Приключения сионского мудреца - Саша Саин

Спускаясь по трапу, увидел брата в толпе встречающих. Был февраль месяц, вечер, звёздное, ясное небо, плюс 20 градусов. Дома, вернее, на квартире — «кибитка», на столе стояла еда: виноград, гранат и зелёный чай. За столом сидели жена брата и её мама Розочка — тёща брата. Тёща была грустной, её и виноград не радовал. Все ели, кроме неё. У неё почему-то пропал аппетит. «Поеду обратно в Бердичев, — заявила она своей дочери, — моя помощь тебе уже не нужна, у тебя сейчас много помощников». И действительно, через неделю тёща исчезла, сын брата подрастал, и мы занялись поиском другой квартиры. Её нашли на улице Мехнат, около кинотеатра «Заравшон», как раз напротив тюрьмы. Поступив на юрфак, брат устроился работать в тюрьму, пока инженером-конструктором второй категории. В тюрьме выпускали точильно-шлифовальные станки, в том числе и на экспорт. Там больше платили — аж 150 рублей, и брату также хотелось поближе познакомиться со своими будущими «клиентами». Тюрьма была единственной в республике тюрьмой строгого режима, где содержались преступники-рецидивисты от пяти до девяти и более судимостей: убийцы, насильники, бандиты, воры-взломщики.

Я нашёл себе место поспокойнее, но подальше от дома — ДОК (деревообрабатывающий комбинат) — именовалось моё новое место работы, а моя должность именовалась теперь уже «главный механик», т. к. в трудовой книжке уже значилось: инженер-конструктор ЗБХ, а значит, человек опытный. А брат стал работать в тюрьме, напротив дома, на что я ему сказал: «Лучше работать в тюрьме напротив дома, чем жить в тюрьме напротив дома!». С этим он согласился. Наша кибитка — глиняная мазанка — состояла из трёх каморок с маленькими окошками с решётками, плохонькой входной дверью из тоненьких дощечек с лёгоньким навесным замочком. На так называемой кухне, как и во всей мазанке, было темно, мрачно и, конечно, никакой воды или газа. Тусклая лампочка, вместо потолка отсыревшие балки, как на чердаке. Был еще электрический счётчик, который мы тут же остановили, вставив туда ленту от диафильма. Это брат умел — остановить накручивавший деньги диск. Нужно было только следить, чтобы контролёр не нагрянул или хозяйка — 70-летняя костлявая старуха, похожая на Бабу-Ягу. Она нас уважительно, когда получала от нас деньги, называла «хазява». А мы её «баба Шура» звали, и чем-то она была действительно похожа на Шурку из общежития. Её муж — старый алкаш без имени и роду, жил в соседней мазанке тут же, во дворе. Он был брошен старухой, живущей у детей — сорока-сорокапятилетних сыновей, тоже алкашей. Старик иногда ковылял на костыле мимо наших окошек с помойным ведром, наполненным его дерьмом. Он шёл всегда пошатываясь. Кроме того, что воняло, как будто бы ассенизаторская машина или телега с бочкой дерьма, как в Бердичеве, проехала — всегда была ещё опасность, что алкаш когда-нибудь своё страшное ведро с дерьмом опрокинет около наших окон. Так оно и случилось! Мы выскочили из своей коморки к нему, от вони! «Не в „етим“ дело», — сказал он. «А в чём?!» — гневно, спросил я его. «Не в „етим“ дело», — повторил «дерьмовик», и т. к. ведро уже опорожнил около наших окон, то с чувством выполненного долга повернулся и пошёл обратно к себе, в свою нору. Ему уже не надо было идти к помойке! Я его схватил за шиворот и предложил, по-дружески, убрать своё дерьмо. «Не в „етим“ дело», — снова заладил алкаш. Пришлось его встряхнуть. Ничего не говоря, с уже пустым помойным ведром поплёлся он за калитку из серого прогнившего штакетника, который назывался забором и ограждал нашу кибитку от соседних — таких же глиняных мазанок Они тоже были «свиты», как и наша, из дерьма алкашей. Крыши этих мазанок настолько тесно прижались одна к другой, что по ним вполне можно было бы бегать с одной крыши на другую. Как только старик оказался за калиткой, он тут же ожил и завопил: «Караул! Жиды бьют!». Пришлось его опять затянуть внутрь двора. Он тут же притворно заулыбался и вновь залепетал своё: «не в „етим“ дело».

«Ещё раз „пикнешь“ — убью!» — пригрозил я ему, как мог грозно. Как только он снова оказался за калиткой — опять за своё! Только в этот раз уже: «Караул! Помогите! Жиды убивают!». Это было уж слишком, и нам с братом пришлось его заволочь в его нору, где он тут же закрылся на засов и завопил: «Жиды! Караул! Жиды!». Мы решили, что далеко это уже не слышно. В нашей мазанке стояли ржавые железные кровати. Старуха не хотела эту мебель выкидывать. Висел абажур в одной из комнат, ручного, довоенного производства, и стоял развалившийся фанерный шкаф, который старуха ласково называла «шифоньером».

