Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи - Арни Фалк-Рённе

— Если ты подойдешь ближе, нас всех убьют, — крикнул он.

— Но почему Сиу-кун его убил? Ведь это его отец.

— Потому-то он и убил его. Сын должен помочь отцу уйти из жизни. Настоящему мужчине уготовано умереть насильственной смертью, лучше всего в бою. Если же духам так неугодно, сын должен прийти ему на помощь и убить. Это акт любви. Но только не подходи ближе, умоляю тебя, киап!

— А что там должно теперь произойти?

— Сиу-кун съест мозг отца.

Эти слова переводчик произносит с таким спокойствием, словно рассказывает о человеке, возлагающем венок на могилу своего покойного отца.

И хотя все это кажется мне каким-то жутким сном, я еще не настолько утратил связь с жестокой действительностью, чтобы не понять одного: я должен запечатлеть на пленку воина-кукукуку, только что ударом топора прикончившего своего больного отца, а затем поедающего его мозг. Такое фото будет настоящей сенсацией, которая облетит весь мир. Вот что еще случается на нашей планете в последнюю треть XX столетия. И это в век космических полетов и искусственных спутников!

Но Джон смотрит на меня в тихо говорит:

— Ты ведь хорошо знаешь, что тебе никогда не удастся сделать этот снимок. Своим поступком ты отравил бы остаток жизни Сиу-куна. Никто не должен видеть, что там происходит. У человека из племени кукукуку в жизни есть два момента, когда никто не должен ему мешать: когда женщина уходит одна в джунгли, чтобы родить ребенка и затем съесть послед, и когда сын помогает отцу уйти в царство мертвых, остается наедине с его мертвым телом и съедает мозг покойного.

Разумеется, Джон прав. Как мог я думать, что у этих людей притуплены все чувства. Да, они могут казаться тупыми, если мерить их по тем меркам, которыми оценивается жизнь в наше время и в тех широтах, где мы росли. Разве такая основа для оценок справедлива? Сиу-кун убил своего отца, ибо знал, что тот уже не в состоянии бороться в этой жизни, а съел мозг покойного, чтобы тем самым почтить его память и впитать в себя частичку его мудрости и духовной силы. Таковы обычаи племени кукукуку.

Итак, Сиу-куна оставили наедине с отцом. Вместе со всеми и я, погруженный в мысли, по петляющей тропе удаляюсь вверх, туда, где высокая трава кунай закрывает обзор. Прошло минут десять, а может быть, и больше. Наконец появляется Сиу-кун, молча присоединяется к остальным, и мы трогаемся в путь. Никто не проронил ни слова. Но вот Сиу-кун, сначала едва слышно, произносит магическое «куку-куку», и вслед за ним призывный клич подхватывают соплеменники. Так они на сей раз воздают дань уважения умершему. Мне даже кажется, будто в воинственных призывах появились другие, более мягкие тона, которых дотоле не доводилось слышать. Впрочем, не исключено, что все это мне просто почудилось и знаменитые крики означают отнюдь не то, что я пытаюсь в них вложить. А может, в них вообще скрыт более глубокий смысл, чем тот, который до сих пор им приписывали белые.

Я недоумеваю: разве покойника не будут хоронить? Мы ведь оставили труп старика в траве. Вечером, когда мы разбили лагерь, по обыкновению чуть поодаль от воинов, Джон рассказал мне о местном обычае: если кто-либо умирает в походе, его тело оставляют в траве или джунглях — при условии, что поблизости нет жилья. Здесь опасаются только одного: как бы труп не попал в чужие руки, пока мясо еще съедобно. Если места необитаемы, этого можно не бояться. Если же смерть настигнет воина дома, то его труп коптят и помещают на вершину или склон горы, откуда покойник может обозревать родные места и деревню. В землю же ни при каких условиях умершего не закапывают. Кукукуку не желают, чтобы он стал добычей червей и грызунов. В этом у них много общего с другими племенами, живущими в центральных районах Новой Гвинеи.

2

Теперь, пожалуй, пришла пора рассказать о моих отношениях с воинами-кукукуку и о том, как меня приняли в их боевой отряд. Благодаря Сиу-куну, но прежде всего при содействии вождя То-юна я, запасшись щедрыми подарками, получил разрешение отправиться в поход с боевым отрядом племени. Мне было поставлено условие: свой лагерь я должен был разбить не ближе чем на расстоянии полета двух стрел. Кроме того, в моем распоряжении было только два дня. Мне, разумеется, не сказали о цели похода, а я сделал вид, будто ни о чем не догадываюсь. Впрочем, вряд ли воины задавались вопросом, кто я такой и почему нахожусь среди них. Должен, однако, заметить, что не я первый удостоился чести быть принятым кукукуку: мисс Беатрис Блэквуд, этнограф из музея Пит-Ривер при Оксфордском университете, сумела прожить много месяцев в одной из деревень племени и ни разу не подверглась нападению. Почему ее не тронули, неизвестно. Что же до меня, то я целый день пытался втолковать То-юну, что не имею ничего общего с правительством и местной администрацией. А кроме того, Джон и другой переводчик, который переводил на моту, как мне показалось, из кожи вон лезли, стараясь убедить воинов, что я «чокнутый» и по этой причине наделен огромной властью над силами природы. В этой части света душевнобольных считают посредниками неведомых могущественных сил. Мне рассказывали, будто и мисс Блэквуд не трогали именно по этой причине. В самом деле, вокруг меня происходят события, которые только подтверждают то, о чем говорил Джон: мне, например, ничего не стоит «закрыть в ящике» (моем магнитофоне) голоса Сиу-куна и То-юна, а потом снова «выпустить» их. Я могу разговаривать с «повелителями темноты», включив радиоприемник после захода солнца. И хотя я вовсе не человек-бооонг (человек с ружьем), но из своей волшебной коробки (фотокамера со вспышкой) могу вызывать молнии. Но больше всего их поразило мое общение с птицей-драконом; судя по всему, меня приняли за сына этого могущественного существа. Многие войны слышали о самолете, некоторые видели даже, как самолет садится и взлетает. Называя его драконом, они, видимо, имели в виду огромного казуара. Племена, живущие вблизи Меньямьи, иногда выносят к самолету батат, дабы накормить и ублаготворить гигантскую птицу. Самым же удивительным для них казалась непостижимая связь, существующая между мной и этой птицей. Так они и не могли взять в толк, кто же я такой: человек или же сын птицы-дракона, которого не в силах поразить ни одна стрела? Когда солнце стоит высоко в небе, птица с ревом проносится над равниной и прямо над ними «откладывает яйца», которые оказываются подарками для моих новых друзей: здесь брикетики соли, карамель (которую они уплетают прямо с оберткой), старые номера газеты «Порт-Морсби Таймс» из которых удобно делать самокрутки, стальные топоры и раковины.

Сдается мне, не будь этих «яиц», ни меня, ни проводников давно не было бы в живых. Кто станет резать курицу, несущую золотые яйца?! К тому же здесь речь идет об огромной боевой наседке, внушающей почтение.