Кровавая луна - Джеймс Эллрой

Потом украли его магнитофон, и он обрел безликого врага: сержанта Ллойда, удильщика из убойного отдела. За одиннадцать часов, прошедшие с тех пор, как он впервые услышал голос на пленке, поэт кончил четыре раза. Все более яркие фантазии на темы «Города мальчиков» доводили его чуть ли не до столбняка, но почти в то же мгновение он готов был взрываться снова и снова, хотя и опасался последствий. Он любовался сувенирами у себя на стенах, но это не помогало. Его волновал только голос на пленке. Потом он подумал о Пегги Мортон. Она жила всего в нескольких кварталах от улицы, кишевшей молодыми людьми напрокат, молодыми людьми под стать вызывающему стыд голосу на пленке, молодыми людьми, ведущими такую же омерзительную жизнь, как офицер Свинья и его прихвостень. Он поехал в Западный Голливуд. Настало время обручиться.

Пегги Мортон жила в доме с электронной охраной на Флорес-авеню, в двух кварталах к югу от Сансет-стрип. Однажды ночью он проследил за ней от открытого круглосуточно супермаркета на углу Санта-Моники и Свитцер. Держась под деревьями, укрывающими тротуар своей тенью, он слушал, как она на ходу склоняет французские глаголы. В ней чувствовались простота и здравомыслие. После травмирующего опыта с Джулией он ухватился за эту простоту, ставшую основой его страсти.

Ему потребовалась всего неделя, чтобы установить, что эта хорошенькая рыжеволосая женщина подчинила всю свою жизнь железному распорядку. Она работала кассиршей в «Тауэр рекордс», уходила с работы ровно в полночь, и ее любовник Фил, ночной менеджер магазина, провожал ее до супермаркета, где она покупала продукты, а потом шел с ней до самого дома. Фил оставался на ночь только по вторникам и пятницам.

Он слышал, как Пегги не раз повторяла Филу:

– Мы же договорились, милый. Мне надо учить французский. Ты обещал на меня не давить.

Добродушный, слегка придурковатый Фил сначала протестовал, потом обнимал Пегги вместе с пакетом продуктов, надолго прижимая ее к себе, и уходил, покачивая головой. После этого Пегги тоже качала головой, словно говоря: «Ох уж эти мужчины!» – вынимала из сумки связку ключей и отпирала первую из многочисленных дверей, отделявших ее от квартиры на четвертом этаже.

Его очаровало здание, в котором она жила. Дом словно бросал вызов. Семь этажей стекла, стали и бетона. В вестибюле объявление: «Тотальное электронное наблюдение 24 часа в сутки». Он сокрушенно покачал головой. Что за люди нуждаются в такой защите? Как это грустно! Он знал, что на кольце у Пегги четыре ключа, и все они ей необходимы, чтобы попасть домой. Он слышал, как Фил шутил по этому поводу. Знал он и то, что вестибюль постоянно просматривается электронными камерами. Значит, первый шаг – заполучить ключи…

Он добился своего с легкостью, но достиг лишь частичного успеха. Изучив за три дня распорядок Пегги, он выяснил, что она приходит на работу в четыре часа пополудни и первым делом идет в комнату отдыха для персонала в задней части магазина. Там она оставляет свою сумку на столе рядом с автоматом кока-колы и направляется в соседнюю подсобку проверить новые поступления пластинок. За всеми ее действиями он следил через скользящую стеклянную дверь три дня подряд. На четвертый день поэт сделал свой ход и все испортил: услышал, как Пегги возвращается, и сбежал в торговый зал с одним-единственным ключом в руке.

Но это оказался ключ от подъезда. В тот же вечер, переодевшись женщиной и держа для камуфляжа пакет с продуктами, он как ни в чем не бывало отпер дверь подъезда и направился к почтовым ящикам. Оказалось, что Пегги живет в квартире 423. Затем он прошелся по вестибюлю и узнал, что отдельный ключ требуется для двери лифта. Его это не устрашило. Он заметил незапертую дверь слева, открыл ее и прошел по полутемному коридору в прачечную, забитую стиральными и сушильными машинами. Осмотрев помещение, он заметил большой вентиляционный люк в потолке, услышал шум из расположенных наверху квартир, и колесики в мозгу заработали…

Опять он оделся женщиной, но на этот раз напялил платье на облегающее хлопчатобумажное трико. Припарковался на другой стороне улицы и стал ждать возвращения Пегги. Дрожь ожидания, предвкушения была так сильна, что он совсем забыл о голосе удильщика из убойного отдела.

