Корсар с Севера - Андрей Посняков

Несчастный Марко опрометью бросился исполнять приказание.

Войдя в завешенный толстыми коврами угол, Флавия разделась и легла на низкое ложе. И ни намека на какие-то эмоции. Как ни лупила ее за это Хаспа, а все зря. Жаловались клиенты – не хотела изображать страсть Флавия, вялой была и холодной.

Ренегат Маруф окинул обнаженную красавицу похотливым взглядом. Перевернув на живот, привязал к ложу. Та не сопротивлялась, привыкла. Бывало здесь и такое.

– Эх, был бы жив Ставр-боярин! – Маруф вынул из-за пояса плеть из кожи гиппопотама. – Ужо, потешился бы!

Удар! И кровавая полоса по спине! И крик. Страшный крик боли. Не удержалась Флавия, закричала.

Еще удар! Брызги крови. И снова крик.

Пробегавший мимо Марко остановился, не замечая, как с опущенной жаровни сыплются ему на ноги раскаленные угли.

– Что встал, змееныш? Быстро в амбар! Неси гостям вина.

Все чаще доносились из-за ковров в углу крики. Все больше в них было боли. Никто не обращал на них внимания. Ни обкурившиеся гости, ни танцовщицы, ни старуха Хаспа. Лишь во дворе, в амбаре, прислонившись к большому кувшину с вином, плакал навзрыд маленький Марко…

Грязно-бледный диск луны уныло освещал Тунисскую гавань. Желтая волнистая дорожка бежала через всю бухту, от величественного «Тимбана» к мелким рыбацким суденышкам – доу, фелюкам, лодкам. Среди этой мелочи затерялось и причалившее судно Гасана, мелкого стамбульского негоцианта.

Гасан привез в Тунис серебряные блюда, украшенные прихотливой чеканкой, крепкие башмаки работы знаменитого мастера Мюккерема-аги и – контрабандой – с десяток больших амфор румийского вина – исключительно для лечения правоверных.

Кроме груза, на борту находился и пассажир – Олександр из далекого Новгорода, прибывший с выкупом, а значит – достойный всяческого уважения. Торговля людьми приносит магрибским пиратом хороший доход, потому любой человек, приехавший с выкупом, мог чувствовать себя в безопасности. И он сам, и тем более его деньги. Горе тому пирату, который такого человека обидит! Головенку оттяпают или, того хуже, повесят за ноги – помирай медленно, собака, будешь знать, как покушаться на источник прибылей!

В денежном отношении разбойники успешно создавали себе имидж честных людей, чем очень гордились. Их щепетильность простиралась так далеко, что, даже не договорившись или не найдя своих, приехавший с выкупом человек мог спокойно уехать обратно. И никто не смел его задерживать или, упаси Боже, грабить! Пираты даже предоставляли ему охрану.

Таким человеком и был сейчас Олексаха. В пути суденышко Гасана неоднократно задерживали разбойничьи суда – и всегда отпускали за определенную плату. А что касается Олексахи, то, узнав цель его поездки, пираты выказывали уважение, лишь интересовались, не заломил ли прощелыга Гасан слишком несуразную цену за перевозку.

Так и плыли. Пару раз попали в шторм – не хуже, чем на Балтике, но Бог спас от гибели в разбушевавшейся морской пучине. К тунисскому берегу пристали к вечеру.

Олексаха хотел немедленно броситься на поиски раисов-посредников, да Гасан отговорил. Что соваться на ночь глядя, не зная куда! Гасан хоть и казался простым, однако знал немного латынь и греческий.

Скрепя сердце Олексаха согласился. И ворочался теперь в угловой каюте, где нельзя даже вытянуть ноги. Запоминал имена раисов, названных тем же Гасаном: Ганим аз-Заван, Акбар ат-Давахи, Новруз-хаджи. Гасан назвал и некоего Джафара аль-Мулука, но предупредил, что с ним ухо надо держать востро. Как, впрочем, и со всеми остальными.

Луна все светила. И не находилось тучи, чтобы затянуть ее надоевший глаз черным ночным покрывалом. Дул теплый ветер. Мягко покачивалось на волнах судно Гасана. Свернувшись калачиком, спал Олексаха, крепко прижимая к груди пояс с зашитым в него серебром.

Олег Иваныч проснулся от чьих-то воплей. Приснилось? Нет.

Прислушался.

Возня, удары…

Он не мог видеть происходящего на дворе. Зато это хорошо видел Марко, спрятавшийся за углом амбара.

Сначала распахнулась дверь, выплескивая наружу сладковатый запах гашиша. Затем показались трое – тяжело дышащий Маруф, тащивший за волосы обнаженную девушку, и хозяйка притона Хаспа.

– Не гневайся, уважаемый Маруф, – подталкивая гостя в спину, быстро говорила Хаспа. – Что поделать, гости устали от этих воплей, а желание гостя – закон.

– Я – гость!

