Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Андрей Шляхов

Увы, чудеса случаются нечасто, даже если доктор – настоящий волшебник.

— Набери еще два куба адреналина!

Данилов положил левую ладонь на грудную клетку пациентки так, чтобы его пальцы не касались грудной клетки. Правая рука легла на левую под прямым утлом. Получился своеобразный блок из двух рук. Объединив руки, врач получает возможность нажимать на грудину не только быстро, но и сильно. Смещаясь сантиметров на пять книзу, грудина сдавливает сердце, выталкивая кровь из его полостей в сосуды большого и малого круга кровообращения. Когда давление рук прекращается, грудина возвращается в исходное положение, а сердце расправляется, наполняясь кровью, поступающей в него из венозного русла.

Искусственную вентиляцию легких проводил аппарат, поэтому Данилов мог заниматься только сердцем. Сейчас работали он и Вера, все остальные молча ждали, когда будет можно начать операцию и можно ли будет начать ее вообще.

— Скорый в заступление и крепкий в помощь, предстани благодатию силы Твоея ныне, и благословив укрепи, и в совершение намерения благаго дела рабов Твоих произведи… — Через каждые три-четыре слова операционная сестра осеняла себя крестным знамением.

— Вера, повтори адреналин! — велел он на двухсотом нажатии.

Наркозно-дыхательный аппарат исправно раздувал легкие. Данилов нажимал на грудину, операционная сестра безостановочно читала молитвы, а все остальные молча ждали, чем закончится реанимация.

Тридцать минут, более двух с половиной тысяч нажатий, ровная линия на мониторе…

— Вас сменить? — дважды или трижды предлагал Гвоздев.

— Вам нельзя размываться! — уверенно отвечал Данилов.

Прекратив пособие, он, не глядя ни на кого, отошел от стола, постоял так несколько секунд и вышел из операционной, бросив на ходу:

— Жду историю.

— Что за жизнь! — Гвоздев не снимал, а просто срывал с рук перчатки. — Чего бы ей не согласиться на кесарево?! Были бы оба живы, и она, и ребенок!

— Этого никто не знает, — вмешалась операционная сестра, помогая ему снять хирургический халат. — Не корите себя, Юрий Павлович.

— Ой, а я ведь так мужу и не позвонила! — всплеснула руками Рубанова.

— Я ему звонил, Марина Витальевна, — обернулся к ней Гвоздев, — и что толку? Он сказал – как жена решит, так и будет.

— И что? — спросила операционная сестра.

— И ничего! Дал отбой. Ладно, что мы тут столпились?.. Пойдемте отписываться.

Гвоздев вышел первым. За ним потянулись остальные. Рубанова подошла к умершей и рукой закрыла ей глаза.

— Бедная несчастная дурочка!

Став акушером-гинекологом, Марина Рубанова никак не могла решиться родить: слишком многого навидалась она на работе. Разумеется, не следует все примерять на себя, но тем не менее… Муж-журналист поначалу относился к причуде Марины с пониманием, но в последнее время начал терять терпение. Марина его понимала – годы проходят, а ничего не меняется. Она уже почти решилась удалить спираль на следующей неделе, как вот… Дурной знак.

Громко стуча ногами (и почему у младшего медицинского персонала такая тяжелая поступь?), в операционную вошла толстая приземистая санитарка по прозвищу «Нюра-колобок».

— Поможете? — пробурчала она, не глядя на врача.

— Я сейчас пришлю кого-нибудь! — Рубанова бросилась к выходу, сдерживая слезы.

— Доктора-а-а! — презрительно скривилась Нюра. — Верно говорят – ученые работать не любят.

Придвинув каталку вплотную к операционному столу, она застопорила ее нажатием ноги на тормоз, а затем взялась руками за тонкие лодыжки умершей и перетянула нижнюю часть тела на каталку. Рывок за правую руку – и вот уже тело лежит на каталке.

— Ручки на каталку положить надо. Нельзя враскорячку, — строго сказала санитарка, укладывая руки умершей вдоль тела.

Подходящей чистой простыни под рукой не нашлось, поэтому Нюре пришлось сходить за простыней в предродовую. Вернувшись в операционную, она столкнулась в дверях с операционной сестрой.

— Где вас всех носит? Все сама – и переложи, и за простынями бегай…

Вдвоем женщины отвезли каталку с телом в кабинет, на двери которого висела табличка «Материальная». Дальше все как обычно – на запястье обмытого тела крепится бирка из подкладной клеенки, на которой пишутся фамилия, имя, отчество, возраст умершей и дата ее смерти. Маркированный труп с полагающейся сопроводительной документацией направляется на патологоанатомическое вскрытие.

