Утонувшие надежды - Дональд Уэстлейк

35

Как выяснилось, тайник в церкви был единственным личным банком Тома на северо-востоке страны. Том неохотно признался, что ему удалось уберечь от жадных лап адвокатов еще несколько тайников, однако все они были далеко, в разных штатах. Том не хотел никуда ехать, не желал делиться последними запасами и вообще ничего не собирался делать. Поэтому Дортмундеру пришлось предложить ему ехать вдвоем, захватив с собой минимум багажа на тот случай, если придется задержаться на месте. Впрочем, он намеревался проделать все как можно быстрее. Добраться до нужного места, взять деньги и сразу уехать обратно.

— Только что-нибудь попроще, Том, — попросил Дортмундер. — Никаких свадеб, никаких столпотворений.

— Что ж, — отозвался Том. — Надеюсь, тебя устроит место, где вообще никого нет? Как насчет города-призрака?

Туда они и отправились. По дороге Том рассказал Дортмундеру историю города Кронли, штат Оклахома. В начале века этот город был центром скотоводства и крупным транспортным узлом, однако со временем от цветущего организма осталась лишь иссушенная зноем пустая оболочка.

— И все из-за железной дороги, — сказал Том.

— Железные дороги... — откликнулся Дортмундер, ведя машину по пустому двухполосному шоссе в сердце Оклахомы и размышляя о стальных путях, уходящих под воду среди зеленых холмов на севере штата Нью-Йорк. — Внезапно появились железные дороги и подмяли все под себя.

— Нет, с Кронли произошла другая история, — сказал Том. — Город внезапно лишился железной дороги.

— Такое происходит сплошь и рядом.

— Здесь случай особый, — ответил Том. — Кронли начинался с небольшого фермерского поселения, на маленьком ручье, протекавшем между реками Канейдиан и Симаррон. Люди покупали там соль и торговали молоком. Во времена Гражданской войны к городу подвели железную дорогу. Кронли все разрастался, стал столицей округа, обзавелся складами, конторами предпринимателей; там был построен огромный пятиэтажный отель для заезжих дельцов, самое высокое здание в городе.

— Целых пять этажей! — поразился Дортмундер.

Том пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:

— Засуха тридцатых годов особенно крепко ударила по городу, потому что местные фермеры разъехались и население изрядно сократилось. И все же город продолжал жить, пока в пятидесятых годах Оклахома не допустила серьезную ошибку.

— Оклахома? Весь штат?

— Да, — ответил Том. — Видишь ли, Оклахома сохранила у себя сухой закон после его отмены по всей стране. Возьми человека, Эл, заставь его страдать, и он решит, что горе и невзгоды ниспосланы ему Господом в наказание за тяжкие грехи. Человек решит, что, если причинить самому себе еще большие страдания, то, может быть, Боженька его простит. Один парень в тюрьме рассказывал мне, что в средние века люди хлестали себя плетьми, дабы уберечься от чумы. Короче говоря, Оклахома, и без того иссушенная зноем, многострадальная и пыльная, решила еще подсушиться — авось, Господь смилуется. Итак, выпивка оказалась под запретом.

— Так в этом и состояла роковая ошибка? — спросил Дортмундер. — Сухой закон прикончил целый город?

— С него все началось, — ответил Том. — Видишь ли, стоит написать какой-нибудь закон, и, как бы тот ни был суров, всегда найдется кто-нибудь, кто пожелает еще больше усугубить его гнет. Именно это и произошло в пятидесятых годах. Полицейские штата Оклахома садились в транзитные поезда и арестовывали барменов в вагонах-ресторанах за торговлю спиртными напитками в «сухом» штате.

— Минутку, — попросил Дортмундер. — Ты говоришь, в поездах?

— В проходящих поездах, въезжавших на территорию штата с одной стороны и выезжавших с другой. Полиция забирала бармена и сажала его на ночь в кутузку. А на другой день приезжал адвокат железнодорожной компании и вызволял парня. Веселенькая ночка для бармена, а? — Том улыбнулся, умудрившись не пошевелить при этом губами. — Эл, сворачивай вон на ту дорогу, — добавил он.

Впереди показался небольшой знак, возвещавший о приближении левого поворота. С тех пор, как Том некоторое время назад взял на себя обязанности штурмана, каждый очередной поворот выводил их на все более безлюдные и узкие дороги. Сейчас Том велел Дортмундеру свернуть с пустого двухрядного асфальтового шоссе на узенькую покрытую гравием и политую битумом дорожку, вившуюся по заросшей чахлым кустарником местности, подобно следу спятившей от жажды змеи.

Одно радовало: здесь, в самом сердце штата, местность была уже не такой однообразной, как раньше. Дорогу обступили приземистые, голые, выжженные солнцем холмы, а вдали виднелись чуть более высокие и скалистые, но столь же безжизненные нагорья. Дорога, на которую они свернули, мало-помалу забиралась все выше и становилась все более ухабистой и каменистой, словно ее изредка поливали дожди. Теперь Дортмундеру приходилось держать руль обеими руками. Объезжая кочки и рытвины, он сказал:

— Итак, мы остановились на том, что барменов сажали на ночь в каталажку.

