Иной Сталин - Юрий Жуков

О наступающих переменах возвестила не одна лишь отмена карточек. Восстанавливалось празднование Нового года с традиционной елкой. Были возвращены гражданские права тому празднику, с которым, как религиозным, партия и государство боролись все последнее время весьма решительно, даже запретив — для начала циркуляром Наркомзема РСФСР от 11 декабря 1928 г. — рубку елей. Кандидат в члены ПБ, второй секретарь ЦК КП(б) Украины П. П. Постышев вдруг предложил повсеместно организовать, правда, лишь для детей, в дни зимних каникул новогодние праздники. Первым подхватил инициативу МК ВЛКСМ. Разослал телеграммы по всем своим организациям, рекомендуя провести елки в парках, домах пионеров, школах. Вслед за тем как-то просто, естественно вспомнили и о взрослых. За десять дней до наступления Нового года газеты опубликовали предельно скромную, всего в три строки, информацию: «По предложению ВЦСПС Совнарком Союза ССР постановил выходной день 30 декабря (в то время в стране существовала шестидневка — Ю.Ж.) перенести на 1 января»2. И в ночь с 31 декабря на 1 января впервые за все годы советской власти прошли новогодние балы в московском Доме союзов, ленинградском Александровском дворце, во многих клубах, домах культуры страны.

Столь же многозначительной, обещавшей важные политические перемены, хотя и несколько ограниченного характера, выглядела опубликованная «Правдой» статья первого секретаря Азово-Черноморского крайкома Б. П. Шеболдаева «Казачество и колхозы». Ее название, сочетание долгое время сугубо негативного по смыслу слова «казачество», ассоциировавшегося прежде всего с теми, кто подавлял революцию 1905 г. и воевал на стороне белых в гражданскую войну, со словом «колхозы» — предельно новым, советским, связанным исключительно с коллективизацией, строительством социализма, как бы предполагало очередную филиппику в адрес казачества. Однако содержание статьи опровергло такое ожидание.

Не кто-либо, а член ЦК ВКП(б) писал:

«В основной массе казачества произошел коренной перелом… колхозы Кубани и Дона не могли бы иметь нынешних успехов, если бы нынешнее казачество по-прежнему сопротивлялось бы или не поддерживало бы колхозы… Среднее казачество, и раньше дававшее ряд примеров революционных выступлений (Каменский ревком), выдвинувшее героев-большевиков Подтёлкова и Кривошлыкова, давшее в свое время немало бойцов в Первую конную армию, сейчас окончательно и прочно стало на колхозный путь, по-настоящему взялось за работу»3.

Не менее, а может быть, более важным, хотя также затрагивавшим интересы только части населения, стало постановление проходившего с 21 по 25 декабря пленума ЦК о завершении третьей генеральной чистки партии, самой продолжительной из всех — начатой в 1933 г. Чистка проходила открыто, в присутствии имевших право выступать беспартийных, что превращало ее зачастую в подобие судилища, проверки, обсуждения как прошлого, так и настоящего членов и кандидатов в члены партии. Держала их в страшном напряжении, под вполне вероятной угрозой исключения за любые, подлинные или надуманные, прегрешения: за обюрокрачивание; «обрастание» — приобретение одежды, мебели, посуды сверх того количества, которое казалось достаточным любому участнику чистки; за бытовое разложение — уход из семьи, многократное вступление в брак; за партийную недисциплинированность; пассивность — под ней понимали непосещение партсобраний, нежелание на них регулярно выступать; за принадлежность в прошлом к сторонникам Троцкого или Зиновьева, к иным фракциям либо просто поддержку тех при голосовании или даже в частной беседе. Наконец, за сокрытие социального происхождения.