Жене брата надоело, готовить на примусе, и брат ей купил керосинку за 10 рублей 50 копеек, о которой она мечтала. А тем временем у меня на ДОКе происходили тоже интересные события. Там монтировалась новая автоматическая линия из разных станков — конвейерная линия, на которой брёвна превращаются в готовые изделия: окна, двери и другую необходимую народному хозяйству продукцию. Эта автоматическая линия только начала монтироваться, станки из отдельных агрегатов собираться, которые в изобилии стояли на территории ДОКа. А моей обязанностью как раз и было — руководить сборкой этих станков и этой линии! А это значит — монтажники обращались постоянно ко мне со своими дурацкими вопросами: «Товарищ главный механик, у нас это не получается… У нас то не получается… Помогите разобраться в этом узле. Куда его нужно монтировать и как? Куда эту деталь?». А это не детский конструктор, с которым тоже могут быть проблемы. Это линия из многочисленных станков в огромном цехе. Понятно, что это давало мне преимущества, по сравнению с ЗБХ, где цеха маленькие и компактные, а здесь это был только один из новостроящихся цехов, и было ещё десять старых, тоже не маленьких, и многочисленные склады с древесиной, пиломатериалами! Как говорится: «Из-за деревьев и леса не видно!». Это я к тому, что и меня не было видно. Было где прятаться от назойливых монтажников! Что я и делал. Они поприставали ко мне пару недель, а затем прекратили это «безобразие», и я мог спокойно обходить территорию ДОКа: три, четыре круга, и рабочий день кончался. Одно плохо, сидел я не один, а в кабинете с т. н. начальником ОКСа (отдел капитального строительства) — армянином. Его обязанность была строить и вводить в эксплуатацию новые цеха. Он был тоже небольшой специалист и труженик. В ЗБХ я прятался за 90 рублей, а здесь уже за 120 рублей, и это было приятнее. Правда, главный инженер сказал, что т. к. автоматическая линия имеет государственное значение и за всем этим наблюдает ЦК партии и правительство Таджикистана, и посвящается эта стройка 50-летию образования Таджикской ССР, то к юбилею, а он состоится через полгода, эта линия должна быть пущена. В любом случае, к юбилею наградят (не сказал чем), чтобы отчитаться перед Москвой, а после юбилея обязательно посадят, пообещал он. Значит, в мою задачу входило не дожидаться юбилея. А пока я гулял по территории, т. к. чертить, в отличие от ЗБХ, не нужно было. Ведь я уже не был конструктором и даже не рядовым инженером, а главным механиком, а это третье лицо на производстве после директора и главного инженера! Есть ещё лица того же уровня, например, главный технолог, главный энергетик, но это не умаляло мою значимость! Вскоре мне надоело гулять по территории ДОКа, где я изучил каждый уголок, даже, возможно, каждое бревно, и я стал расширять область прогулок. Вначале до кинотеатра «Зебунисо», который через дорогу находился. В кинотеатре я посмотрел в числе других и новую кинокомедию «Кавказская пленница», где местность: горы, горные реки — точно напоминала окрестности Душанбе. Затем я предложил брату, если и у него время есть, то мы можем, скажем, после обеда, иногда и с утра, съездить на Варзобское озеро, позагорать и шашлык поесть! Это мы часто и делали. И вот однажды, когда я с братом не договорился, но надеялся, что он уже дома, после просмотра фильма в кинотеатре «Зебунисо», отправился домой. «Ещё успеем на озеро съездить!» — решил я. Обрадовался: «даже дверь открыта»! А значит, брат тоже досрочно отработал. «О! — воскликнул я, отдёрнув портьеру у входной двери и шагнув внутрь кибитки. — И ты здесь?!» — обратился я к «брату». Но вместо брата, навстречу мне из комнаты вышел лет 40 мужик с узлом из наших вещей. Остановив его рукой, я оттолкнул его почему-то внутрь квартиры в последнюю комнату, где стоял шкаф-«шифоньер» с вещами. Я ещё не знал, что мне с ним делать, но первая реакция была: не дать вору уйти! Он тоже растерялся, оправдываясь: «Я ничего не взял», — стал выворачивать свои карманы в доказательство, что они пустые. «Раньше, — понял, я, — занимался карманными кражами — „тырил“ по карманам!». Из одного кармана выглянул его паспорт, который я у него тут же выхватил и вложил в свой карман. «Тоже дурной вор! На „дело“ идёт с паспортом в кармане!» — отметил я. «Я Верку искал!» — стал объяснять он своё местонахождение. «Что, в моём шкафу?!» — логично возразил я. На что он кивнул в знак согласия. Я его не боялся, было желание его доставить брату-юристу, в тюрьму — пусть сам решает, что с ним делать. Отпустить — опять в квартиру залезет! А также сработала мысль, что я скажу брату: «Да, я видел вора, но он уже ушёл!». Конечно, в милицию я бы его не повёл, больше будет проблем с милиционерами, чем с вором. «Пойдём!» — решительно сказал я ему, и он пошёл за мной. Его паспорт был у меня в кармане, поэтому я не боялся, что он убежит. Т. к. мы жили напротив тюрьмы, а брат работал в тюрьме — напротив дома, то через пять минут мы с вором уже стояли у ворот тюрьмы. Вор шёл, как к себе домой!