Франц Кафка. Узник абсолюта - Макс Брод

Премия Фонтане в октябре 1915 г. была временным утешением среди многочисленных печалей, и она была получена с некоторым удовлетворением. Если я не ошибаюсь, это произошло следующим образом: премию присудили вначале Стернгейму, но после ее решили вручить «молодому писателю» за рассказ «Кочегар», который был напечатан еще в 1913 г. Жалкое утешение. В дневнике можно найти бесконечные жалобы на бессонницу и головные боли, размышления о конце человечества, такие, как: «Проклятье висит над человеческим родом», «Меня мучат боль и сумасшествие», «Во взволнованном сердце тикают часы». Он упрекает себя за свое поведение по отношению к Ф. Себя он называет «конторским клерком, имеющим пороки слабости, нерешительности». И снова: «Душа клерка, инфантильность, воля сломлена отцом…» «Работай над собой, это в твоих руках. Это значит: не береги себя (за счет любимой тобой Ф.), поскольку невозможно сберечь себя; мнимое желание сохранить себя почти разрушило твою личность. Ты жалеешь себя не только в том, что касается Ф., брака, детей, ответственности, но и в делах, касающихся службы». И словно молящийся: «Имей ко мне милосердие, я грешен во всех проявлениях моего бытия. Но мой талант, мои возможности в целом не заслуживают того, чтобы считать их презренными и слабыми, я не растрачиваю свои силы впустую, и такая самонадеянная персона, как я, надеется совершить последнюю попытку, полагаясь на сложившиеся благоприятные обстоятельства. Не считай, что я совсем потерянный человек».

Несомненно, женитьбе Кафки мешали два фактора: экономический и метафизический. Нельзя не отметить, что финансовое положение Франца было в самом деле крайне неблагоприятным. Он не мог из-за гордости обратиться за помощью к родителям и не мог подвергать насилию свой писательский дар. Возможно, кто-то может представить себе такое социальное и политическое устройство, при котором литературному гению не пришлось бы растрачивать талант, составляя юридические документы и думая о женитьбе и о связанной с ней ответственности перед женой и детьми, не видеть перед собой пугающую бездну. «Ты принадлежишь мне, – однажды написал он Ф. – Не могу поверить, чтобы какая-либо женщина вызывала более мучительную и отчаянную борьбу в ком-либо, чем ты вызываешь во мне». Конечно, Кафке было бы нелегко в этом отношении и при идеальном социальном порядке: яснее проступили бы метафизические, эротические корни его боли. Но в его душе нашлось бы соответствующее противоядие.

Зимой 1916/17 г. Франц жил на улице Алхимиков. Об этом месте возникли легенды, и иностранцы, приезжающие в Прагу, просят показать им маленький домик и комнату, в которой жил «автор». Дом состоит всего из одной комнаты, крошечной кухни и чердака. Но Франц выбрал это место жительства вовсе не из-за мистического или романтического преклонения, во всяком случае, это преклонение не было решающим фактором. Может быть, подсознательно на него влияла любовь к старой Праге. Главное для Франца было найти спокойное место для работы. Его необычайная чувствительность к звукам, которой он даже однажды заразил меня во время нашего совместного путешествия, затрудняла выбор. На улице Алхимиков Франц чувствовал себя сравнительно счастливым и был необычайно благодарен своей младшей сестре, которая открыла для него это убежище так же, как после она нашла для него приют в Цюрау. 11 февраля 1917 г., в воскресенье, я писал: «С Кафкой на улице Алхимиков. Он прекрасно читает вслух. Монашеская келья настоящего писателя». В письме Ф., копия которого сохранилась в посмертных бумагах Кафки, есть описание этого жилища, в котором был создан «Бешеный всадник» – вещь, наполненная печальным юмором, описывающая человеческие слабости, – и следующего жилища Франца, Шёнборнского особняка. В то же время в письме ощущается серьезность, с которой Франц готовился к свадьбе. Следующим летом была снята квартира для молодой пары и куплена мебель, Франц начал уже оповещать родственников и знакомых и даже поехал в Венгрию, в Арад, вместе с Ф., чтобы нанести визит ее сестре. Францу приходилось соблюдать условности, что было для него очень тяжело. В то же время он прилагал усилия, чтобы примириться с предъявляемыми к нему требованиями. Другой человек на его месте, скорее всего, освободился бы от этих условностей с легким сердцем и доброй улыбкой. Но вместе с тем я сомневаюсь, что Францу была нужна эта свобода, и не думаю, что он принял бы ее. Когда жених и невеста пригласили меня к себе 2 июля 1917 г., у них был весьма комический вид: оба чересчур напряженные, особенно Франц, на котором была надета рубашка с непривычно тесным высоким воротничком. В этом было что-то картинное и в то же время нечто неприятно шокирующее. (Вскоре, 23 июля, в моем доме собрались гости, среди них, кроме Кафки, присутствовали Адольф Шрейбер, Верфель, Отто Гросс с супругой. Гросс изложил план издания газеты, который очень заинтересовал Кафку, – это было последнее, что я отметил в нем накануне катастрофы.) Письмо к Ф., в котором излагаются вопросы по поводу квартиры и свадьбы, я привожу ниже (в начале письма упоминается квартира в Длуге – остановка в Мюнхене дала Кафке возможность для чтения, и в это время Кафка перечитал не только свои работы, но также несколько поэм из моего сборника «Земля обетованная», и со своей обычной чуткостью настоял на том, чтобы передать часть своего авторского гонорара мне).

