Престиж - Кристофер Прист

А Бордена в Штаты не зовут!

10 декабря 1892

С нетерпением ждал спокойного домашнего Рождества. Чтобы никаких представлений, никаких репетиций и разъездов. Мне хотелось с толовой уйти в семью, забыть обо всем на свете. Однако после отмены одного ангажемента мне предложили весьма соблазнительный и прибыльный двухнедельный контракт, который ко всему прочему предусматривает проживание вместе с семьей. Мы встретим Рождество в Истборне, в номере «Гранд-Отеля» с видом на море!

11 декабря 1892

Полезное открытие. Сегодня в газете случайно наткнулся на упоминание, что Истборн расположен всего лишь в нескольких милях от Гастингса и что между этими городами есть прямая железнодорожная ветка. Думаю на пару дней съездить в Гастингс. Говорят, приятный городок.

17 января 1893

Внезапно ощутил неимоверное бремя предстоящей поездки. Через два дня отбываю в Саутгемптон, оттуда – в Нью-Йорк, потом в Бостон и далее, в самое сердце Америки. Вся неделя прошла в бешеной суматохе: сборы и приготовления, демонтаж необходимого оборудования, упаковка в контейнеры, заблаговременная отправка. Случайностей быть не должно, ведь без аппаратуры нет иллюзиона. Очень многое зависит от этого трансатлантического рейса!

Но теперь у меня образовалась пара свободных дней; можно психологически настроиться и немного отдохнуть дома. Сегодня ходили с Джулией и детьми в Лондонский зоопарк, но меня уже мучит скорое расставание. Сейчас малыши спят, Джулия читает у себя в комнате, а я сижу в тиши своего кабинета и собираюсь посвятить сумрачный январский вечер изложению той информации о мистере Альфреде Бордене, которая у меня накопилась с легкой руки неутомимого мистера Кенига.

Вот факты, проверенные мною лично.

Он появился на свет 8 мая 1856 года в Королевской больнице графства Суссекс, которая находится в Гастингсе, на Богемия-Роуд. Три дня спустя молодая мать, Бетси Мэри Борден, вернулась с новорожденным домой, по адресу Мэнор-Роуд, дом 105, где также располагалась столярная мастерская его отца. При рождении младенец получил имя Фредерик Эндрю Борден; в реестрах гражданского состояния другие новорожденные в этот день не записаны. У Фредерика Эндрю Бордена не было брата-близнеца; тем более не может быть такового сегодня.

Затем я проверил, нет ли у Фредерика Бордена других братьев, близких ему по возрасту и отмеченных явным семейным сходством. Фредерик родился шестым ребенком. У него было три старшие сестры и двое старших братьев, но один брат оказался старше на целых восемь лет, а второй умер, не прожив и трех недель.

Листая подшивки газеты «Вестник Гастингса и Бексхилла», я нашел упоминание о старшем брате Фредерика, которого звали Джулиус (в заметке рассказывалось, как он получал в школе какую-то награду). Выходило, что в возрасте пятнадцати лет у Джулиуса были прямые соломенные волосы. А Фредерик Борден – брюнет. Тем не менее нельзя было исключать, что Джулиус, перекрасив волосы, сделался его сценическим двойником. Но это направление ни к чему не привело: Джулиус умер от чахотки в 1870 году, когда Фредерику было четырнадцать лет.

Оставался еще младший брат, седьмой ребенок в семье, Альберт Джозеф Борден, родившийся 18 мая 1858 года. (Альберт + Фредерик = Альфред? Не отсюда ли пошло самое первое сценическое имя Фредерика?)

Наличие у Фредерика близкого по возрасту брата снова заставляло вернуться к вопросу о двойнике. В больнице я раскопал медицинскую карту, заполненную при рождении Альберта, но ничего особенного это не дало. Однако вездесущий мистер Кениг подсказал мне сходить на Гастингс-Хай-стрит, в ателье мастера художественной фотографии Чарльза Симпкинса.

Мистер Симпкинс встретил меня приветливо и с готовностью продемонстрировал подборку своих дагерротипов. Среди них, как и говорил мистер Кеннинг, обнаружился студийный портрет Фредерика Бордена с младшим братом. Снимок был сделан в 1874 году, когда Фредерику исполнилось восемнадцать лет, а его брату – шестнадцать.

Между ними определенно есть некоторое сходство. Правда, Фредерик высок ростом, у него, как принято выражаться, «благородные» черты и надменная осанка (я это замечал у него и в жизни), тогда как Альберт выглядит куда скромнее. У него удивленный вид, лицо пухлое, щеки круглые, волосы светлее, чем у брата, и вьются сильнее, да и ростом он дюймов на пять ниже.

Этот портрет убедил меня в правоте Кенига: у Фредерика Бордена нет близкого родственника, который мог бы выступить его двойником.

