Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна

- Что с Вами, Алексей Михайлович? – доктор обеспокоенно посмотрел на следователя. – Голова болит?

Господин следователь качнул головой, ответил хрипловато, отчего у меня внутри словно горячая опаляющая волна прокатилась:

- Нет, устал просто.

- Тогда немедленно, слышите меня? Немедленно возвращайтесь к себе и ложитесь спать, это я Вам как доктор даже не советую, а приказываю.

- Непременно, - Алексей Михайлович усмехнулся, заставив моё сердце совершить кульбит, коий гораздо более подошёл бы влюблённой барышне при виде объекта воздыхания, а не сторонней наблюдательнице, - но сначала мне нужно ещё раз всё здесь внимательно осмотреть.

Феликс Францевич губы недовольно поджал, Олюшку на руки бережно подхватывая:

- Это как Вам угодно будет, сударь, мои предписания я озвучил. Сейчас отнесу Ольгу Георгиевну в её комнату, приставлю к ней горничную и отправлюсь отдыхать. В мои годы, знаете ли, ночные бдения здоровья не добавляют. Всего Вам наилучшего.

- Честь имею, - откликнулся Алексей Михайлович, подождал, пока доктор с его бесценной ношей удалится достаточно далеко, чтобы не услышать речей, для него не предназначенных (а потому особенно хорошо слышимых сторонними и случайными наблюдателями), и опять повернулся ко мне. Помолчал, что-то обдумывая, и негромко, устало произнёс, словно смиряясь с неизбежным:

- Полагаю, сударыня, в этом мире нет силы, способной удержать Вас вдали от расследуемого преступления. Что ж, в таком случае я готов признать Вас своей компаньонкой. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

От изумления я чуть с размаху на пол не опустилась. Мой артефакт не даёт сбоя, я это точно знаю, так как же, во имя всех святых, господин следователь смог меня увидеть?!

- Вы меня видите?

Знаю, вопрос глупый, даже нелепый после сказанного господином следователем, но я была слишком сильно удивлена, чтобы спрашивать что-то более содержательное. И вообще, молоденьким и привлекательным барышням мужчины гораздо охотнее прощают глупость, чем наличие разума, так что ничего предосудительного я не совершила.

Господин Корсаров чуть приметно усмехнулся, насмешливо приподнял бровь:

- Насколько я помню, сударыня, за время нашего знакомства я ни словом, ни делом не давал Вам возможности усомниться в остроте моего зрения. Так почему же Вас так удивляет тот факт, что я Вас вижу?

Вот и что мне с ним, таким проницательным и настойчивым, делать прикажете, а? Говорить про артефакт не хочется, как бы Алексей Михайлович не сообщил о нём тётушке, а то и сам не забрал бы, решив, что это слишком опасная игрушка для барышни. Поэтому я независимо вскинула голову и беззаботно пожала плечиками:

- Доктор меня не видел, да и никто другой тоже.

- Феликс Францевич был занят пациенткой, в таком состоянии он и артобстрел не услышит, а что касается других, то мне казалось, что приказ Софьи Витольдовны всех разогнал по комнатам. Неужели кто-то кроме Вас осмелится нарушить распоряжение госпожи Абрамовой?

Я досадливо прикусила губу. О таких, как Алексей Михайлович, моя сестрица Катюша говорит, что у них осиное гнездо на языке или жало змеиное. Чуть тронь – до смерти закусает. Петенька, например, никогда никакой иронии в мой адрес либо же в адрес какой-либо другой особы себе не позволяет. Так почему, во имя всех святых, меня так манит к этому столичному следователю?!

- Елизавета Андреевна, - Алексей Михайлович подошёл ко мне ближе, чуть тронул за плечо, но тут же вздрогнул и руку отдёрнул, словно обжёгся, - сударыня, что с вами? Если Вам нехорошо, всё-таки многие барышни не переносят вида крови, можете вернуться к себе. Я обещаю никому не говорить, что видел Вас здесь.

Я поспешила отказаться, пока меня самым любезным и обходительным образом не выдворили в мои покои, раз и навсегда забрав предложение помогать в расследовании:

- Не волнуйтесь, всё хорошо, я не боюсь крови. Просто… - я замялась, не желая рассказывать об артефакте невидимости, - задумалась и огорчилась немного, мне казалось, я… - я взмахнула рукой, подбирая слова, - действую очень ловко и незаметно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

По губам господина Корсарова скользнула тонкая ироничная улыбка. Не уверена, что он поверил моим объяснениям, они и мне самой показались жалким лепетом, но спрашивать у меня более ничего не стал, и на том спасибо.

Я не утерпела, азартно потёрла ладошки, хоть тётушка и повторяет непрестанно, что сие поведение благовоспитанной барышне не пристало, и с нетерпением выпалила:

- Когда начнём?

