Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

с редкими пыльными деревьями. Великий город, возникший на самой заре человечества посреди мертвой пустыни. Полуразрушенные стены старинных крепостей, лабиринты кривых улочек, кучи мусора на пустырях, лавочки, многолюдные базары, заброшенные святилища древнего бога Ра и минареты в честь нового бога Аллаха.

За городом находилась долина Гизы, где пирамиды, высеченное из камня гигантское человеческое лицо Сфинкса, с загадочной улыбкой тысячелетиями смотрящее на восток, словно зная, что однажды там вместо солнца покажется нечто совершенно другое, и в этот день мир людей кончится.

Кроме поросшего пальмами берега реки, единственным зелёным пятном над городом виднелась возвышенность Мокаттан. На возвышенности располагалась цитадель и дворец султана аль-Малик аль-Адила. От внешнего мира, от суеты и шума нищих грязных кварталов цитадель защищала высокая каменная стена.

За стенами крепости всегда царила тишина. В тенистой прохладе тропических деревьев прямо на земле стояли золотые клетки с охотничьими соколами, в парках журчали искусственные родники, белели гравийные дорожки, обрамлённые аккуратно остриженным кустарником с ярко-красными суданскими розами.

Среди зелени деревьев пели, пересвистывались, щёлкали птицы.

В центре комплекса находился знаменитый спиралеобразный колодец Иосифа, уходящий почти на сто метров вглубь земли, достигающий дна Нила. На одном из подземных этажей колодца, не останавливаясь, ходил по кругу огромный чёрный бык с налитыми кровью глазами, вертя колесо, подающее воду в каменные бассейны дворца.

Дворец располагался в южной части цитадели. Неподвижные стражники в коричневых тюркских одеждах, не поднимая лица, никогда не смотря в глаза, стояли через каждые десять шагов, почти незаметные в тени деревьев. Смерть ожидала того, кто осмелился бы пройти по парку к дворцу без приглашения.

Там же, в южной части крепости, располагался гарем. Перед тем, как попасть в спальню султана, девушкам около года втирали в кожу ароматические масла. Внутри гарема всё обманчиво, всё мираж. Под масками улыбок таилась ненависть и соперничество. Несчастных молоденьких фавориток, привлёкших внимание султана, без тайного участия евнухов, находили по утрам мёртвыми, отравленными, с синими пятнами вокруг губ.

В западной части комплекса располагались конюшни и казармы мамлюков, мастерские ювелиров, дворцовая тюрьма и склады. Там же, в нише стены, находились огромные ворота, через которые в цитадель приводили рабов.

Семьсот детей вводили в ворота ранним утром, когда солнце только поднималось над Каиром. Над дорогой поднималась пыль.

Взгляды машинально отмечали стоящих у ворот стражников, тень тропических деревьев, уходящие вглубь парка гравийные дорожки, кусты с розами.

Одна из девочек помогала идти Марии, ведя её под руку в самом конце строя. Багровая полоса на горле ещё не сошла, вся шея была покрыта чёрными пятнами синяков. Девочка похудела до предела. Евнухи должны были её отсеять ещё на пристани, но она почему-то попала в общий строй. Самой Марии было всё равно, куда её ведут. Если бы ей предложили воды, она бы с жадностью попила; предложили бы отдохнуть, она тут же села бы на землю, при этом совершенно ничего не чувствуя внутри. Души словно не было. Все, отведённые ей на целую жизнь, эмоции источились, растратились ещё на корабле.

Дети шли длинной колонной, со страхом озираясь по сторонам. Никто из них ничего подобного не видел. Бассейны для омовения, красивые здания, кругом цветы. Наверное, ад такой и есть – видом как рай, всё, как в сказке, а душе хочется выть от безысходности. Чужой мир, непонятные, и от этого особенно страшные чужие люди, поклоняющиеся чужому богу. Когда новых рабов проводили по площади, из толпы собравшихся возле казарм мамлюков выскочил один сарацин – бородатый, бритоголовый мужчина в коричневом халате. Весело скаля белые зубы, он подбежал к строю, и под общий хохот встал перед детьми на колени, картинно протягивая вверх руки, словно просил пощады. Остальные воины, смеясь, что-то выкрикивали на своём непонятном гортанном языке, показывая на детей пальцами. Во дворце все уже знали историю юных крестоносцев.

Может быть, мальчишка Стефан и вправду мог видеть будущее глазами своего ангела, может, действительно был в видениях именно этот момент: неверные перед избранными на коленях, вот только не сказал он, что арабы при этом будут скалиться от смеха. Говорят, сам султан хохотал до слёз, когда услышал, что арабский мир с одними хоругвями идёт покорять армия детей, некоторым из которых по пять-шесть лет.

Быть им шутами.

И подставками для ног хозяина, как и предсказывал рыжебородый.

* * *

Всех прибывающих в цитадель рабов первым делом вели в бани. Здесь проходило что-то вроде карантинного осмотра. Люди во все времена очень серьезно относились к профилактике возможного распространения эпидемий. Все болезни должны были оставаться за стеной крепости, и подумать было страшно, что оспа или холера может проникнуть во дворец и дойти до покоев султана или его наследников. Любые сомнительные покраснения на отдельных участках кожи, язвы на губах, лишаи, чесоточная сыпь тут же выявлялись. Человека с изъянами на теле по знаку лекаря уводили через задние двери бани, и больше его никто никогда не видел.

Высокий, костлявый, одетый в чёрную накидку с капюшоном, седобородый лекарь стоял в центре огромного помещения без окон, с одними отдушинами для солнечного света под потолком. В помещении было прохладно, на всю длину зала в ряд стояли большие каменные ёмкости с холодной водой.

Баня для рабов была рассчитана на большое количество людей, детей заводили партиями по пятьдесят человек, всех вместе: и мальчиков и девочек. Стыд оказаться голыми друг перед другом и взрослыми в расчёт не принимался, все они стали вещами, а эмоции вещи никого не интересуют. Это было показано сразу, как только от лекаря поступила команда раздеться.

Рядом с лекарем стояла молодая женщина, одетая на восточный лад, но без паранджи. На ее лице лежал густой слой белил, брови подрисованы чёрной краской. Как позже выяснилось, это была одна из служанок гарема, рабыня из Корсики, немного знающая французский язык.

– Ходить вот сюда, – с трудом вспоминая забытые слова, произнесла женщина, указывая на место в шаге от лекаря, жестом показывая, чтобы дети поскорее раздевались.

Если кто-то в чужом краю неожиданно обращается к вам на родном языке, первое чувство, возникающее у вас к этому человеку – это доверие. Ведь он свой, почти родной, он объяснит, как здесь выжить, расскажет, как надо поступать, чтобы не вызвать гнев у людей с плетьми, поддержит и даст правильный совет, основанный на собственном выстраданном опыте. Молодая женщина для детей – почти мать. Чёрные глаза, родинка на выбеленном лице.

– Быстро, быстро, – торопила женщина.

Видя, что никто не осмеливается снять одежду первым, женщина подошла к одному из