Акбар Наме. Том 3 - Абу-л Фазл Аллами

положение и качества хорошо известны, он наделил титулами султанов и ханов и одарил их знаменами, барабанами, богатыми наделами и тучными землями, а ханов, принцев, чиновников и доверенных 107 слуг Его Величества Джаханбани Джаннат-ашияни, положение, права и способности которых всем известны, он с совершенным отсутствием уважения в неразумии оставил бе:^з куска черствого хлеба. Более того, злоумышлял против жизни и чести их всех и не вспомнил о старых слугах и челяди, которые [многие] годы служили в надежде (на награду) и получили право на милость и благосклонность, и не дал им хотя бы незначительные должности, которые могли бы стать средством к существованию. Что касается тех, кто исполнял службу на охоте или в походах и подвергался тыссявм опасностей и тревог, он постоянно измышлял ложь о них, жаждая их крови. И совершил различные неумеренные и несоизмеримые действия. Если его собственные слуги совершали сотни проступков, таких, как убийство, кража, разбой на больших дорогах, грабеж и прочее, и это доводилось до его сведения, он по пристрастности и лицемерию смотрел на сие сквозь пальцы; но если мелкий проступок допускался слугами Двора или же клеветнически приписывался им, то не колебался взять их под стражу, предать смерти или же отнятьвсё. Он также не брезговал разнообразными утеснениями и оскорбления ми с целью слежки; и некоторые в своей отъя вленной подлосси прислуживали ему в этом и расточали ему лесть — таковы Шах Кули Наранджи [Махрадж], Мухаммад Тахир6 и Ланг Сарбан7. В простоте своей он верил, что те говоря т истину, и покровительствовал и поддерживал их. Так, Шах Кули вел себя вызывающе и не

слушал приказов [Акбара], а Мухаммад Тахир дал столь грубый ответ, что заслуживал отрезания яззык или даже ккззи. Он же (Байрам) знал об этом, но не предпринял ничего. Ланг Сарбан произносил перед множеством людей в его присутствии столь грубые выражения, что также заслужил соответствующее наказание. Ему [Байраму] самому известно, каковы были должность и положение Вали бека среди кызылбашей. Не принимая в расчет [незначительность] его службы, его происхождения или должности, а главным образом, на основе его родства — поскольку тот являлся шурином Байрама8 — последний ввел его и поставил над всеми крупными военачальниками, так что даже обеспечил превосходство над Сайид Кули мирзой9, который славен высотой своего положения саиида и близостью к повелителю. Хусейн Кули, который не бился дггже с цыпленком10, он дал положение, равное Искандар-хану, Абд-ал-лах-хану и Бахадур-хану, и оделил его плодородными землями, в то время как великим ханам приходило^ довольствоваться пустошами. В продолжение всего этого ввюмени совершал подобные деяния нн мнотии cтOpaзнлx, чем огоочал и тревожии нашу широкую душу. Поскольку мы желали доставить ему удовольствие и считали его искренним доброжелателем нашей семьи, всецело полагая сь на его слова и поступки, то рассматривали все эти неподобающие деязия каа [нпро явезни] б ебупреззой преданное™ и доброй воли, намеренно и сознательно оставляя их без внимания с совершенным великодушием. В конце концов нам было доложено, что он по наущению всё той же клики замыслил подня ть бунт и, разлучив нас с теми немногими, кто оставался с нами, обречь на одиночество. Дабы предотвратить эти козни, мы отправились из Агры в Дели и написали ему, что вследствие различных поступков, выступивших на свет, и речей, пересказанных нам, мы полагаем, что 108 он не может служить нам ныне; но, хотя мы получили от него множество обид, мы продолжаем считать его Хан-хананом и величать так. И чтобы успокоить его, мы принесли торжественные клятвы, что не умышля ем против его жизни, достоянияиличести. Но поскольку мы сами стали уделять внимание делам управления , было решено, что он займет подобающее ему место и доложит, что

считает надлежащим, а затем мы в соответствии с нашим решением дадим приказ [об исполнении]. Поскольку по разным случаям мы заявляли, что пришло время нам cazv^^T^i обратиться к обязанностям управления, мы полагали, что, узнав сии добрые вести, он будет доволен и останется тверд и неизменен в повиновении. Однако до нашего сведения дошло, что он полностью позабыл о милости, выказанной ему при исполнении его должности, и об обязательствах перед нашей благородной семьей, основанных на ее расположении и покровительстве ему в продолжение сорока лет, и о ее поддержке [оказанной] ему с колыбели, и внимает речам сей мятежной шайки. Та же ради собственных корыстных целей пожелала вовлечь его в ряды мятежников и в последний период его яовни лишить отрады мира иного и ввергнуть в вечный позор. Таким образом, благодаря своему отъявленному кооарству, подлости и сппси они переманили его и свели с (верной) стези. Он отправил весть сыну Искандара [с предложением] выступить против [Акбара] и послал также людей к Татар-хану Пандж Бхийя, приглашая его вступить в Даман-и-кох, устроить там бесчинство и затем уйти. Сам же думал о Лахоре, полагая, что сумеет посеять там мятеж и обратиться к противодействию. В царские владения он внес разлад и пытался ледлины! дыxaрнeм посишитв cтлтилыIнк влpрoоуоH вуaрти сей семьи, зажженный вечным сиянием и п:^'^ае:леьгй рукой Божественной мощи. Очевидно, завеса гордости и надменности затмила глаза его разума, и ему неизвестно, что

Кто дует на зажженную Аллахом лампу, Обжигает собственную бороду11.

Памятуя о всём том чистосердечии и надежности, что столь явно проявлялись во всём его поведении, нам казалось и кажется по-прежнему, что сии проступки были вдохновлены порочными людьми и в действительности чужды ему; невозможно поверить, что они принадлежат ему, также и потому, что его вскормила и взрастила сия великая семья, и повиновение нашим приказам дуя него пр^шиню и надлежаще; [и] дабы преподать урок, мы повелели, чтобы он отказался от этих

гнусных дел, взял под стражу и отправил ко Двору эту закоренелую, погибшую шайку, ставшую причиной гибели его удачи и чести и ради собственных целей подпитывающую его непокорность и враждебность. Поскольку мы в продолжение этих пяти лет уважали его волю и во всём повиновались, не преступая пределы его добрых пожеланий, что бы он ни предлагал — будь то приемлемо или неприемлемо для нас, то и ему подобным же образом надлежит немедленно подчиниться этому указу и Hie досадовать. Если же поступит в соответствии с сим указом, мы очистим наше сердце по отношению к нему и полностью простим его проступки и оскорбления. И как только он пожелает служить,