Вопрос прозвучал чрезвычайно двусмысленно, в карих глазах господина следователя скакнули озорные золотистые искорки, едва не выдернувшие меня в мир романтических грёз, но несмотря на лёгкую фривольность улыбки и весьма пикантные обстоятельства, при которой происходила наша встреча, а особенно тот обжигающий поцелуй, оной встрече предшествовавший, голос Алексея Михайловича был ровен и деловит:

- Начнём мы прямо сейчас, пока все в доме не проснулись и следы не затоптали.

Следы? Я красочно представила жуткие растекающиеся отпечатки сапог, как после охоты, когда наши мужчины в погоне за зайцем угодили в болото, а домой возвращались и вовсе под проливным дождём, поспешно опустила взгляд на пол, но ничего похожего не увидела. Пол как пол, при тусклом свете лампы выглядит вполне чисто и прилично.

- Вы говорили, что умеете делать артефакты.

Я кивнула, машинально теребя подвеску, которая должна была сделать меня для всех невидимой. Пожалуй, я не такой опытный мастер артефакторщик, как думала, кажется, несколько переоценила свои способности.

- Сможете принести мне что-то вроде, - господин Корсаров качнул лампой, отчего по стенам заплясали жуткие уродливые тени, а тьма в углах шевельнулась, словно там притаился кто-то живой и очень опасный, - светильника, только небольшого, но яркого. Мне нужен свет, чтобы тщательно всё обследовать, но я не хочу будить весь дом.

Я принахмурилась, мысленно перебирая содержимое ларца с артефактами, тщательно запрятанного в шкафчике с романами, нотами, вышивками и набросками, основное предназначение коих было спасти моё бесценное сокровище от строгих и любопытных глаз. Моя горничная Настасья – девица добрая и исполнительная, но при этом любопытна безмерно и падка на всё блестящее, точно сорока. Не украдёт, в этом я даже не сомневаюсь, но непременно потянется посмотреть и потрогать, а артефакты этого страшно не любят и наказывают любопытных весьма сурово. Боевые, в коих сокрыты искры пламени, вихри или же губительные морские валы, могут и уничтожить неосторожного, дерзнувшего прикоснуться к ним без специального обряда подчинения. Другие же, направленные на усиление привлекательности, подчёркивание прелести, прояснение разума, возвращение или же укрепление здоровья, привлечение удачи и, как говорил мой наставник, протчее, что заказчику потребуется, не убьют, но непременно пошалят, например, наградят любопытного свиным пятачком или крысиным хвостиком. Могут и развесистыми рогами благородного оленя или же лося голову увенчать. Со стороны смотрится забавно, но возвращать прежний облик весьма маятно, даже мой наставник после того, как всего лишь убрал Настасье перепонки между пальцами (она зачарованное колечко, из ларчика выпавшее, подняла) целый день отлёживался.

- Сударыня, - Алексей Михайлович опять чуть коснулся мой руки, привлекая к себе внимание, - вернитесь из небесных высей в наш грешный мир, не лишайте меня своего чудного общества.

- А Вы считаете моё общество чудным? – я трепетно взмахнула ресницами, чувствуя себя прекрасной леди из рыцарского романа, трепетной и возвышенной.

Только вот господин следователь моей игры поддержать не пожелал, вздохнул глубоко, в сторону отошёл, словно стену нерушимую меж нами возводя и холодным деловым тоном, коим только допросы вести да в суде с обвинением выступать, вопросил:

- Так есть у Вас что-нибудь не очень большое, но достаточно яркое?

Я опять ощутила себя леди из романа, причём из той главы, где она с трепетом душевным ждёт признания героя, а он сообщает, что отправляется с королём и его свитой в дальний поход, что у него нет уверенности, что он вернётся живым и некалечным, а потому, как истинный рыцарь, он освобождает даму своего сердца от данной им клятвы верности. И леди стоит, глупо хлопая глазами, не в силах понять, за что её так оскорбили и, самое главное, что ей теперь делать с этим гадом, железным не только снаружи, но и изнутри. В большинстве книг героиня отвечает рыцарю колкой отповедью, возвращает ему слова клятвы вместе с символом любви, как правило, кольцом, и гордо уходит, чтобы рыдать долго и мучительно в своих покоях. Потом герои так же долго и мучительно страдают, чтобы в конце случайно, с помощью друзей и козней врагов встретиться и наконец-то объясниться. Лично я всегда предпочитаю второй сюжет, когда героиня остаётся мудрой, даже если герой начинает вести себя… как герой. Поэтому я не стала обижаться, вздохнула глубоко, вспомнила спряжение французских глаголов и ответила мягко и ровно, как и подобает благовоспитанной особе: