Вычеркнутый из жизни - Арчибальд Кронин

Часы на соборе пробили восемь, когда он вышел на Уэйр-стрит и двинулся к центру города. К этому времени уже началась дневная суета. Толпы людей выходили из автобусов и туннелей метрополитена. Торопясь на работу, лишь немногие бросали любопытные взгляды на молодого человека, на спине которого красовалась надпись: «Убийство — невинный осужден!». И на груди: «Убийство — виновный на свободе!»

Если кто-нибудь и обратил внимание на эти надписи, то разве что принял их за очередной трюк рекламной компании — одно из тех броских воззваний, с помощью которых интригуют публику.

Пробило девять, а Пол все еще бродил вдоль сточных канав, с ничего не выражающим лицом, глядя прямо перед собой, поддерживая щиты затекшими руками. Стремясь как можно дольше не попадаться на глаза полиции, он избегал оживленных перекрестков, где непременно стоит на посту полисмен. Раз или два он заметил на себе пристальные взгляды, но ему, видимо, везло: никто его не остановил.

Время шло, и у Пола началось головокружение, но ведь самая важная часть его задачи еще оставалась невыполненной — пока это было всего лишь прелюдией к главной цели, уйти ему было нельзя. Оглушенный шумом уличного движения, забрызганный грязью, летевшей из-под колес, он не отступался. Только возрастающую слабость не удавалось преодолеть: его шатало из стороны в сторону.

К полудню за ним уже увязалась целая толпа. В большей своей части она состояла из праздношатающихся, безработных городских подонков; к ним примкнули несколько мальчишек-посыльных и шелудивый, отчаянно лаявший пес. Поначалу Пол служил мишенью для вульгарных шуток, но так как он не отвечал, толпа стала следовать за ним в молчании, инстинктивно уверенная, что будет вознаграждена за свое рвение. В начале второго часа процессия добралась до Леонард-сквер, и здесь, у подножия памятника Роберту Гринвуду, первому мэру Уортли, Пол наконец остановился. Он снял с себя щиты и поставил их на мостовую; затем, туго обмотав один конец цепи вокруг запястья, а другой закинув на чугунную решетку, окружавшую постамент, он замкнул ее на замок, то есть приковал себя к ограде.

В толпе затаили дыхание. Поскольку был обеденный час, давка вокруг Пола все возрастала. Когда он обернулся к собравшимся, оказалось, что его аудитория составляет уже добрую сотню людей.

Свободной рукой Пол ослабил узел галстука, который душил его. Он не чувствовал ни страха, ни волнения — только жгучую необходимость обо всем поведать гражданам Уортли. Сейчас случай наконец представился: толпа ждала, чтобы он заговорил. Лена сказала, что простые люди добры, а у него никогда не будет лучшей возможности поделиться с ними своей бедой. Если бы только не болела так нестерпимо голова! Но еще хуже была тошнота и странное чувство нереальности, овладевшее им: казалось, что ноги его стоят на воздушных шарах, которые с головокружительной быстротой плывут по воздуху. Пол провел языком по пересохшим губам.

— Друзья мои, — начал он, — я пришел сюда, потому что должен вам сказать… Словом, вы должны узнать об этом. Меня зовут Мэфри, отец мой в тюрьме…

— Ты и сам там будешь, приятель, если не поостережешься!

Эта неожиданная реплика из задних рядов вызвала смех. Пол выждал, пока он утихнет.

— Мой отец уже пятнадцать лет находится в тюрьме за преступление, которого не совершал…

— Эге, расскажи это своей бабушке!

Опять общий смех, на этот раз сопровождаемый выкриками: «Заткнись!», «Это честная игра!» «Дайте бедняге выговориться!»

— У меня есть доказательства, что мой отец невиновен, но никто не хочет меня слушать!

— И мы тебя не слушаем, приятель, потому что не слышим!

— Верно! Говори громче! Говори громче! — закричали еще несколько человек из толпы.

Пол с трудом проглотил слюну. Он смутно понимал, что, хоть и напрягает предельно связки, голос его звучит слабо и надтреснуто. Он сделал над собой нечеловеческое усилие.

— Пятнадцать лет назад на основании косвенных улик мой отец обвинен в убийстве. Но он не совершал преступления…

Пес, увязавшийся за Полом, внезапно залаял.

— Я повторяю… он не преступник… в доказательство чего…

Но пес лаял так громко, так ворчал и огрызался, вертясь в ногах Пола, что никто уже не слышал его слов. Он умолк, и пес, явно поощренный зеваками, неожиданно прыгнул на него. Пол пошатнулся и чуть не упал. Стремясь удержать равновесие, он схватился за рекламные щиты, стоявшие подле него на мостовой, и в толпе зашептали:

— Да он пьян.

