Сядьте на пол - Лёха Андреев

Это конечно не означает, что все дерущиеся дети — на самом деле милые зайчики. Но драка драке рознь, вот что важно. Уличные драки с их ограничительными принципами («до первой крови», «лежачего не бьют») очень напоминают наблюдения этологов о том, что у животных внутривидовая агрессия чаще является «показательным выступлением». В сражениях оленей за самку победитель не убивает проигравшего, он лишь демонстрирует силу. Фактически, это спорт, придуманный в природе задолго до человека.

Однако те же этологи заметили, что если соперникам после драки не дают разойтись, заставляя их находиться в неестественно тесном, замкнутом пространстве (например, самцов мышей держат в одной клетке) — именно в этом случае у победителя развивается гиперагрессия, а у побеждённого — депрессия и каталепсия [70]. Очень похоже на тесные миры наших школ и городов, не правда ли?

Провокаторы и интриганы

В ответ на школьные драки многие советуют отдать ребенка на секцию боевых искусств. Это действительно полезно, как выучить иностранный язык: даже если не используешь на практике, всё равно лучше понимаешь мир. И мои дети стали изучать единоборства ещё до школы.

Но это не панацея от всех проблем школьной социализации. Во-первых, обучение реальным приёмам единоборств происходит не сразу. У младших основа тренировок- общефизическая подготовка. Это значит, что каратэ не успеет помочь вашему ребёнку в конфликтах первого класса, а для некоторых детей именно такие конфликты — самые существенные.

Кроме того, драки — не единственная игра, которая расцветает в «слепых пятнах» школьных коридоров. Существует противоположная, столь же дурная игра в «вечную жертву». Когда мама одной девочки из класса Кита впервые жаловалась мне на его поведение, она дважды в своей речи произнесла, что её девочка — «самая маленькая в классе». Я поверил на слово и отругал сына. Все мы знаем: обижать девочек нельзя, тем более маленьких.

А потом моя жена, забирая Кита из школы, поглядела на эту девочку. Девочка висела вниз головой на перилах второго этажа, громко ругала каких-то мальчиков, которых даже не было поблизости, и совершенно не реагировала на замечания взрослых. Она твердо усвоила, что ей все позволено, поскольку она «самая маленькая».

В следующий раз, когда возник конфликт, я встал на сторону сына. И сразу поинтересовался, видел ли кто-то из взрослых то, в чём эта девочка обвиняет его. Нет! Оказывается, учительница пересказывает конфликт со слов девочки. Очередная история про раздевалку, где не было взрослых.

Другой случай: моего первоклассника стукнул какой-то третьеклассник на продленке. Сын не жаловался, но история всплыла во время одного нашего разговора. Мы обсуждали, в каких случаях надо бить в ответ, в каких — игнорировать мелкую провокацию, а в каких — обратиться ко взрослым. Тут Кит и привел этот пример: он не пошёл к учительнице с жалобой на третьеклассника, потому что этот парень находится «в фаворитах» у учительницы, которая сидит на продленке. Так что жаловаться бесполезно.

На следующее утро в школе я попросил классную руководительницу найти этого третьеклассника. И поинтересовался, почему он прессует малышей. Пацан разрыдался и сказал, что его «попросили навести порядок». Кто попросил? Ну понятно. На этом месте училки закудахтали, что такого не может быть. Но я сказал, что верю пацану, и если такая «дедовщина» ещё раз повторится, я приму другие меры.

Так что ещё раз: не боксом единым. Школьные конфликты разнообразны, но роднит их одно: «слепые пятна». И именно на этом месте разговора представители школы начинают быстро-быстро переводить тему. Они очень не любят вопрос, почему они сидели по своим тихим классам и учительским, пока дети дрались в раздевалках.

Ответный ход школы — обвинить родителей в неправильном воспитании детей, натравить родителей друг на друга, отправить ребенка к психологу, напугать органами опеки. В общем, заставить множество людей вне школы тратить время для того, чтобы школа в очередной раз спрятала свое «слепое пятно».

«Кит жалуется на школьные психологические тесты:

— Зачем они задают эти бессмысленные вопросы — кто из одноклассников мне нравится, кто из родственников мне нравится… Спросили бы лучше, кто из учителей мне не нравится!

