Ковчег - Иван Кузнецов

Кругломордый парнишка бросился вслед за мной и закономерно столкнулся с закрывающейся дверью. Я немедленно съездил ему ногой по бедру, к сожалению, недостаточно сильно. Парень стиснул зубы и отмахнулся ножом. Инструктор говорил, что большинство любителей, пропустив болезненный удар, очертя голову бросается вперед. К сожалению, мой противник принадлежал к меньшинству — тем, кто получив плюху, становился вдвойне осторожным. Это меня никак не устраивало. Правда, оставался шанс, что подтянутся Сан Саныч с Вербовски, но мне не без оснований казалось, что быстрее очухается «кавказец».

Я надеялся, что ливень отвлечет противника, заставит хоть на секунду потерять концентрацию. Однако кругломордый внимательно следил за каждым моим движением. Я уклонился от пары не особо глубоких выпадов. Дважды попытался достать его лоу-киком. Впустую. До головореза-боксера Михалыча этому засранцу было, как до луны. Только мне-то что делать? Я почти физически ощущал, как утекает время. Но не бросаться же с голыми руками на нож!

С голыми руками… Решение оказалось настолько очевидным, что впору было стукнуть себя кулаком по лбу. Я сделал вид, что собираюсь выбить ударом ноги нож. Парень отпрянул, я тоже отступил на шаг, разрывая дистанцию. Дернул молнию, расстегивая ветровку, и вытащил из легкой кобуры пистолет. За неделю ношения он мне ни разу не понадобился, и в пылу борьбы я совершенно забыл об оружии, которое легко решало исход поединка. Хорошо, что вообще вспомнил, балбес этакий… Но уж лучше поздно, чем никогда.

Толстощекий парнишка замер, зачаровано глядя на «Макарова».

— Брось нож!

Парнишка стоял как вкопанный.

— Брось нож! Лицом на землю!

Не сводя глаз с пистолета, кругломордый сделал шаг вперед.

Я вдруг почувствовал легкую дрожь. Подушечки пальцев начало покалывать, заслезились глаза.

— Стоять! Брось нож, я сказал!

Парень замер на какую-то секунду, а потом с воплем бросился на меня. Я спустил курок. Рефлекторно. Единственно на что меня хватило — опустить ствол пониже в надежде не убить, а прострелить ногу. Только выстрела не последовало. Парень на полном ходу врубился в меня, и мы оба полетели на асфальт.

Меня спасло то, что самурайский наскок был жестом отчаяния. Не знаю, что в точности двигало парнем, однако на успех он точно не рассчитывал. И вместо того, чтобы насадить меня на нож, лишь распорол куртку. Я вскочил на ноги первым и врезал самураю ногой по лицу. Удар прошел вскользь, но парень, вскрикнув, снова полетел в лужу.

Я бросил взгляд на пистолет и едва сдержал вздох облегчения. Определенно, я заслужил приз за проявленный идиотизм. Но все хорошо, что хорошо кончается.

Щелкнув предохранителем, я снова направил пистолет на бандита.

— Лежать! Всё, отпрыгался.

Парень перевернулся на бок, затравленно глядя на пистолет. На щеке наливалась красным широкая полоса. А недурно получилось… Краем глаза я уловил движение сбоку, но среагировать не успел. Бахнул выстрел. Руку обожгла боль. Пальцы разжались, и «Макаров» шлепнулся на тротуар.

— Шибздец тебе, сволочь. — В дверях пиццерии стоял «кавказец». — Шибздец.

Он поднял пистолет, целясь мне в голову. Все мысли исчезли напрочь. Вот она — смерть, совершенно неожиданная и нелепая. На пороге пиццерии в ходе самого обычного скучного патруля…

В лицо словно плеснули кипятком. По позвоночнику прошел электрический разряд. Заслезились глаза. И я снова с кристальной ясностью понял, что произойдет в следующую секунду.

Дог мраморного окраса стремительной, бесшумной тенью вынырнул из пелены дождя. Прыжок был великолепен. Зубы сомкнулись на вытянутой руке «кавказца». Грохнул выстрел, пуля ударила в бордюр, брызнула гранитная крошка. Пес, мягко приземлившись, присел и дернул стрелка в сторону. «Кавказец» завопил и рухнул на четвереньки. Пистолет он не выронил, но удержаться на ногах не смог.

В следующую секунду я снова обрел способность двигаться. Подхватил выроненный пистолет, мимолетно порадовавшись, что раненая рука осталась работоспособной.

Продолжая вопить, бандит ударил собаку по хребту, а потом, более прицельно, — по носу, но дог и ухом не повел.

— Стоять, стреляю! — в третий раз повторил я бесполезную мантру.

«Кавказец» скривился, выпустил пистолет и с неожиданной ловкостью подхватил его левой рукой. Дог отреагировал мгновенно — разжал зубы, отскочил назад и вдруг, повернувшись ко мне, посмотрел прямо в глаза. Мол, я свое дело сделал, остальное за тобой. Ствол чужого пистолета плавно заскользил вверх. «Кавказец» даже не стал вставать с колен.

