Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе - Жан-Мишель Кинодо

Не вызывает сомнения то, что способность анализанда пережить окончательную сепарацию от аналитика – имеется ввиду окончание анализа – зависит от его возможности справляться со своими тревогами, так же как и от подвижности, приобретенной при переходе от параноидно-шизоидной тревоги к депрессивной позиции. По моему мнению, как показала Сигал (Segal, 1988), проблема окончания анализа связана не только с исчезновением симптомов и регрессивных защит, но также с тем (что является более важным), приобрел ли анализанд способность перейти от параноидно-шизоидной к депрессивной позиции, даже если последняя никогда не приобретается раз и навсегда. Эта мобильность дает анализанду возможность справляться с болью, тревогой, потерями и сепарацией, так что он может интернализировать хороший аффективный опыт.

Часть четвертая

Приручение одиночества

11. Окончание анализа и сепарационная тревога

Так Маленький Принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья:

– Я буду плакать о тебе, – вздохнул Лис.

– Ты сам виноват, – сказал Маленький Принц. – Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил.

– Да, конечно, – сказал Лис.

– Но ты будешь плакать!

– Да, конечно.

– Значит, тебе будет плохо.

– Нет, – возразил Лис, – Мне хорошо. Вспомни, что я говорил тебе про золотые колосья.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц»

Окончание психоаналитического лечения ставит большое количество задач клинического, технического и теоретического плана. Обсуждения и дискуссии за круглым столом, посвященные этим проблемам, были обобщены ранее (Firestein, 1980). В целях краткости, эта глава будет касаться обсуждения связи между окончанием анализа и сепарационной тревогой. В зависимости от «модели» окончания, принимаемой психоаналитиком, меняется роль, которая отводится сепарационной тревоге в процессе окончания психоанализа. Если окончание анализа рассматривается как сепарация между анализандом и аналитиком, переживание скорби будет считаться важным компонентом переноса-контрпереноса.

Лично я считаю, что способность анализанда справляться с проработкой скорби, которая предшествует анализу, сопровождает его и следует за его окончанием, является одним из важнейших критериев не только окончания анализа, но и самого психоаналитического процесса. Я так же уверен, что горевание играет важную роль в заключительной фазе лечения и ее успех или неудача в значительной степени определяют, можно ли считать анализ законченным или бесконечным.

Окончание анализа у Фрейда

В разное время на протяжении своей карьеры Фрейд выдвигал несколько критериев окончания анализа. Первыми были способность пациента любить и работать. Позже, в соответствии с первой топографической моделью бессознательного, Фрейд определял в качестве цели лечения осознание пациентом того, что было ранее для него бессознательным. После введения второй топографии он считал целью анализа достижение лучшего функционирования Эго в отношении Супер-Эго, Ид и реальности: «Там, где было Ид, должно стать Эго» (Freud, 1933а, p. 80). В «Анализе конечном и бесконечном» Фрейд (Freud, 1937а) рассматривает различные причины непреодолимого сопротивления окончанию лечения, в частности, кастрационную тревогу у мужчин и зависть к пенису у женщин. Рассматривая проблему окончания анализа, он немного внимания уделяет работе скорби в переносе по сравнению с его любимым понятием проработки. Вероятно, Фрейд в то время еще не владел теорией аффектов, адекватной для рассмотрения различных стадий в интеграции любви и ненависти, – подобной тем теориям, которые позже были разработаны Абрахамом и Кляйн. Фрейд полагал, что горевание существует главным образом в отношении реальности – то есть как способность Эго отсоединиться от утраченного объекта через принятие реальности утраты, что создает возможность для нового катексиса объекта.

Можно сказать, что в начале истории психоанализа основной его целью было переведение бессознательных аспектов в сознательное содержание посредством интерпретаций; однако позднее психоанализ стал уделять основное внимание отношениям анализанда и аналитика и их трансформациям, что вызвало изменения во взглядах на окончание анализа.

Главные модели окончания

Психоаналитики имеют различные точки зрения на процесс, который происходит в заключительной стадии анализа. Можно выделить две противоположные точки зрения, одна из которых сконцентрирована преимущественно на личности анализанда, в то время как другая рассматривает взаимоотношения анализанда и аналитика. Каждая из этих точек зрения описывает различные «модели» окончания, однако каждая из них может быть отнесена к одной из этих двух групп.