«Милая!

Пишу тебе о моей квартире. Ужасная тема. Я в ужасе оттого, что могу не справиться. Я хочу твоего совета. Так прочитай внимательно и дай мне совет: ты знаешь, как у меня было много печалей за последние два года: конечно, мало по сравнению с тем, сколько их сейчас в мире, но достаточно для меня. Удобная, приятная комната на углу, два окна, балкон. Вид на крыши домов и церкви. Терпимые соседи. Шумная улица, тяжелые грузовики, к которым я уже почти привык. Однако для меня в комнате жить невозможно. По правде говоря, она находится в конце длинного коридора и достаточно изолирована, но все равно сильная слышимость. Я слышал в одиннадцатом часу вечера вздохи моих соседей, разговор этажом ниже и стук тарелок из кухни. Кроме того, перекрытие, отделяющее чердак, очень тонко, и невозможно сосчитать, сколько раз, когда я сижу, склонившись за работой, служанка моет наверху пол или стучит каблуками. Вдобавок кто-то играет на пианино, и летом из соседних домов доносятся песни, звуки скрипки и граммофона. Тишина устанавливается не ранее одиннадцати вечера. Но даже после этого невозможно обрести мир и покой, и только возрастает чувство слабости и безнадежности. Я вспоминаю, как однажды мы с Оттлой нашли охотничий домик. Я уже не верил в возможность настоящего покоя, но в то же время искал его. Мы осматривали разные места Малой Страны, но ничего не могли найти. Шутки ради мы спросили, не сдается ли внаем маленький домик. Нам ответили, что в ноябре домик будет сдаваться. Оттла, которая искала спокойное убежище по своим соображениям, загорелась мыслью снять домик. Я стал ее отговаривать, убеждать, что домик мал, грязен, запущен и неудобен. Но она настаивала, и, после того как оттуда выехала огромная семья, мы купили мебель из камыша (я не знаю ничего более комфортабельного, чем камышовые стулья), сняли домик и стали хранить его в секрете от нашей семьи. Я вернулся из Мюнхена, преисполненный свежей энергии, пошел в агентство недвижимости, где мне предложили квартиру в доме, похожем на роскошный дворец. Две комнаты и холл, половина которого использована под ванную. Шестьсот крон в год. По правде сказать, это было словно во сне. Я пришел посмотреть эту квартиру. Комнаты были прекрасными и с высокими потолками, в красных и золотых тонах, словно в Версале. Четыре окна выходят на тихий закрытый двор, одно окно обращено в сад. Сад! Входя в ворота этого замка, трудно поверить своим глазам. Через высокий полукруг второй двери, укрепленной кариатидами, стоящими на рельефных каменных опорах, можно увидеть прекрасную балюстраду. Но есть одно затруднение. Предыдущий съемщик, молодой человек, живший отдельно от жены, со слугой, всего несколько месяцев, неожиданно (он – гражданский служащий) покинул Прагу. Он сделал достаточно большие инвестиции в эту квартиру и хочет возместить затраты. Он ищет кого-нибудь, кто хотя бы частично возместил бы его издержки – проведение электрического света, обустройство ванной комнаты, установку буфета, проведение телефона и разостланный на полу большой ковер. Я – не тот человек, которого он ищет. Он хотел получить за это 650 крон – конечно, довольно умеренная плата за такие удобства. Но для меня это было слишком дорого, хотя эти просторные комнаты показались мне великолепными. В конце концов, у меня нет мебели и есть еще другие обстоятельства, которые следует принять во внимание. Теперь в этом же замке сдается другая квартира на втором этаже, потолки низковаты, вид на улицу, окна загорожены. Мебель более