Пегги вернулась домой в ноль тридцать пять. Обхватила пакет с покупками одной рукой, а другой вставила в замок новый ключ и вошла. Он выждал полчаса, затем последовал ее примеру, прикрывая лицо таким же пакетом с покупками. Он прошел через вестибюль в прачечную, вывесил на двери самодельную табличку «Не работает» и запер дверь изнутри. Потом снял мешковатое платье в клеточку и высыпал из пакета свои инструменты: отвертку, стамеску, слесарный молоток, ножовку и пистолет тридцать второго калибра с глушителем. Он рассовал их по карманам армейского пояса для запасного боекомплекта, застегнул его на талии и натянул хирургические резиновые перчатки.

Перебирая в уме любовные воспоминания о Пегги, он забрался на стиральную машину прямо под люком и заглянул в темноту, потом глубоко вдохнул, поднял руки над головой, как пловец, и подпрыгнул. Ему удалось зацепиться локтями за внутренние стенки вентиляционной шахты, облицованные гофрированным железом. Легкие буквально лопались от чудовищного напряжения, но он подтянул себя в шахту и, упираясь локтями, плечами и ногами, медленно двинулся вверх. Он полз дюйм за дюймом, чувствуя себя червем, отбывающим срок в аду. Дюйм… еще дюйм… Стараясь дышать в одном ритме с движениями. В шахте стояла удушающая духота, металл обдирал ему кожу сквозь трикотаж костюма.

Он добрался до ответвления второго этажа и обнаружил, что боковой штрек достаточно просторен и по нему можно проползти. Поэт двинулся вперед, наслаждаясь возможностью вновь принять горизонтальное положение. В конце пути он уперся в металлическую пластину, усеянную крошечными отверстиями. Через них просачивался прохладный воздух. Он прищурился и увидел, что находится на уровне потолка второго этажа, напротив квартир 212 и 214. Он лег на спину, вынул из карманов на поясе молоток и стамеску, опять перевернулся на живот, вклинил стамеску между стенкой шахты и краем пластины и ударил молотком. Пластина упала на синий ковер в коридоре. Он пролез в отверстие и спрыгнул, приземлившись на четвереньки. Переведя дух, кое-как водрузил пластину на место, а сам двинулся по коридору, рыская глазами в поисках скрытых видеокамер. Ничего не обнаружив, он прошел через двойные двери на площадку и поднялся на два марша бетонной служебной лестницы. С каждой ступенькой его сердце билось все сильнее.

В коридоре четвертого этажа было пусто. Поэт подошел к квартире 423 и прижался ухом к двери. Тишина. Он вынул из кармана на поясе автоматический пистолет тридцать второго калибра, проверил, хорошо ли привинчен к стволу глушитель, постучал и позвал, подражая придурковатому Филу:

– Пег? Это я, детка.

За дверью послышались шаги, и Пегги произнесла с ласковой ворчливостью:

– Ах ты, ненормальный…

Через секунду дверь открылась. Увидев человека в облегающем черном трико, Пегги Мортон от изумления ахнула и зажала рот рукой. В его светло-голубых глазах она увидела томление. Заметив пистолет, женщина попыталась закричать, но не издала ни звука.

– Помни меня, – сказал он и выстрелил ей в живот.

Послышался тихий хлопок, и Пегги упала на колени. Ее дрожащие от страха губы пытались сказать «Нет». Он прижал пистолет к ее груди и спустил курок. Она опрокинулась навзничь в свою гостиную и все-таки прошептала: «Нет». Слово вытекло изо рта вместе с кровью. Он вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Ресницы Пегги трепетали, она судорожно ловила ртом воздух. Он нагнулся и распахнул ее халат. Под ним было только голое тело. Он прижал ствол прямо к сердцу и снова выстрелил. Тело конвульсивно дернулось, голова вскинулась. Кровь хлынула изо рта и ноздрей. Ресницы дрогнули в последний раз и сомкнулись навсегда.

Он прошел в спальню и нашел в шкафу безразмерное платье-рубашку. Вроде бы на него налезет. Порывшись в комоде, он обнаружил темный парик и широкополую соломенную шляпу. Поэт надел платье, парик, шляпу, посмотрелся в зеркало и решил, что он красавица.

Обход кухни принес ему новые трофеи: большой двойной пакет для покупок и пачку газет. Он отнес их в гостиную, положил на пол рядом с телом своей самой последней возлюбленной. Снял с Пегги окровавленный халат и вынул ножовку. Опустив пилу, он закрыл глаза, но продолжал чувствовать острый запах крови. Потребовалось всего несколько минут, чтобы расчленить тело. Светло-желтый ковер стал темно-красным.

Он вышел на балкон и взглянул на реку автомобилей, текущую по Сансет-стрип. «Интересно, куда все эти люди едут?» – мелькнуло в голове. Потом вернулся к своей двадцать третьей возлюбленной, взял ее отделенные от тела руки и ноги, отнес их на балкон и бросил вниз, наблюдая, как они исчезают в темноте, повинуясь, казалось, не закону земного притяжения, а его могуществу.