Остров. Проект «Робинзон» - Евгений Родионов

вылез из ямы и сел рядом с котом, не пытаясь, впрочем, на него смотреть.

— Знаешь, Бегемот, у одной моей знакомой был кот. И когда он на что-то обижался, он ходил за ней по квартире, как привязанный, и постоянно садился к ней спиной, чтобы она видела, как он её презирает. Точно, как ты сейчас. Так вот, есть мнение, что подобное поведение, свойственное животному, мало подходит для высокоразвитого разумного существа. Которым ты, без сомнений, являешься.

Котяра фыркнул, но более никак не реагировал. А я продолжал.

— Давай начистоту, ладно? Я ни черта не понимаю, кто ты, откуда взялся, что здесь делаешь и чего тебе от нас надо. За истёкшие сутки я рассмотрел и отмёл самые дикие теории… И дикие действия. Ещё час назад у тебя был отличный шанс нарваться на заряд картечи в спину.

— Мяяяяуууу??? — Бегемот поглядел на меня ошарашенно. Потрясённо помотал головой. Повторил. — Мяуумяяу? — типа, ты серьёзно?

— Как говорил известный политик — «Нет человека, нет проблемы». На котов, тем более разумных, это тоже распространяется. Но я отмёл эту мысль как неконструктивную. Неэтичную. Некрасивую, в конце концов. Да и есть у меня серьёзные сомнения, что из этого обреза тебя можно грохнуть.

Бегемот посмотрел на меня странным взглядом, потом грустно вздохнул, совсем по-человечески, и пару раз кивнул. Мол, можно грохнуть. К прискорбию и сожалению.

— Да и Даша бы мне никогда не простила. Там же бы и закопала. Той же лопатой, которой бы раскроила мне череп… — я посмотрел коту в глаза. — Бег, она очень много для меня значит. И я отвечаю за неё головой. В первую очередь — перед самим собой. Я не смогу потерять её ещё раз, понимаешь? Поэтому и делаю… скоропалительные выводы. Везде чудится подвох. Прости меня, пожалуйста. Если бы мы, люди, сначала думали, а потом говорили или делали, то уже давно достигли бы центра Галактики, наверное.

Бегемот опять зафыркал и отрицательно замотал головой.

— Что, всё равно бы не достигли?

Котяра опять замотал головой, но не отрицательно, а скорее разочарованно, мол, что же ты такой тупой. Показал лапой в небо, помахал ей туда-сюда, опять замотал головой.

— Не достигли бы? Или… Нас там не ждут? Нам там нечего делать?

— Мяяууу… — облегчённо выдал Бегемот, мол, дошло наконец, и показал мне на лапе два выпущенных когтя. Здоровенных, блин, острейших когтя.

— Второй вариант? Нефиг нам там делать? — я поднял взгляд в небо. — Бегемот, мне что-то уже расхотелось выяснять, кто ты такой. В больших знаниях — много печали…

Дальнейшие работы проходили уже в куда более дружелюбной атмосфере. Бегемот забрался на верхний уступ и возлёг там, лениво наблюдая за моими действиями. Я же, закончив с ямой, принялся за надземную часть сооружения.

Саму дыру в земле я закрыл прочным щитом из жердей и мелких досочек, оставив в центре отверстие. Над ним и был устроен «трон», дабы можно было цивилизованно сидеть и предаваться размышлениям о нашем непростом положении, судьбах цивилизаций и других важных вопросах. Дабы найти подходящий материал для самой «сидушки», пришлось тащиться на пляж, выбирать максимально гладкие, отшлифованные волнами досочки. Получилось, в итоге, очень прилично — совершенно нестыдно приложить седалище.

Четыре шеста были вкопаны основаниями в землю, а верхними концами упёрты в скалу и связаны вместе — да, яму я стратёжно копал у основания скалы. Две жерди шли заподлицо с каменной стеной, два — выдавались вперёд, образуя что-то вроде половины чума/юрты/вигвама. Между шестами я натянул пластиковую сетку, благо у нас её было много — спасибо организаторам ловушек. А уже в ячейки сетки пошли втыкаться мелкие еловые «лапы», получилось очень хорошо — и плотно, и симпатично, и надёжно. С передней стороны я где-то на двух третях высоты прибил поперечную жердь, выше которой натянул кусок прозрачного полиэтилена, существенно разорив наши скудные запасы — мешки, если вы помните, были радикально чОрные и, соответственно, непрозрачные. Зато теперь в сортире было окно, и в светлое время суток там будет что-то видно. Снизу же к поперечине крепился откидной полог из той же сетки с еловыми ветками, играющий роль двери.

Последним штрихом я отгородил отсек между «троном» и стенкой, куда натаскал павшей листвы и хвои, коими полагалось присыпать продукты жизнедеятельности, чтобы не воняли. Некоторое количество этих же листьев я сразу засыпал в яму, с той же целью.

— Ну что, вроде неплохо получилось. — я критически осмотрел творение своих рук. — Бегемот, как тебе? Хотя, навряд ли ты что-то смыслишь в человечьих сортирах…

Котяра лениво спрыгнул вниз, прошелся туда-сюда, придирчиво осматривая конструкцию со всех сторон, погрыз еловую ветку, зашёл внутрь, обнюхал всё там, залез на «трон», задумчиво посидел там с полминуты, выбрался наружу и уже тогда одобрительно замурчал.

— Ну что, одобряешь? Отлично, пошли звать Дарью.

— Не надо меня звать, я сама прихожу. — раздалось за спиной. — А что это вы тут за фигвамы рисуете, то есть, тьфу, строите?

— Ну какой же это фигвам, Солнце? — притворно изумился я, вскидывая руки. — Это же самый натуральный туалет типа «сортир»!

— Сейчас проверим, насколько натуральный. — Даша обошла конструкцию со всех сторон, недоверчиво провела рукой по еловым веткам. Вошла внутрь, осмотрелась, с сомнением хмыкнула и закрыла за собой «дверь».

Поползли минуты. Мы с Бегемотом терпеливо ждали. Наконец, полог откинулся и показалась Даша. Она подошла к нам, рассеянным взглядом осмотрела строение и задумчиво выдала:

— Знаешь, Василий… Если однажды тут действительно поднимется небольшой замок, то я, наверно, даже не особо и удивлюсь…

…

ЧП произошло перед ужином. Даша подошла к «печи», дабы очередной раз проконтролировать процесс обжига — он, в общем-то, был уже завершён, и девушка просто ворошила угли, распределяя их каким-то особенным, только ей веданным, образом. Внезапно раздался какой-то хруст, и я, повернув голову на звук, только и успел увидеть, как часть каменной стены, прилегающей к очагу, откололась от основания и грудой обломков накрыла нашу «печь», полностью похоронив все Дашины произведения.

Девушка, казалось, сначала даже не поняла, что произошло. Просто стояла и удивлённо пялилась на груду камня. Я ожидал лютой истерики, Бегемот судя по всему, тоже — оценив ситуацию, он быстренько поджал уши и спрятался за меня — мол, твоя женщина, ты с ней и разбирайся.

Дарья потерянно повернулась ко мне — в глазах были не гнев, не обида, не разочарование — скорее, просто удивление — как у ребёнка, который внезапно обнаружил, что что-то может идти не так, как ему хочется. Затем разжала руку, и палка, которой она