Психоаналитики, интересующиеся преимущественно личностью анализанда, стараются выявить его психологические изменения, которые могут указывать на окончание анализа. Большинство авторов считают, что само по себе облегчение симптоматики не может служить достаточно обоснованным критерием и что возрастание способности постигать суть происходящего и исчезновение инфантильной амнезии являются лучшими индикаторами. Другие аналитики, особенно принадлежащие к американской школе, подчеркивают важность «структурных» изменений личности, разрешение внутрипсихических конфликтов и достижение психического равновесия, с соответствующим уровнем гармоничной адаптации к реальности и окружению, согласно концепциям Хайнца Хартмана и Анны Фрейд. Ранк (Rank, 1924) считал окончание анализа символом рождения для каждого пациента.

Позже Балинт (Balint, 1952) описывал окончание анализа как «новое начало»: анализанд, пройдя полный курс терапии, чувствует себя возрожденным к новой жизни, и этот новый старт вызывает у него смешанные чувства печали и надежды. Для других аналитиков анализ заканчивается тогда, когда исчерпываются конфликты анализанда. Например, Ференци (Ferenczi, 1927) рассматривал окончание анализа как постепенное и, в сущности, спонтанное: «Надлежащее окончание анализа… это когда он, так сказать умирает от истощения. Действительно излеченный пациент медленно, но верно освобождается от анализа» (p. 181).

Согласно Флурной (Flournoy, 1979), аналитик, действуя в конце анализа от своего имени, а не от имени отсутствующего фаллического родителя, отказывается играть в отношения переноса. Заключительная интерпретация может рассматриваться в качестве отказа принять роль отсутствующего фаллического родителя.

[…] Таким образом, окончание второй ступени анализа соответствует отречению от эдипальной цели. Аналитик и анализанд – теперь просто два человека, находящиеся в одной комнате, у которых больше нет ничего общего в психоаналитическом контексте (1979, р. 232–3).

И, наконец, можно упомянуть крайнюю позицию некоторых аналитиков, для которых в конце анализа аналитик для анализанда становится никем, поскольку трансферентная связь разрушается с исчезновением аналитика: «Тогда анализанд понимает, что небеса пусты. и если и есть кто-то, кто знает, так это только он и никто больше» (Roustang, 1976:61).

Лебовиси (Lebovici, 1980) не согласен с таким исключением аналитика. Как многие другие, он придерживается противоположной точки зрения, что в конце анализа «психоаналитик далек от того, чтобы быть никем, фактически становясь личностью», и что в этих аутентичных взаимоотношениях, которыми становятся аналитические отношения, ни пациент, ни аналитик больше не нуждаются в неврозе переноса (р. 244).

Я уверен, что даже с прекращением встреч отношения с аналитиком продолжаются, но в интернализованной форме. Мне кажется, что отстаивание того, что аналитик в конце анализа становится никем для анализанда, связано с контрпереносным отрицанием реальности сепарации и депрессивных чувств не только у анализанда, но и у аналитика.

В отличие от этой точки зрения, многие аналитики скорее делают ударение на отношениях анализанда и аналитика в конце анализа, чем на изменениях личности анализанда. Такие аналитики считают, что заключительная сепарация от аналитика инициирует процесс горевания, проработка которого имеет решающее значение. Окончательный разрыв отношений между двумя участниками аналитической пары является утратой, которая может быть пережита, и в этом случае она служит углублению инсайта и поддерживает способность к самоанализу. Во всех отношениях этот вопрос сопоставим с нормальной проработкой скорби и предполагает, что анализанд становится способен переносить одиночество без чрезмерной тревоги, отказываясь от ощущения всемогущества и бессмертия, принимая конечность жизни и грядущее расставание с аналитиком и интернализируя функцию последнего. Знание, приобретенное благодаря инсайту, будет способствовать уменьшению тревоги анализанда, и новое понимание себя будет полезно ему во всех последующих переживаниях. Гринберг (Grinberg, 1980) сформулировал это следующим образом: «Анализ не заканчивается с расставанием аналитика и анализанда. Заканчиваются только отношения между ними, открывая путь к новой фазе продолжения процесса через самоанализ» (p. 27).