— Да, — подтвердил Том. — И поэтому в последующие годы железнодорожные компании направляли поезда по путям, пролегавшим все дальше от Кронли, и в итоге в Оклахоме вовсе не осталось действующих железных дорог.

— Ты это серьезно? — спросил Дортмундер, поражаясь и вместе с тем восторгаясь масштабами постигшей Оклахому кары.

— Вполне, — сказал Том. — И это положение сохранилось до наших дней. Открыв карту «Амтрак», ты увидишь, что железнодорожные пути огибают Оклахому, не заходя на ее территорию. Именно это обстоятельство погубило Кронли. Нет поездов — нет резона оставаться в этом проклятом Богом месте. Где-то здесь нужно будет свернуть... За здешними дорогами никто не следит, и нам придется смотреть в оба.

— Налево или направо?

— Направо.

Дортмундер чуть притормозил и прижал стиральную машину к правой обочине узкой дороги. И все же они едва не прозевали нужный поворот.

— Проклятие! — выругался Том. — Проскочили! На сей раз это моя вина. Я должен был его заметить.

Дортмундер затормозил и внимательно посмотрел на Тома.

— На сей раз, говоришь?

— Да, на сей раз, — ответил Том, оглядываясь и рассматривая через правое плечо дорогу, по которой они только что проехали. — Давай вернемся, Эл. Слышишь?

Дортмундер набрал в грудь воздуху и задержал дыхание. Потом кивнул сам себе, выпустил воздух из легких, включил заднюю передачу, и стиральная машина рванулась назад. Из-под ее колес во все стороны брызнул гравий.

— Успокойся, Эл, — примирительно произнес Том, выглядывая в свое окно. Затем высунул наружу руку и указал пальцем: — Вот он. Видишь?

Наконец Дортмундер увидел потрескавшийся асфальт, засыпанный землей и покрытый растительностью.

— Это и есть дорога?

— Когда-то эта дорога вела в обратную сторону, — сказал Том. — Кстати, та дорога, на которой мы находимся сейчас, тоже в свое время была асфальтированной.

— Почему бы нам не поехать по дороге, что ведет к городу?

— Ее уже нет. Часть дороги разрушили при постройке шоссе, а часть полосы отчуждения была распродана фермерам.

— Далеко еще?

— Миль шесть.

— Я не уверен, что мы сможем проехать, — сказал Дортмундер. — Тут нужен джип, а то и танк.

— Все будет в порядке, Эл, — заверил его Том. — Ты знай крути баранку.

Дортмундер направил свой маленький белый аппаратик по дороге, которая была ему явно не по колесам. Покрытие большей частью раскрошилась, растрескалось или было размыто дождями. То, что уцелело, поросло травой, пробившейся сквозь асфальт. Когда-то дорога была достаточно широка и имела две полосы, однако самые сильные разрушения пришлись на края, так что временами дорога сужалась до ширины машины, и ни на одном из своих отрезков не выглядела хоть сколь-нибудь прилично и цивилизованно.

Впрочем, Тому было наплевать. Автомобиль проезжал мили четыре в час, и на такой скорости они добрались бы до Кронли часа через полтора. Дортмундер сгорбился над рулевым колесом и, прижав лоб к ветровому стеклу, всматривался в ухабы, грозившие переломать машине оси.

Вдруг Том самым беззаботным тоном произнес:

— Ты знаешь, Эл, а ведь это мой самый старый тайник. Я заложил его сразу после войны, во времена повального возвращения солдат. Шулера и мошенники уже поджидали их на улицах городов с досками и колодами карт в руках. В Кронли был один парень, он жил в гостинице с девицей по имени Мира. В тех местах проходили толпы солдатиков — кто-то из них возвращался на свои фермы, кто-то пересаживался на другой поезд. Видишь ли, тогда из Кронли еще можно было уехать в Уошито-Фоллз, а то и к самой Уошито, или даже в Амарильо. Куда угодно. Так вот, этот парень — как бишь его звали? Впрочем, не важно. Короче, они на пару с Мирой обдирали солдатиков как липку. Парень играл с ними в покер в гостиничном номере, а Мира толклась поблизости с очень соблазнительным видом. Мы с ней быстро нашли общий язык и договорились, что, когда в комнате запахнет большими деньгами, она подаст мне знак и отопрет двери. Потом мы — я и еще двое парней — вошли в номер и забрали деньги. — Том кивнул и, не шевеля губами, сказал: — Хи-хи, эти двое, они ничего не знали про меня и Миру. Они вскочили в лифт, а я захлопнул за ними дверь, вырубил электричество и унес денежки в номер, который Мира сняла для меня.