– И самый лучший! – согласно закивала старуха. – Потому и дарю тебе эту девку! Делай с ней что хочешь. Хочешь – убей! Все даром, исключительно из уважения к тебе, о Маруф абд-Джафар, и к твоему всемилостивейшему хозяину, да продлит Аллах его годы!.. Вон, видишь, амбар! Там и развлекайся сколько влезет, никто не услышит. А если свет тебе нужен, я мальчишку пришлю со светильником. Эй, Марко! Марко! И где его только шайтан носит?

Маруф-Матоня понял только два слова: «амбар» и «даром». Похлопал старуху по плечу. Иди, мол, без тебя управлюсь.

Иди так иди… Хаспа удалилась в дом, громко призывая невесть куда запропастившегося Марко и грозя ему всяческими карами.

Маруф же, оказавшись наедине со своей жертвой, огляделся. Заметил рядом сарай, запертый на засов. Видно, про него и говорила одноглазая ведьма. А ну-ка!

Правой рукой сжимая за горло связанную девчонку – та давно уже не сопротивлялась, – левой отодвинул засов. Пинком распахнул дверь…

Олег Иваныч едва успел отпрянуть внутрь и прикинуться ветошью. Не очень ловко получилось со связанными-то руками и ногами в деревянной колодке – шибанулся носом об землю, аж искры из глаз полетели! Хорошо, пока темень, да ведь скоро светильник принесут. Ну и луна, само собой. Светит, зараза!

На фоне залитого лунным светом дверного проема возникли две черные тени. Одна – здоровая, бородатая. Другая – маленькая, изящная. Вторую тащили…

– Ну что, цаца! – бросил свою ношу на землю бородатый.

По-русски ведь сказал, пес! А кто здесь мог выражаться по-русски? Ясно кто! Матоня, чтоб ему пусто было! Или как там теперь его… Маруф абд-Джафар. Веру поменял, а привычек подлых не изменил, пес! Ишь, как девчонку плетью перетянул, падла!

Флавия вскрикнула от удара.

– Кричишь? – нехорошо засмеялся Маруф. – Кричи-кричи. Теперь ты моя… даром!

Он опустился на колени, с рычанием прильнув к истерзанному телу. Похотливо задергался, схватил девчонку за волосы… И вдруг обмяк.

Вбежавший в амбар Марко ударил Маруфа по башке увесистым камнем. Зарыдав, бросился к Флавии.

– Эй, хватит реветь! – подал голос из глубины сарая Олег Иваныч.

– Кто здесь? – испугался Марко.

– А то не знаешь! Давай развязывай меня скорее!

– Я тебе не верю.

– Твое дело. Выпутывайтесь тогда сами…

– Нет-нет, Марко. Развяжем его… О святая Мадонна, как больно…

Ура, руки свободны! Теперь эта чертова колодка… Что, нет никакой железяки?

– Сейчас… Я знаю, где ключ.

Марко выбежал во двор.

Флавия всхлипнула. Олег Иваныч осторожно прижал ее к себе, погладил:

– Ну, успокойся же.

Вернулся Марко с ключом, завозился с колодкой.

Ну, наконец-то! Свободен! Олег Иваныч вскочил на ноги:

– Где мой товарищ?

– Здесь, рядом, в амбаре. Я покажу…

Скрип двери, темнота.

– Гришка, спишь, что ли?

– Иваныч, ты?!

– Извини, брат, что разбудил!

– Мы что, разве бежим?

– Видимо, так. И, кстати, не одни. Навязались тут еще клиенты на нашу голову. Ну что, готовы? Тогда – через забор, ать-два!

– Там, на улице, может быть стража.

– Да что ты! Это в этом-то районе отбросов? Ни в жисть не поверю! Ну, чего стали? Сказано, через забор! Так вперед! Да побыстрее! Иначе самолично сейчас придам ускорение.

Они побежали вдоль по узкой улице. За глухими заборами лаяли собаки. Где-то на краю пустыни хохотала гиена.

Они неслись вперед. Не зная куда. Пока – лишь бы подальше от вертепа одноглазой Хаспы. А там видно будет. Олег Иваныч, два подростка и девушка. Ни оружия, ни еды… А девчонка еще и без одежды. Олег Иваныч, правда, бросил ей какую-то ветошь, когда убегали, так на улице-то не май месяц! Декабрь, хоть и Африка.

Они бежали и бежали. Одинокая луна светила в спину.

Глава 8

Магриб. Январь – март 1473 г.

Я шел сквозь пустыню, а со мною попутчики —

И стужа, и дрожь, и страх, и ливень, и мрак ночной.

Аш-Шанфара. Песнь пустыни

Светило солнце – ласково, не по-зимнему нежно. Ветер играл барашками волн, бьющихся о черные камни. Низкий берег был пуст, лишь сохли растянутые на кольях длинные рыбацкие сети, да кое-где шевелили поникшими кронами пальмы. Корабли – от осанистого «Тимпана» до самой последней фелюки – выглядели настолько уныло, насколько могут выглядеть суда, давно лишенные моря. Обвисший такелаж, выцветшие знамена, покосившиеся от штормов мачты. На палубах пусто. Лишь пробредет изредка пара вахтенных, да вознесется иногда к небу хилый дымок камбуза.

Свободные от вахты моряки ошивались в Тунисе. Кто в вертепах, кто в гостях, а кто и в лоне семьи…