— Думает надуть нас. Не выйдет!

— Проучить этого прощелыгу!

Банановая кожура, пущенная чьей-то рукой, ударилась о щеку Пола. Это послужило сигналом для стрельбы хлебными корками и остатками пищи, так как многие в толпе жевали завтрак. Затем, как видно для разнообразия, в него полетели огрызки яблок. Но два полисмена уже прокладывали себе дорогу в густой толпе. Один был еще совсем молодой — констебль, другой — сержант Джапп.

— Что здесь такое? Вы что нарушаете порядок?

Пол затуманенным взглядом поглядел на две фигуры в синих мундирах и едва ли даже узнал сержанта Джаппа. Силы его оставили. Он открыл рот, чтобы продолжить свою речь, но слова замерли у него на губах.

— Он пьян, сержант, — произнес чей-то льстивый голос из передних рядов. — Такого вздору нагородил.

— Ну, теперь вы своего добились. Я только этого и ждал. Пошли с нами!

Сержант потянул за собой Пола, стараясь протолкнуть его через толпу. Так как ему это не удавалось, он с силой дернул Пола за руку, едва не вывихнув ему кисть, и только тут заметил цепь. Мускулистая шея его побагровела.

Он шепнул своему спутнику:

— Этот малый приковал себя. Нужна машина.

Оба полисмена яростно трясли цепь, пытаясь ее разорвать, и дергали Пола то в одну сторону, то в другую. Тем временем толпа становилась все гуще и все теснее окружала их. Прибежал еще полисмен и тут же побежал дальше, изо всех сил свистя в свисток. Казалось, все разом вдруг начали толкаться и что-то выкрикивать. Транспорт остановился, запрудив улицу. Настал кульминационный момент, который Пол предвидел и намеревался использовать для борьбы. Именно сейчас он произнес самое страстное свое обращение.

— Друзья мои! — попытался крикнуть он. — Я прошу только правосудия. Невинный человек…

Но младший из полисменов ударом дубинки уже сбил замок, Пола втащили в подъехавшую полицейскую машину и быстро увезли. Он был в таком состоянии, что едва ли понимал, что с ним происходит, пока его не втолкнули в камеру, да так, что он стукнулся лбом в цементный пол. Это ничего не убавило и не прибавило к страшной головной боли, ни на секунду не отпускавшей его, наоборот — даже вывело его из оцепенения. Во всяком случае, Пол застонал. Этот стон произвел самое нежелательное впечатление на трех полисменов, охранявших его и уже достаточно разозленных хлопотами, которые по его милости выпали им на долю.

— Очухивается помаленьку, скотина этакая. Хмель-то, видать, сходит, — заметил один из них.

— Нет, он вовсе не пьян, — возразил сержант Джапп.

Третий полисмен, толстяк, все еще был красен и злился: в общей свалке кто-то ударил его в живот.

— Пьяный он там или не пьяный, а это ему даром не пройдет.

Он наклонился, схватил Пола за шиворот, тряхнул и поднял, как мешок с мукой. Затем сжал кулак и ударил между глаз. Кровь хлынула у Пола из носу. Он упал как подкошенный и остался лежать неподвижно.

— Не надо было этого делать, — холодно сказал сержант Джапп. — Он свое получит… И скоро.

Когда дверь камеры с лязгом захлопнулась, скрыв от них жалкого, скрюченного в углу человека, младший из полисменов смущенно засмеялся.

— Так или иначе, — сказал он, как бы успокаивая свою совесть, — он сам этого хотел.

Глава VIII

День был уже в разгаре, когда Пол начал смутно сознавать окружающее. Он долго лежал, не шевелясь и не спуская глаз с единственного источника света в камере — зарешеченного окошка под самым потолком. Затем чуть ли не на четвереньках подполз к кувшину, стоявшему в ногах дощатых нар. Наклонив его, он напился и слегка смочил распухшее лицо. Вода была холодная и освежающая, но лицо его тотчас стало гореть.

Пол сел на нарах. Голова болела уже не так нестерпимо. Вдруг он с удивлением заметил, что ему трудно дышать: каждый вдох режущей болью отдавался в левом боку. И тут же сделал открытие: чтобы избегнуть этой боли, вернее, уменьшить ее, надо дышать не так глубоко, вполвдоха. Разумеется, тогда приходилось дышать чаще, но это его не тяготило.

Пока он сидел на нарах, стараясь приспособиться к этому новому положению, дверь камеры внезапно отворилась, пропуская какого-то человека. Вглядевшись в него опухшими глазами, Пол узнал начальника полиции Дейла.