домашняя, простая, скромная! Графиня, жившая в этой квартире, имела, вероятно, более скромные требования. Она обустроила квартиру в духе старой девы, мебель состоит лишь из нескольких старых предметов. Но есть сомнение, что эту комнату можно будет снять. Это приводит меня в замешательство. В таком настроении я приехал в дом Оттлы, который был готов к тому времени. Вначале в нем было много недостатков. У меня нет возможности все описать. Сейчас мне отведен первый этаж. Могу отметить преимущества: прекрасная дорога; единственный, достаточно спокойный сосед, хотя меня от него отделяет всего лишь тонкая стенка. Проживание в своем собственном доме дает возможность закрываться от внешнего мира уже не в своей комнате и не в своей квартире, а в своем доме. Можно выйти из своего жилища прямо на снег тихой аллеи. Все это за двадцать крон в месяц. Моя сестра снабдила меня всем необходимым, а ее маленькая ученица (девочка-цветочек) помогла ей в этом аккуратно и любовно. И в этот самый момент оказалось, что в конце концов квартира в замке перешла в мое распоряжение. Управляющий, к которому я однажды проявил расположение, очень по-доброму отнесся ко мне. Я получил квартиру с видом на улицу за 600 крон – честно говоря, без мебели. Там две комнаты и холл. Есть электрический свет, но нет ванной, в которой я, впрочем, и не нуждаюсь. Приведу вкратце преимущества моего теперешнего проживания в отдельном доме по сравнению с жизнью в квартире: 1. Преимущество в том, что можно оставить дела, как они идут. 2. Сейчас я доволен. В конце концов, зачем мне страдать? 3. Нет больших забот по дому. 4. Нет надобности специально совершать ночную прогулку, чтобы легче заснуть. 5. Я могу пользоваться мебелью сестры; в моей комнате, которая необыкновенно большая, у меня стоит только кровать. 6. Сейчас я живу в десяти минутах ходьбы от службы. В квартире окна смотрят, как я понимаю, на запад. Здесь в мою комнату проникает утреннее солнце. С другой стороны, преимущества квартиры: 1. Преимущество в возможности менять по своему усмотрению условия. 2. Возможность спокойно жить и быть предоставленным себе самому. 3. В квартире я, в конце концов, абсолютно независим. Я могу таким образом отделиться от Оттлы. Доброта и самопожертвование, которые она ко мне проявляет, кажутся мне излишними. 4. Хотя я не смогу совершать прогулки, мне будет сложно выходить из дома ночью, поскольку наружные ворота будут закрыты, но зато можно гулять в парке возле дома. 5. После войны я попытаюсь взять годовой отпуск, но сейчас это точно невозможно. В таком случае нам двоим нужно жить в таком замечательном месте в Праге, которое только можно вообразить, но сравнительно короткое время тебе придется обходиться без кухни и даже без ванной. Но в любом случае мне здесь очень нравится, и ты сможешь прекрасно отдохнуть в этом месте два или три месяца. Неописуемо красивый парк – возможно, весной, летом (в это время народ уедет) или осенью. И если я не въеду в эту квартиру немедленно, прямо сейчас (безумная экстравагантность, выходящая за пределы понимания цивильного служащего, – платить 150 крон в квартал), то вряд ли смогу получить ее позже. Сказать по правде, я уже снял ее, но маклер в любую минуту без труда может освободить меня от обязательств, потому что, как я правильно понимаю, эта квартира не имеет для него ни малейшей доли того значения, которое она имеет для меня. Как мало я тебе сказал! Но сообщи мне свое мнение как можно скорее».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});