Впрочем, нельзя исключать, что Борден просто-напросто рыскал по лондонским улицам, пока не встретил человека подходящей наружности, из которого с помощью грима сделал себе двойника. Что бы там ни говорил Каттер, я своими глазами видел трюк Бордена. У большинства иллюзионистов двойники появляются перед публикой лишь на считанные секунды; идентичные костюмы обманывают бдительность зала, и люди принимают копию за оригинал.

Борден после своего перемещения позволяет себя рассмотреть, причем рассмотреть внимательно. Он выходит на авансцену, раскланивается, улыбается, берет за руку ассистентку, снова кланяется, подходит ближе, отступает дальше. Нет ни малейшего сомнения, что из второго ящика появляется тот же самый человек, который скрылся в первом.

Итак, я отбываю на длительные гастроли по Новому Свету со смешанным чувством разочарования и успокоенности.

Я так и не сумел дознаться, как Борден выполняет этот проклятый трюк, но, по крайней мере, убедился, что он работает один.

Мне предстоит поездка в центр мира магии; в течение двух месяцев я буду встречаться, а возможно, и сотрудничать с величайшими иллюзионистами Соединенных Штатов Америки. Наверняка кто-нибудь из них сможет подсказать мне ответ. Я еду в Америку, чтобы укрепить свою репутацию и, конечно же, сколотить приличное состояние, но теперь у меня появилась дополнительная цель.

Клянусь, что по возвращении секрет Бордена будет у меня в руках. Клянусь, что через месяц после приезда домой я начну показывать на лондонской сцене усовершенствованный вариант этого трюка.

21 января 1893

На борту п/х «Сатурния»

Позади ровно сутки ходу из Саутгемптона, штормовая качка в Ла-Манше и короткая стоянка в Шербуре; теперь держим курс на Америку. Судно великолепное: паровая машина работает на угле, три палубы, прекрасные условия для размещения и досуга европейского и американского высшего света. Моя каюта – на второй палубе; в попутчиках у меня оказался некий архитектор из Чичестера. Я не открыл ему свою профессию, невзирая на его деликатные светские расспросы. Я уже соскучился – соскучился по своим родным.

Закрываю глаза и вижу, как они стоят под дождем на причале и машут, машут, машут. В такие моменты мне хочется, чтобы моя магия приобрела силу колдовства: один взмах волшебной палочкой, таинственное заклинание – и вот они все здесь, рядом со мной!

24 января 1893

Все еще на п/х «Сатурния»

Мучаюсь от морской болезни, но все же не так, как мой новый знакомый из Чичестера, которого прошлой ночью омерзительно выворачивало прямо в каюте. Бедняга сгорал со стыда и долго извинялся, но исправить уже ничего не мог. Из-за чувства гадливости мне второй день кусок не идет в горло.

27 января 1893

Пишу эти строки, а на горизонте уже показались очертания Нью-Йорка. Через полчаса встречаюсь с Каттером, чтобы проверить, все ли у него готово к выгрузке. Писать больше нет времени!

Только теперь путешествие начинается по-настоящему!

13 сентября 1893

Ничуть не удивляюсь, что со времени последней записи о событиях моей жизни минуло почти восемь месяцев. Открыв дневник, я испытываю желание (которое посещало меня и прежде) уничтожить его целиком.

Такой поступок был бы символичен, потому что я уничтожил, перечеркнул или отбросил все обстоятельства, которые прежде составляли мою жизнь.

Впрочем, еще сохраняется одна тонкая нить. Когда я начал вести дневник, мною двигало по-детски наивное стремление описать всю мою жизнь, как бы она ни сложилась. Сейчас уже не вспомнить, каким я виделся себе из детства тридцатишестилетним, но такого поворота событий нельзя было и представить.

Джулия с детьми осталась в прошлом. Каттер остался в прошлом. Обеспеченная жизнь осталась в прошлом. Меня охватила апатия, отчего карьера пошла на спад и тоже осталась в прошлом.

Я потерял все.

Зато нашел Оливию Свенсон.

Не стану подробно о ней рассказывать; просматривая записи минувших лет, я вижу, с каким восторгом живописал свои чувства к Джулии, и краснею от неловкости. Я достаточно пожил на этом свете и достаточно далеко заходил в сердечных делах, чтобы не доверяться более своим эмоциям.

Скажу только, что я оставил Джулию ради Оливии, которую встретил и полюбил в начале этого года, во время американских гастролей. Мы познакомились на приеме, устроенном в мою честь в славном городе Бостоне (штат Массачусетс); она подошла ко мне, чтобы выразить свое восхищение, как в последние годы поступало множество женщин (пишу об этом без тени тщеславия). Может, потому, что я был вдали от дома и по иронии судьбы особенно сильно скучал по своей семье, но впервые в жизни меня откровенно подцепили на крючок. Оливия, работавшая танцовщицей, присоединилась к моей труппе. Когда настало время уезжать из Бостона, она отправилась вместе с нами, и дальше мы уже не разлучались. Более того, не прошло и пары недель, как она начала выходить на сцену в качестве моей ассистентки, а впоследствии прибыла вместе со мною в Лондон.