Авиатор: Назад в СССР 2 - Михаил Дорин

пользоваться всеми «благами» и элементами женского тела.

По возвращению в полк, мне пришлось навёрстывать пропущенные несколько лётных смен. Быстро закончили все причитавшиеся мне полёты по кругу и в очередной раз отправили меня в полёт с майором Новиковым.

Как это часто бывало в прошлом году, Роман Валентинович любил приходить на работу после мероприятий. Как говорится, был часто «на кочерге». Не стал исключением и этот день.

— Родин, ну ты всё знаешь. Я тебе доверяю. Давай книжку, — сказал Новиков, перед нашей посадкой в кабину.

— Роман Валентинович, вам бы отдохнуть. Вы, вот прям, вообще «уставший», — сказал я, смотря на дрожащие руки моего командира звена.

— Родин, давай ты не будешь тарахтеть, — сказал Новиков, расписываясь в допуске к тренировочным полётам. — В кабину давай. Яйца курицу не учат, курсант. От двигателей! — прокричал Новиков, который, видимо, ещё не отошёл от вчерашнего.

Как он только умудряется врача проходить? Главное, чтоб в управление не лез.

Глава 17

В этот день на аэродроме Белогорска я стал свидетелем маленького и, одновременно, «огромного» чуда авиационной техники.

Знаменитый вертолёт Ми-10 или просто «летающий кран». Его высота с неработающим несущим винтом почти 10 метров, а на внешней подвеске способен перевозить до 8 тонн груза. В наше время их уже практически нет, а ведь весьма нужная машина для высотных и монтажных работ.

Сейчас этот винтокрылый монстр выполнял пробное висение над полосой, готовясь выполнить полёт за каким-то грузом.

— А зачем к нам этот вертолёт пригнали? — спросил я, нажимая кнопку СПУ и включая необходимые автоматы защиты сети для запуска двигателя.

— Чего-то там с обрыва на берег моря свалилось. Эвакуировать надо, — сказал Новиков.

Я поглядывал одним глазом на взлёт Ми-10. Через несколько секунд он скрылся вдали.

— Родин, давай уже быстрее, — торопил меня Новиков по внутренней связи, когда мы рулили по магистральной рулежной дорожке.

— Так скорость на рулении 15 км/ч и...

— Ой, да не по дороге едем, и ГАИ здесь нет. Побыстрее, — сказал командир звена и слегка добавил оборотов двигателя.

— 880й, контроль скорости на рулении! — сделал нам замечание руководитель полётами.

— Сопка, поняли вас, — сказал в эфир Новиков. — Ага, щас проконтролирую! Ничего, Сергей, отмажу тебя.

— Замечание, ведь, запишет, командир.

— Сотрёт! Давай исполнительный запрашивай.

Погода была не совсем простой. Пасмурно и редкие капли дождя. Однако, ничего критичного для выполнения полётов. Есть только одно «но» — руководитель полётами нас не выпускал на полосу.

— 880й, ждать. После доразведки, — сказал он в эфир.

— Вот же ручник от «Москвича»! — ругался сзади Новиков. — Борт уже сел, а мы тут ждём.

— Командир, так может сейчас «забьют» полёты? Погода портится, — сказал я по внутренней связи.

— Неа, от плана отстаём. Так мы вас по второму разделу Курса не закроем. Да и погода нормальная.

— Сопка, передаю доразведку погоды. Нижний край облачности 450-550 метров, не ровный. Видимость не хуже 8 километров..., — доложил в эфир погоду, зашедший на посадку, экипаж.

Если учесть, что контрольные полёты по кругу, согласно Курса учебно-летной подготовки, должны выполняться при метеоусловиях не хуже 400 на 4, то это ещё вписывалось в разрешенный диапазон.

— А погода, всё-таки, портится, командир, — сказал я, занимая полосу для взлёта.

— Родин, не ной. Закрылки, обороты, направление и вперёд, — продолжал гнать меня Новиков.

Весь недолгий полёт я только и делал, что слушал его анекдоты. Совсем не до них сейчас.

— Сергей, ты ж молодой парень. Вот скажи, чем ещё хороши советские презервативы? Ты же ими пользуешься, я надеюсь? — спросил меня командир звена, когда мы выполняли четвёртый разворот для захода на первую посадку с «конвейером».

— Не могу... знать... командир, — сказал я, выдерживая глиссаду снижения.

— А хороши они тем, что с их помощью можно ещё и велосипедную камеру заклеить, — рассмеялся по внутренней связи Новиков. — Смешно же?

Обхохочешься, товарищ майор! Совсем человек не унывает.

Как назло натекла низкая облачность, которая не позволяла выдерживать необходимую высоту полета 500 метров на кругу.

— 880й, займите 400 метров.

— 880й, понял, — сказал я, слегка снизившись под облака.

— Родин, ну вот и полёт в сложных метеоусловиях бы отработали, — сказал Новиков.

— А давай ещё один анекдот...

— Сопка, 317й, с грузом к вам с посадкой, — вышел на канале управления экипаж того самого вертолёта Ми-10. — Высота 400.

— 317й, за скоростным будете заходить. Наблюдаете? — запросил у него руководитель полётами.

— Сопка, я под нижней кромкой, наблюдаю скоростного. По вашей команде заход.

— 880й, займите 300, третий разворот по готовности, — сказал мне руководитель полётами. — 317й, вам занять 500.

— Понял, 317й, — недовольным голосом сказал командир экипажа вертолёта. Ему не так просто набирать высоту, как нам. Он ещё и с грузом.

— 880й, понял, — сказал я. И в этот момент у меня чуть сердце в пятки не ушло. Справа от меня в сотне метров в воздухе то ли висел, то ли летел Ми-10.

Я резко отвернул в левую сторону к аэродрому, чтобы пройти чуть левее него. Новиков был явно не доволен, что подобным манёвром был прерван его анекдот.

— Родин, руки тебе оторвать надо! Что ты за... это... чего..., — сказал Новиков.

Взглянув направо, в воздухе я заметил поднимающийся вверх красный комбайн. Видимо, Ми-10 именно за этим грузом летал на берег. Его самого видно не было. Он вошёл как раз в облака.

— 880й Сопке, — запросил меня руководитель полётами.

— Отвечаю, 880й.

— Разошлись с вертикальным?

— Сопка, разошлись с... комбайном... справа, — ошарашено доложил в эфир Новиков.

Дальнейший полёт проходил в полном молчании. Проверяющий не сказал ничего даже после не самой ровной посадки в моём исполнении. Уже после заруливания, я спросил у Новикова замечания и всё ли у него хорошо.

— Бросаю пить, Родин, — ответил он.

После окончания предварительного разбора, Ребров долго обсуждал с нами сегодняшние полёты. Мы же с Новиковым удостоились личной аудиенции. Когда все разошлись, он оставил нас в курилке и рассказал о жалобах группы руководства полётами.

— Вы в свои четыре окуляра не смогли красный комбайн разглядеть издалека, глазастики вы мои? — ругался Ребров. — Родин, ты в передней кабине,