Доводы нежных чувств - Яна Завгородняя

приходим и обычно в это время тут никого нет, — девушке вдруг стало неловко и она отвернулась, чтобы собрать чемодан. — Вы простите, мне надо идти…

— Да, иди, конечно, — Виктору очень не хотелось, чтобы она уходила, но и повода задержать её он не мог найти.

— Всего хорошего, — дружелюбно попрощалась она, постучав костяшками пальцев в дверь напротив окна.

— И тебе, — он тоже улыбнулся, но какой-то трагичной улыбкой.

Когда Адалин скрылась с глаз, мужчина со всей злостью сжал челюсти. Здесь, в этом месте телесных наслаждений он никогда раньше не испытывал ничего подобного. Он всегда отдыхал в кабаре «Клариче» от земных забот, от тягот военной службы, от пережитых страданий и лишений. Здесь не было места печали и самое главное — стыду. Теперь же Виктору было стыдно, отчего на душе отвратительно скребло. Но самое главное — отмахнуться от этих ощущений у него уже не получалось. Генерал оплатил свой визит и шёл сюда с конкретной целью к совершенно конкретной девушке, но теперь, когда его намерение оборвала случайная встреча с той, о ком он за эти два года так и не перестал думать, все его желания перегорели. С минуту он постоял у дверей комнаты Тамары, затем повернулся и зашагал к выходу. Видимо, сегодня придётся расслабляться выпивкой.

Глава 24

Лора открыла глаза. Назвать этот процесс пробуждением было бы неправильно, ведь девушка уже не первую ночь находилась в том состоянии, когда краткая дремота обрывалась очередным стуком за стенкой, скрипом двери, шорохом и даже самым обычным вздохом сокамерницы. Ничто не угрожало ей, помимо собственных страхов и панических атак, которые знакомы тем, кто вынужден проводить ночь вне собственной уютной постели. Лёжа на боку и глядя в дальний угол камеры, девушка сильнее прижала колени к груди. Здесь было холодно и сыро. Воздуха в тесном помещении, до отказа набитом людьми, не хватало, что также не способствовало сну. У Лоры болела голова от усталости и резких запахов, с каждым пробуждением боль усиливалась. Она больше не пыталась найти положение, в котором почувствовала бы себя чуточку лучше, это было просто бессмысленно.

Громкий скрип железной двери пронзил голову новой волной невыносимой боли. В дверях показался грузный человек в военной форме, которая сообщала о его причастности к младшему офицерскому составу. Он несколько секунд вглядывался в темноту, затем громко произнёс:

— Томсон! На выход.

Лоре казалось, что встать с постели самостоятельно она не сможет, как бы ни старалась. Вдобавок ко всему, двухнедельная добровольная голодовка в стенах тюрьмы отобрала последние силы. Девушка тяжело поднялась и села, глядя в пол. Сжав одной рукой воротник на шее, она поёжилась от холода, затем подняла глаза на вошедшего. Лица его она не видела из-за света лампы, располагавшейся позади массивной фигуры и щурясь от неприятной яркости, режущей привыкшие к темноте глаза, поднялась, пошатываясь, после чего нетвёрдой походкой зашагала к выходу.

Длинный коридор был освещён не везде. Редкие лампы предназначались, будто бы лишь для того, чтобы не заблудиться в темноте. Лора шла, стараясь не отставать от своего конвоира и не переставала опираться ладонью о каменную стену. Когда наконец они остановились, девушка тяжело вздохнула, с трудом превозмогая желание сесть прямо здесь на каменный пол. Конвоир отворил черную дверь и молча взглянул на Лору. Грубо махнув рукой по направлению в кабинет, он продолжил недружелюбно всматриваться в измученное и осунувшееся лицо до тех пор, пока девушка не пересекла порог комнаты. Когда дверь за ней с грохотом закрылась, Лора снова зажмурилась от боли. Придя в себя через пару секунд, она огляделась без особого интереса, сразу узнав хорошо знакомый ей кабинет следователя.

— Мисс Томсон, садитесь, — услышала она строгий голос, к которому давно привыкла. — Можете выпить воды, плохо выглядите.

Лора с некоторым усилием сконцентрировала взгляд на человеке, который сидел прямо перед ней за широким столом, покрытым зелёной суконной тканью. Внешность его была ничем не примечательна: тёмные короткие волосы, правильные черты лица, карие глаза. Одет мужчина был в чёрный военный мундир. Хотя, при таком тусклом свете нельзя было заявлять об этом с полной уверенностью.

Лора села, безучастно глядя перед собой в одну точку. Воду она не приняла. Голова болела уже настолько, что боль эта вызывала сильную тошноту, отчего даже смотреть на стакан с водой было противно.

— И вот вы снова здесь, — иронично заключил мужчина, отложив дела и внимательно взглянув на девушку. Он пододвинул к себе её личное дело и принялся листать страницы, коих за эти два года накопилось уже довольно много. — Давайте посмотрим. Вас обвиняют в поджоге здания парламента, в нападении на полицейского, вандализме и порче фасадов дома правительства, проникновении на участок для голосования с целью сорвать выборы. Я ничего не забыл? — он взглянул на неё с деланной жалостью в лице.

Лора перевела на него пустой взгляд:

— Маскарад, — проговорила она с трудом.

— Какой маскарад? — он ещё пролистал. — Ах, вы имеете в виду ту выходку, когда вы с вашими подругами, — это слово он проговорил с особым пренебрежением, — переодевшись мужчинами, пытались проникнуть на заседание парламента? Ну, эту глупость мы не берём в расчёт, — он отложил дело. — Вы осознаёте, какими жалкими и нелепыми выглядят ваши потуги на пресловутое равноправие? Вы изо дня в день творите эту ахинею и ждёте, что вас начнут воспринимать всерьёз? Вы действительно считаете, что чего-то добьётесь?

— Полагаю, всё это не зря, — вяло проговорила девушка. — Если раньше нас откровенно игнорировали, то теперь наконец стали замечать.

— Вы ведёте себя как бандитки, у каждой из вас по несколько приводов в полицию. Кто станет доверять принятие важных политических решений шайке больных на голову баб, которые сходят с ума от безделья?! — следователь не скрывал раздражения, так сильно его допекли разборки с суфражистками.

— Насколько я знаю, — отвечала Лора, выждав минуту, — ваша матушка, господин Эрде, недавно вступила в нашу партию. Вы что же и её считаете больной на голову бабой, страдающей от безделья?

— Замолчите! — он подскочил на месте. — Моя мать — почтенная вдова и никогда не опозорит имя семьи связями с таким сбродом! — мужчина гневно смотрела прямо в глаза девушке, которая за время их разговора совсем не изменилась