Смерть в родильном доме, к счастью, явление довольно редкое, поэтому патологоанатомические отделения при роддомах не предусмотрены. Трупы направляют на вскрытие в медицинское учреждение, к патологоанатомическому отделению которого «прикреплен» роддом.

Через стенку от «материальной», в манипуляционном кабинете два ординатора первого года предавались пороку – втихаря курили в открытое окно. Конспирация поддерживалась на должном уровне – курильщики стояли так, чтобы их нельзя было увидеть из других окон.

— К отцу недавно прицепился кто-то из прооперированных, юрист по образованию, — рассказывал один. — «Неправильно получается, — говорит, — вот вы, доктор, мне желчный пузырь удалили, а никакой гарантии на вашу работу не существует».

— Продвинутый, — оценил второй, безуспешно пытаясь выпустить дым кольцами. — А отец чего?

— «А вам в роддоме гарантийный талон выдавали? — спросил. — С датой и круглой печатью? Нет? Тогда какие ко мне могут быть вопросы?»

— Здорово отбрил!

— Наповал.

Ординаторы заржали так громко, что на шум прибежала одна из акушерок…

Данилов недолго хандрил. Дежурство оказалось хлопотным – кое-какие проблемы с пациентками в реанимации, обезболивание родов, две срочные консультации в отделениях, последняя из которых вылилась в экстренное кесарево сечение.

— Похоже на эпилепсию, — поморщилась Мжаванадзе, дежурный врач из отделения патологии беременности.

— Согласен, — кивнул Данилов, глядя, как по простыне расползается желто-коричневое пятно.

— Сначала у нее лицо задергалось, потом одна рука, потом другая рука…

Соседка по палате явно была напутана произошедшим. И то сказать – сидели две беременные женщины друг напротив друга, беседовали о том, кому когда придет срок рожать, или еще о чем-нибудь, как вдруг одна из собеседниц захрипела, сползла на кровати и затряслась.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — мягко сказал Данилов. — Все уже позади.

Он посмотрел на Мжаванадзе, ожидая ее решения. Судорожный припадок удалось купировать быстро. Оставалось решить, что дальше делать с пациенткой.

— Ясно что – кесарево сечение. Эпилепсия – прямое показание к этой операции. Вопрос – когда? Оперировать прямо сейчас, по дежурству или отложить решение вопроса до утра?

Экстренное кесарево сечение, проведенное сразу же после припадка, без стабилизации состояния беременной, подвергает и мать и ребенка существенному риску развития осложнений. С другой стороны, если это эпилепсия с редкими припадками, то можно и не торопиться. С третьей стороны, если припадки начнут повторяться, то…

— Я понаблюдаю за ней, — сказала Мжаванадзе. — Спасибо, Владимир Александрович. Полвторого ночи. Можно и подождать до утра.

— Хорошо, Нино Автандиловна.

Данилов и сам не любил ненужной спешки. Поспешишь – людей насмешишь…

Во время утренней конференции он получил за все разом – и за умершую до начала операции, и за ту, что устроила судорожный припадок.

— Хорошая работа – это не упражнения по непрямому массажу сердца, — вещал главный врач. — Хорошая работа – это недопущение подобных состояний! Я все понимаю – атоническое кровотечение есть атоническое кровотечение, но к моменту перевода из родзала в операционную кровотечение уже было остановлено, не так ли? И если судить по записям в истории болезни, то…

Данилов слушал главного врача и удивлялся отсутствию головной боли. Казалось бы, налицо все факторы, ее вызывающие, — бессонная ночь, усталость, взвинченные нервы. Однако надо же – голова не болит, и все тут!

«Иммунитет вырабатывается, — решил Данилов. — Глядишь, так и совсем поправлюсь. У-у, Джеки Чан чертов…»

«Джеки Чаном» за незнанием истинного имени Данилов прозвал китайца с эпилепсией, который пару лет назад ударил его по голове обрезком водопроводной трубы. Так бывает на «скорой»: приезжаешь на вызов и получаешь от пациента фатальный сюрприз и долгую, если не вечную, память в виде посттравматической энцефалопатии с частыми приступами головных болей. Боли были разными: давящими, распирающими, жгучими, а порой и такими, что сразу не поймешь. Хорошая память о работе на «скорой помощи», ничего не скажешь.

Словно былинный сказитель, главный врач плавно перешел от одного мнимого даниловского греха к другому: