. «Ну... губы такие... обычные... Глаза... не большие и не маленькие... вроде бы карие... но, может, и серые... Подбородок не заостренный, не круглый, не тяжелый, а... ну, нормальный подбородок».