Прозрение - Эмма Драммонд

Что-то говорило ей, что он был одинок. Одинок по своей природе. Конечно, у него было много приятелей среди солдат и офицеров ландердорпского гарнизона, но даже в их кругу он наверняка оставался одиноким…

Такой же взгляд был у многих бурских женщин – жен фермеров. Они безвылазно находились на своих фермах и делали все, что требовали от них мужья: трудились в поте лица днем, выполняли супружеский долг ночью… Ни единым словом, ни единым жестом не выражали они своей усталости, своего протеста, но эти глаза – глаза, полные какой-то вселенской печали, говорили обо всем… Увы, слишком мало находилось людей, имевших время и желание заглянуть в эти глаза.

Несмотря на свое хрупкое телосложение, Хетта, как почти все бурские женщины, отличалась крепким здоровьем. Она вообще не могла вспомнить, чтобы хоть раз заболела. Она знала, что с годами фигура ее утратит нынешнюю стройность, огрубятся руки и она превратится в одну из типичных бурок – «крепкую», «работящую» женщину. Ей предстоит выйти замуж за Пита Стеенкампа, трудиться от зари до зари на его ферме и воспитывать его сыновей. Она нисколько не сомневалась, что Бог пошлет им именно сыновей: у таких решительных, грубоватых мужчин, как Пит, всегда рождались мальчики.

Она снова подумала об английском офицере. Была ли у него семья – жена и сыновья? А может, он был отцом дочерей с такими же зелеными глазами, как у него, и с грустной улыбкой? Интересно, какая у него жена? Уж конечно ее кожа не была загрубевшей и обветренной, она не пасла коров и не ходила за плугом. При этой мысли ей стало немного не по себе.

Волы, прекрасно знавшие дорогу домой, медленно плелись вперед… Хетта сидела на козлах, предаваясь своим думам и мечтам… Над широкой степью сгустилась ночная тьма, и со всех сторон послышались крики диких зверей. Девушка не боялась темноты – в ее фургоне всегда лежала винтовка, а как с ней обращаться, Хетта знала не понаслышке.

Англичанки были красивые и высокие – так говорила ей одна английская приятельница из Ледисмита. Они носили прекрасные белые платья, а в жару никогда не расставались с маленькими муслиновыми или шелковыми зонтиками, предохранявшими их нежную кожу от палящих лучей солнца. Чем белее оставалась их кожа, тем больше нравилось это джентльменам… Хетта впервые услышала об этом еще в ранней юности и с тех пор стала следить за своей внешностью. Она сознавала, что это нечто иное, как суета и тщеславие.

А суета и тщеславие – греховны. Но не могла забыть английских леди, прогуливающихся под руку с высокими, стройными джентльменами, за которыми она наблюдала, часами просиживая у окна в доме своей тетушки в Ледисмите. Тогда ей показалось, что английские мужчины очень чтят своих женщин.

Маленькая Хетта долго пребывала в этом заблуждении, пока однажды из открытого окна до ее ушей не донеслись звуки самой обычной семейной склоки, и иллюзии рассеялись. Девочка поняла, что внешность может быть обманчивой. Но все равно ей хотелось стать одной из этих стройных красавиц с бледной-бледной кожей, благоухающих цветами и носящих платья, на которых сразу же становилось заметным любое, самое маленькое пятнышко и которое следовало стирать, как только они чуть-чуть загрязнятся.

Она не решалась признаться тете в том, что у нее были друзья из числа английских детей – Майбурги всегда держались подчеркнуто обособленно от «уит-ландеров» – иностранцев. Но природа одарила маленькую Хетту таким живым интересом ко всему окружающему, что несмотря ни на какие запреты она не могла пройти мимо своих английских сверстников. Общение с англичанами много дало Хетте: она выучила английский язык и научилась терпимо относиться к «чужим». Не желая отстать от них, она усердно училась в школе и вскоре стала гораздо образованнее многих бурских женщин, всю жизнь просидевших на своих фермах. Широкий кругозор и природная доброта заставляли девушку все чаще и чаще задумываться над тем, действительно ли имеет право на существование та неприкрытая ненависть, то бескомпромиссное неприятие всего чужого, которое клокотало в груди ее деда и Пита—молодого человека, за которого решили выдать ее замуж.

Старый Упа имел особые причины ненавидеть британцев: они убили его сына – отца Хетты. Это случилось во время битвы при Маджубе, когда Хетта была еще в чреве матери. Старик рассказывал, что гибель мужа послужила таким ударом для несчастной женщины, что она разрешилась от бремени за несколько недель до срока. Ее организм, ослабленный пережитым горем, не справился с обычной простудой, и она умерла, прежде чем маленькой Хетте исполнился год.

Что касается Пита, то, хотя у него и не было столь же веских оснований для ненависти к англичанам, он стал вожаком кружка молодых буров, давших торжественную клятву бороться за то, чтобы вся Африка принадлежала голландцам, и уничтожать всех, кто попытается сопротивляться этому решению. Ну а самыми злыми врагами «бурской идеи» являлись, конечно же, англичане. Хетта вспомнила, как английский лейтенант сказал, что ему известно, какие чувства испытывают к его соотечественникам буры, и ей стало не по себе: да, этот благородный молодой человек с каштановыми волосами имел все основания говорить, что буры ненавидят британцев. Ей очень хотелось возразить, что у этого правила есть свои исключения, но она так и не решилась произнести ни единого слова на эту тему…

Вдруг Хетта заметила, что вдали показались огни фермы и вздрогнула от неожиданности. Через каких-нибудь полчаса она доберется до дома. Как там прошел без нее целый день? Не забыла ли чернокожая девочка-служанка вовремя поставить котел на огонь? Успеет ли нагреться вода к ее возвращению? Ведь надо будет как можно скорее промыть рану брату, а заодно и самой умыться…

Но уже через несколько мгновений мысли ее вновь возвратились к Ландердорпу. Немного подумав, она решила никому не рассказывать о знакомстве с английским лейтенантом. Франц, брат Хетты, наверное, смог бы ее понять, но старый Упа пришел бы в бешенство… Кроме того, девушке не хотелось посвящать кого бы то ни было в это маленькое событие.

Хотя шум фургона был слышен издалека, никто не вышел из дому навстречу Хетте; впрочем, она и не ждала этого. Чернокожий слуга принялся распрягать волов, а девушка не спеша спустилась на землю и, потянувшись, как молодой зверек, направилась к дому.

Упа и Франц ужинали. Они изрядно проголодались, работая в поле, и потому были в тот вечер особенно немногословны.

– Все в порядке? – спросил дед, не поднимая головы. – Ты привезла все, что я говорил?

– Йа, да, Упа, – отвечала Хетта. – Поезд с товаром прибыл только вчера, но Якоб Мейер успел достать все что нужно. Я все купила.