И тогда я выстрелил.

Пуля ударила бандита в грудь, опрокинув на спину. Второго выстрела не понадобилось, подстреленный «кавказец» даже не дернулся. А вот его коллега с ножом нашел в себе силы подняться.

— На землю! — закричали со стороны.

Из пелены дождя вынырнула грузная фигура Сан Саныча. За ним с автоматом наперевес бежал Вербовски. Дог одарил меня долгим тяжелым взглядом и все так же беззвучно скользнул прочь.

Толстощекий паренек тоже бросился наутек. Впрочем, бегал он еще хуже, чем дрался. Вербовски перехватил его через три десятка шагов, свалил на землю и ударом приклада пресек всякие попытки сопротивления.

— Где Игорь? — Дышал Сан Саныч тяжело.

— Внутри!

Я первым ворвался в пиццерию.

К счастью, спешка оказалась излишней. Девчонка, следившая за дракой сквозь стеклянную стену, закатила истерику. Скорчившийся на полу мужчина после моего удара так и не пришел в себя. Игорь, правда, тоже. Пришлось лезть в аптечку, искать нашатырь…

* * *

— Он мне нос сломал, — прогундосил Игорь.

Нос действительно покраснел и распух. Вата в ноздрях и широкий пластырь добавили объема. В общем, все было бы смешно, если бы не было так грустно.

— Это ты мне жалуешься?

Извиваясь ужом, я кое-как натянул ветровку. Правое предплечье горело, отзываясь болью на каждое касание. Хотя жаловаться было грех: пуля чиркнула по руке, разорвав рукав куртки и оставив на коже жгучую красную полоску. Рана была неопасной и не ограничивала подвижность. В общем, легко отделался.

— Я не жалуюсь, я констатирую. — Игорь привалился к спинке кровати и прикрыл глаза.

— Голова не кружится?

— Кружится, конечно, не деревянная! Есть сотрясение, если ты об этом. Но, кажется, легкое, так что не волнуйся, мебель не заблюю.

— Я и забыл, ты же у нас медик.

Игорь не ответил. Дверь приоткрылась, в комнату зашел Сан Саныч.

— Живой? — спросил он у Игоря.

— Да.

— Это хорошо. — Охранник опустился в рассохшееся пыльное кресло.

— Ну, что там? — полюбопытствовал я.

— Да ничего. Эдик с ними поработает, но по мне — глухарь. Шестерки. Главаря ты застрелил.

— В твоих устах звучит так, будто это было ошибкой.

— Нет, почему… — Сан Саныч устало потер лицо. — В общем, ничего они толком не знают. Работали за еду. Девчонка с парнем просто малолетние дураки, примкнули неделю назад. А евнух — зэк бывший, по разговору видно. Но и он не рубит. Ему приказывали — он делал. В основном, грабили по мелочи. Говорит, старшой какого-то Маршала упоминал.

— Маршала? — открыл глаза Игорь. — Это что за хрен?

— Он не знает подробностей. Просто Маршал.

— Не в том дело, — напряженно произнес Игорь. — Я слышал это имя раньше. Ребята с Ленинградской рассказывали. Там все стены этим Маршалом разрисованы. «Маршал жив», «Маршал вернулся», в таком духе.

— Точно! — Я вспомнил двойной крест, намалеванный на стене школы, и надпись рядом. — Аркадий Юрьевич тоже про Маршала упоминал.

— Может, пахан их местный? — Игорь вопросительно посмотрел на меня, словно я знал всех местных паханов.

— Хреново это все, ребята, — покачал головой Сан Саныч.

— Да ладно, — Игорь снова закрыл глаза, — бандит и бандит. В наших условиях мародерство неизбежно. Подумаешь, под наших закосили. Большого ума не надо.

— Нет, Игорек, — вздохнул Сан Саныч, — тут другое. Это ведь не случайный сброд. Это один человек шайку собрал. И не просто собрал, а удержал и направил. Если таких, как он, по городу немало, если у них один главарь… Плохо это все. Ленинградская, центр, теперь вот Победа. Нет, это не случайные люди. И нашивки наши с убитых сняли… Плохо.

Я промолчал. Игорь тоже не ответил. Пессимизм Сан Саныча действовал угнетающе, тем более что его прогнозы часто сбывались.

— Ладно, парни, не дрейфьте. — Охранник поднялся. — У Милены отметимся и можно отдыхать. Идти сможешь?

— Смогу, — сквозь зубы процедил Игорь.

— Хорошо. А то старая кляча опять докопается, не посмотрит на ваши раны.

В ответ Игорь прошипел что-то нечленораздельное и, подозреваю, нецензурное.

Мы вышли на улицу. Дождь прекратился, небо окончательно посветлело. На часах — начало девятого.