Не успел я поинтересоваться, как же он поступает на этих тестах, а он уже сам продолжает:

… - Поэтому я выдумываю смешные ответы. Если спрашивают, кто из родственников мне больше нравится, я пишу — кот». (октябрь 2015)

Головы и хвосты

Есть ещё один аргумент школы: да ведь у нас один учитель на тридцать человек — как же за ними уследить! Ответ на это дают те же секции единоборств. В такой секции у одного тренера вполне может быть больше тридцати человек. И они — о ужас! — бьют друг друга руками-ногами, бросают друг друга об пол. А потом расходятся с улыбкой, безо всяких конфликтов. И учитель остается бодр и весел.

Так может, напряжение учителей в школе возникает вовсе не от количества учеников, а от противоестественной организации работы с ними?

Задумавшись о более правильном образовательном коллективе, поневоле приходишь к идее, что здесь нужен какой-то особый «заказчик». Может, церковь? Во многих церковных школах существует большой арсенал социальных игр, от благотворительности до трудотерапии. Хотя промывка мозгов там всё-таки главенствует.

Советская школа тоже любила идеологическую работу. Однако возможностей для альтернативных игр было побольше. Октября, пионеры, комсомольцы — театр для будущих управленцев. Система спортивных школ, с выходом на ДОСААФ и армейские клубы — для любителей простых физических пузомерок. А были ещё физматматшколы, биостанции для юннатов, Дворцы пионеров с кружками на любой вкус… Очень разнообразный конструктор коллективов! Особенно если смотреть из дня сегодняшнего, где остались лишь обломки этого конструктора.

Мы же тем временем колыхнулись в другую сторону, к индивидуализму. Сколько народу должно быть в классе? После советской школы хочется сказать — поменьше, конечно же! Не больше десяти. А вот кандидат физико-математических наук Николай Андреев рассказал мне в интервью другую версию [71]:

«Есть такой великий учитель математики Борис Петрович Гейдман. Он считает, что класс с количеством меньше 25 человек обучаем хуже, чем класс, в котором 25 человек и больше. В каждом классе должна быть «голова», «тело» и «хвост». Если вы хоть одну из этих частей выкидываете, то общий уровень образования съезжает. Кому-то не за кем тянуться, а другим наоборот, не перед кем похвастаться».

Идея представить хороший коллектив как отдельный организм с головой и хвостом мне понравилась. А вот количественную оценку захотелось уточнить. Размышляя об этом, я отправился в «Википедию» и набрал слово «Взвод». Там хорошо описано, чем определяется размер взвода, который в разных родах войск очень разный. С одной стороны:

«Воинское подразделение, соответствующее взводу, в советских частях и подразделениях специального назначения (СпН) ГРУ именовалось Группой. Группа также состояла из 3-х отделений — общий состав группы — 16–18 человек. Необходимость введения такого термина подчёркивала тактику действия разведывательно-диверсионных подразделений. В тылу противника Группа, из соображений скрытности и маневренности разделялась на Отделения либо звенья по 2–3 военнослужащих, действовавших самостоятельно».

А с другой стороны:

«Самыми крупными по количественному составу в Советской Армии были курсантские взводы в военно-учебных заведениях и особенно в Центрах Подготовки Младших Командиров (неофициальное название — «Сержантская Школа» или «Сержантская Учебка»). Численность учебного взвода курсантов достигала 40–45 человек. Такие взводы неофициально назывались «китайскими»… Необходимость в таком увеличенном штате учебных взводов объяснялась отсеиванием кандидатов в процессе учёбы и кадровой нехваткой в войсках».

Выходит, на размер взвода сильно влияют внешние задачи. Серьёзная боевая цель, автономная работа в условиях враждебного окружения (разведка) требует небольшой и слаженной группы. Слабая внешняя цель, допускающая внутреннюю конкуренцию в достаточно мирном окружении (учебка) — получается большая группа.

Вопрос о том, чем именно занимается коллектив, позволяет объяснить и другие школьные феномены. Помните про девочек-друзей, которые первыми встретили Кита в детском саду, и девочек-провокаторов в школе? Есть исследования [72], согласно которым женщины чаще становятся «внутренними» лидерами коллектива, а мужчины — лидерами «наружными», то есть при столкновении с враждебным внешним окружением. Группа детсада или школьный класс — очень изолированные коллективы, никаких особых столкновений с внешним миром у них нет: поэтому девочки рулят. Это касается и учительского состава: когда учёба предполагала более активное, практическое освоение окружающего мира, учителями были мужчины.