И вот — неожиданная резолюция, снявшая дамоклов меч, слишком долго висевший над головами тысяч людей: «Считать чистку партии законченной и не проводить ее в тех областях, где она не проходила». А как итог с 1 февраля по 1 мая 1936 г. провести обмен партбилетов «всем прошедшим и не прошедшим чистку»4. Еще одно грядущее событие должно было вселить лишь добрые надежды. Было опубликовано сообщение о составе Всесоюзного пушкинского комитета, созданного по решению ПБ еще 27 июля 1934 г.5 в связи с приближавшимся 100-летием со дня смерти великого русского поэта. Возглавил его А. М. Горький, заместителями которого оказались нарком просвещения РСФСР А. С. Бубнов и первый секретарь правления ССП А. С. Щербаков. Членами комитета стали руководители партии и государства, крупнейшие писатели и пушкинисты-литературоведы6. Страна решительно порывала с нигилистическим по сути, вульгарно-социологическим по форме отношением к своему прошлому, к тем, кто на протяжении веков создавал ее литературу, искусство, науку. Формирование Пушкинского комитета и проведение Пушкинских торжеств открывали долгую чреду восстановления с помощью таких же юбилеев сознательно замалчивавшихся учебниками и пропагандой имен писателей, поэтов, художников, архитекторов, композиторов, ученых.

Все происходившее в последние дни уходящего 1935 г. и первые — нового, 1936-го, лишний раз подтверждало, что партия и в идеологии окончательно сменила курс, избрав принципиально новый и решительно порвав с прежней воинствующей левизной. И дабы проводить и в дальнейшем именно такой курс, удерживать на нем страну, пошла на ломку существовавших почти два десятилетия административных структур. Одним росчерком пера ликвидировалось предоставленное конституцией 1924 г. союзным республикам право самостоятельно руководить развитием своих национальных культур. У Наркомпросов Российской Федерации, Украины, Белоруссии, Закавказской Федерации, Узбекистана, Туркмении и Таджикистана были изъяты все вопросы, связанные с искусством, и оставлены им заботы лишь о школьном образовании. Решением ПБ от 16 января в форме постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О работе по обучению неграмотных и малограмотных» ликвидировано общество «Долой неграмотность», ликвидация неграмотности людей в возрасте до пятидесяти лет поручена прежде всего Наркомпросам. Были утверждены и контрольные цифры: в текущем году необходимо было силами Наркомпросов обучить 4 млн. неграмотных и 3 млн. малограмотных, а кроме того, ВЦСПС должен был организовать обучение еще 1,5 млн. малограмотных7.

А месяцем ранее, 16 декабря 1935 г., ПБ приняло еще два решения, закреплявших проводимую реорганизацию. Первым были сняты со своих постов заместители А. С. Бубнова, курировавшие как раз проблемы искусства, М. С. Эпштейн и Г. И. Бройде, а вместо них первым заместителем наркома просвещения утвержден Б. М. Волин, до того занимавший должность заведующего отделом школ ЦК ВКП(б). Вторым создан общесоюзный Комитет по делам искусств при СНК СССР8 — орган исполнительной власти, призванный ежедневно и ежечасно руководить, направляя в нужное русло, деятельностью «театров и других зрелищных предприятий, киноорганизаций, музыкальных, художественно-живописных, скульптурных, других учреждений», а также «учебных заведений, готовящих кадры работников театра, кино, музыки и изобразительных искусств»9. Тем самым завершался процесс, начавшийся еще в 1932 г. роспуском одиозных, не просто левых, а подчеркнуто революционных, да еще и пролетарских, то есть якобы чисто классовых, объединений писателей, художников, архитекторов, композиторов. Таких, например, как Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), Ассоциация художников революционной России (АХРР), Всесоюзное объединение пролетарских архитекторов (ВОПРА), Российская ассоциация пролетарских музыкантов (РАПМ). Взамен их были созданы сначала Союз советских писателей, а затем и аналогичные союзы архитекторов, композиторов, несколько позже и художников. Руководил же ими Комитет по делам искусств и его председатель П. М. Керженцев, утвержденный на этом посту решением ПБ от 7 января 1936 г.10

К той же цели, к унификации подконтрольных только Москве всех культурных процессов, должно было привести и другое начинание, на этот раз — в области народного просвещения. Узкое руководство настойчиво стремилось предельно ускорить создание стандартных школьных учебников, единых для всего СССР, чтобы раз и навсегда покончить с почти 20-летней практикой воспитания детей и юношества как будущих граждан не Советского Союза, а той или иной союзной республики. Вместе с тем свести к минимуму ту самую среду, которая питала, как показали последние годы, не только центробежные силы в кругах бюрократии, но и национализм, даже сепаратизм. А заодно новые, общие учебники, должны были способствовать и выравниванию культурных уровней, слишком уж различных у народов, населяющих Российскую Федерацию, Украину, Белоруссию, с одной стороны, а с другой — Закавказскую Федерацию, Среднюю Азию.